Россiя въ концлагере

По нашему плану Юра долженъ былъ выйти изъ барака нeсколько раньше девяти утра -- въ девять утра отходилъ автобусъ на Повeнецъ -- оставить въ нeкоемъ мeстe свой декоративный узелокъ съ вещами, достать въ другомъ мeстe удочки и идти на югъ, къ нашему тайнику. Я долженъ былъ выйти въ 12 часовъ -- часъ отправленiя поeзда на югъ -- взявъ съ собой еще оставшiяся въ баракe вещи и продовольствiе и двинуться къ тому же тайнику. Но что -- если у этого тайника уже торчитъ ГПУ-ская засада? И какъ быть, если Юру просто задержатъ по дорогe какiе-нибудь рьяные оперативники?

Я слeзъ съ наръ. Староста барака, бывшiй коммунистъ и нынeшнiй лагерный активистъ, изъ породы людей, которая лучше всего опредeляется терминомъ "дубина", спросилъ меня безразличнымъ тономъ:

– - Что -- тоже въ командировку eдете?

– - Да. До Мурманска и обратно.

– - Ну, желаю прiятной поeздки...

Въ этомъ пожеланiи мнe почудилась скрытая иронiя... Я налилъ себe кружку кипятку, подумалъ и сказалъ:

– - Особеннаго удовольствiя не видать... Работы будетъ до чорта...

– - Да, а все же -- хоть на людей посмотрите...

И потомъ безъ всякой логической связи:

– - А хорошiй парнишка, вашъ Юра-то... Вы все-таки поглянывайте, какъ бы его тутъ не спортили... Жалко будетъ парня... Хотя, какъ вы съ Успенскимъ знакомые -- его, должно, скоро выпустятъ... {458}

Я хлебалъ кипятокъ и однимъ уголкомъ глаза тщательно прощупывалъ игру каждаго мускула на дубоватомъ лицe старосты... Нeтъ, ничего подозрительнаго. А на такомъ лицe все-таки было бы замeтно... О Юрe же онъ говоритъ такъ, на всякiй случай, чтобы сдeлать прiятное человeку, который "знакомый" съ самимъ Успенскимъ... Поболтали еще. До моего выхода остается еще три часа -- самые долгiе три часа въ моей жизни...

Упорно и навязчиво въ голову лeзли мысли о какомъ-то таинственномъ дядe, который сидитъ гдe-то въ дебряхъ третьяго отдeла, видитъ всe наши ухищренiя, "какъ сквозь стеклышко", и даетъ намъ время и возможность для коллекцiонированiя всeхъ необходимыхъ ему уликъ... Можетъ быть, когда я получалъ свою параллельную командировку на югъ, дядя позвонилъ въ Адмотдeлъ и сказалъ: "выписывайте, пущай eдетъ"... И поставилъ у нашего тайника вохровскiй секретъ...

Для того, чтобы отвязаться отъ этихъ мыслей, и для того, чтобы сдeлать всe возможныя попытки обойти этого дядю, буде онъ существовалъ въ реальности, я набросалъ двe маленькiя статейки о спартакiадe въ "Перековку" и въ лагерную радiо-газету, занесъ ихъ, поболталъ со Смирновымъ, далъ ему нeсколько газетно-отеческихъ совeтовъ, получилъ нeсколько порученiй въ Мурманскъ, Сегежу и Кемь и -- что было совсeмъ ужъ неожиданно -- получилъ также и авансъ въ 35 рублей въ счетъ гонораровъ за выполненiе этихъ порученiй... Это были послeднiя совeтскiя деньги, которыя я получилъ въ своей жизни и на нихъ сдeлалъ свои послeднiя совeтскiя покупки: два килограмма сахара и три пачки махорки. Полтинникъ еще остался...

Вышелъ изъ редакцiи и, къ крайнему своему неудовольствiю, обнаружилъ, что до полудня остается еще полтора часа. Пока я ходилъ въ обe редакцiи, болталъ со Смирновымъ, получалъ деньги -- время тянулось такъ мучительно, что, казалось, полдень совсeмъ уже подошелъ. Я чувствовалъ, что этихъ полутора часовъ я полностью не выдержу.

Пришелъ въ баракъ. Въ баракe было почти пусто. Влeзъ на нары, сталъ на нихъ, на верхней полкe, закрытой отъ взглядовъ снизу, нагрузилъ въ свой рюкзакъ оставшееся продовольствiе и вещи -- ихъ оказалось гораздо больше, чeмъ я предполагалъ -- взялъ съ собой для камуфляжа волейбольную сeтку, футбольный мячъ, связку спортивной литературы, на верху которой было увязано руководство по футболу съ рисункомъ на обложкe, понятнымъ всякому вохровцу, прихватилъ еще и два копья и вышелъ изъ барака.

Въ сущности, не было никакихъ основанiй предполагать, что при выходe изъ барака кто-нибудь станетъ ощупывать мой багажъ, хотя по правиламъ или староста, или дневальный обязаны это сдeлать... Если недреманное око не знаетъ о нашемъ проектe, никто насъ обыскивать не посмeетъ: блатъ у Успенскаго. Если знаетъ, насъ захватятъ у тайника... Но все-таки изъ дверей барака я выходилъ не съ очень спокойной душой. Староста еще разъ пожелалъ мнe счастливаго пути. Дневальный, сидeвшiй на {459} скамеечкe у барака, продeлалъ ту же церемонiю и потомъ какъ-то замялся.

– - А жаль, что вы сегодня eдете...

Мнe почудилось какое-то дружественное, но неясное предупрежденiе... Чуть-чуть перехватило духъ... Но дневальный продолжалъ:

– - Тутъ письмо я отъ жены получилъ... Такъ, значитъ, насчетъ отвeту... Ну, ужъ когда прieдете, такъ я васъ попрошу... Юра? Нeтъ, молодой еще онъ, что его въ такiя дeла мeшать...

Отлегло... Поднялся на горку и въ послeднiй разъ посмотрeлъ на печальное мeсто страннаго нашего жительства. Баракъ нашъ торчалъ какимъ-то кособокимъ гробомъ, съ покосившейся заплатанной крышей, съ заклеенными бумагой дырами оконъ, съ дневальнымъ, понуро сидeвшимъ у входа въ него... Странная вещь -- во мнe шевельнулось какое-то сожалeнiе... Въ сущности, неплохо жили мы въ этомъ баракe И много въ немъ было совсeмъ хорошихъ, близкихъ мнe русскихъ людей. И даже нары мои показались мнe уютными. А впереди въ лучшемъ случаe -- лeса, трясины, ночи подъ холоднымъ карельскимъ дождемъ... Нeтъ, для приключенiй я не устроенъ...

Стоялъ жаркiй iюльскiй день. Я пошелъ по сыпучимъ улицамъ Медгоры, прошелъ базаръ и площадь, тщательно всматриваясь въ толпу и выискивая въ ней знакомыя лица, чтобы обойти ихъ сторонкой, нeсколько разъ оборачивался, закуривалъ, разсматривалъ афиши и мeстную газетенку, расклеенную на столбахъ и стeнахъ (подписка не принимается за отсутствiемъ бумаги), и все смотрeлъ -- нeтъ ли слeжки? Нeтъ, слeжки не было -- на этотъ счетъ глазъ у меня наметанный. Прошелъ вохровскую заставу у выхода изъ поселка -- застава меня ни о чемъ не спросила -- и вышелъ на желeзную дорогу.

Первыя шесть верстъ нашего маршрута шли по желeзной дорогe: это была одна изъ многочисленныхъ предосторожностей на всякiй случай. Во время нашихъ выпивокъ въ Динамо мы установили, что по полотну желeзной дороги собаки ищейки не работаютъ вовсе: паровозная топка сжигаетъ всe доступные собачьему нюху слeды. Не слeдовало пренебрегать и этимъ.

Идти было трудно: я былъ явственно перегруженъ -- на мнe было не меньше четырехъ пудовъ всякой ноши... Одна за другой проходили версты -- вотъ знакомый поворотъ, вотъ мостикъ черезъ прыгающую по камнямъ рeчку, вотъ, наконецъ, телеграфный столбъ съ цифрой 25/511, откуда въ лeсъ сворачивало какое-то подобiе тропинки, которая нeсколько срeзала путь къ пятому лагпункту. Я на всякiй случай оглянулся еще разъ -- никого не было -- и нырнулъ въ кусты, на тропинку.

Она извивалась между скалъ и корягъ -- я обливался потомъ подъ четырехпудовой тяжестью своей ноши, и вотъ, передъ поворотомъ тропинки, откуда нужно было нырять въ окончательную чащу, вижу: навстрeчу мнe шагаетъ патруль изъ двухъ оперативниковъ...

Былъ моментъ пронизывающаго ужаса: значитъ -- подстерегли... {460} И еще болeе острой обиды: значитъ -- они оказались умнeе. Что же теперь?... До оперативниковъ шаговъ двадцать... Мысли мелькаютъ съ сумасшедшей быстротой... Броситься въ чащу? А Юра? Ввязаться въ драку? Ихъ двое... Почему только двое? Если бы этотъ патруль былъ снаряженъ спецiально для меня оперативниковъ было бы больше -- вотъ отрядили же въ вагонe ? 13 человeкъ по десяти на каждаго изъ боеспособныхъ членовъ нашего "кооператива"... А разстоянiе все сокращается... Нeтъ, нужно идти прямо. Ахъ, если бы не рюкзакъ, связывающiй движенiя... Можно было бы: схватить одного и, прикрываясь имъ, какъ щитомъ, броситься на другого и обоихъ сбить съ ногъ. Тамъ, на землe обe ихъ винтовки были бы ни къ чему и мое джiу-джитсу выручило бы меня еще одинъ разъ -- сколько разъ оно меня уже выручало... Нeтъ, нужно идти прямо, да и поздно уже сворачивать -- насъ отдeляетъ шаговъ десять...

Сердце колотилось, какъ сумасшедшее. Но, повидимому, снаружи не было замeтно ничего, кромe лица, залитаго потомъ.

Одинъ изъ оперативниковъ поднесъ руку къ козырьку и не безъ прiятности осклабился.

– - Жарковато, товарищъ Солоневичъ... Что-жъ вы не поeздомъ?..

Что это? Издeвочка?

– - Режимъ экономiи. Деньги за билетъ въ карманe останутся...

– - Да, оно, конечно. Лишняя пятерка -- оно, смотришь, и поллитровка набeжала... А вы -- на пятый?

– - На пятый.