Россiя въ концлагере

Профессоръ Бутько, какъ и очень многое изъ самостiйныхъ малыхъ сихъ, былъ твердо убeжденъ въ томъ, что Украину разорили, а его выслали въ концлагерь не большевики, а "кацапы". На эту тему мы съ нимъ какъ-то спорили, и я сказалъ ему, что я прежде всего никакъ не кацапъ, а стопроцентный бeлоруссъ, что я очень радъ, что меня учили русскому языку, а не бeлорусской мовe, что Пушкина не замeняли Янкой Купалой и просторовъ Имперiи -- уeзднымъ патрiотизмомъ "съ сеймомъ у Вильни, або у Минску", и что, въ результатe всего этого, я не выросъ такимъ олухомъ Царя Небеснаго, какъ хотя бы тотъ же профессоръ Бутько.

Не люблю я, грeшный человeкъ, всeхъ этихъ культуръ мeстечковаго масштаба, всeхъ этихъ попытокъ разодрать общерусскую культуру -- какая она ни на есть -- въ клочки всякихъ кисло-капустянскихъ сепаратизмовъ. Но фраза объ олухe Царя Небеснаго была сказана и глупо, и грубо. Глупо -- потому что проф. Бутько, какъ онъ ни старался этого скрыть, былъ воспитанъ на томъ же Пушкинe, грубо потому, что олухомъ Царя Небеснаго Бутько, конечно, не былъ -- онъ былъ просто провинцiальнымъ романтикомъ. Но въ каторжной обстановкe УРЧ и прочаго не всегда хватало силъ удержать свои нервы въ уздe. Бутько обидeлся -- и онъ былъ правъ. Я не извинился -- и я былъ неправъ. Дальше -пошло еще хуже. А вотъ -- сидитъ человeкъ и не спитъ -- потому, что прикрылъ своимъ бушлатомъ кацапскаго юношу. {188}

– - Зачeмъ же вы это, товарищъ Бутько? Возьмите свой бушлатъ. Я сбeгаю въ палатку и принесу одeяло...

– - Да не стоитъ. Уже развидняться скоро будетъ. Вотъ сижу у печки и грeюсь... Хотите въ компанiю?

Спать мнe не хотeлось. И отъ необычнаго возбужденiя, вызваннаго коньякомъ и разговоромъ съ Чекалинымъ, и отъ дикой нервной взвинченности, и отъ предчувствiя жестокой нервной реакцiи послe этихъ недeль безмeрнаго нервнаго напряженiя.

Мы усeлись у печки. Бутько съ недоумeнiемъ повелъ носомъ. Я полeзъ въ карманъ за махоркой. Махорки не оказалось: вотъ досада -- вeроятно, забылъ у Чекалина. А можетъ быть, затесалась подъ свертокъ съ икрой. Вытащилъ свертокъ. Газетная бумага разлeзлась, и сквозь ея дыры виднeлись комки икры. Подъ икрой оказался еще одинъ неожиданный подарокъ Чекалина -- три коробки папиросъ "Тройка", которыя продаются только въ самыхъ привиллегированныхъ "распредeлителяхъ" и по цeнe двадцать штукъ -- семь съ полтиной. Я протянулъ Бутько папиросы. Въ его глазахъ стояло подозрительное недоумeнiе. Онъ взялъ папиросу и нерeшительно спросилъ:

– - И гдe-жъ это вы, И. Л., такъ наклюкались?

– - А что, замeтно?

– - Что-бъ очень -- такъ нeтъ. А духъ идетъ. Духъ, нужно сказать, добрый, вродe какъ коньякъ?

– - Коньякъ.

Бутько вздохнулъ.

– - А все потому, что вы -- великодержавный шовинистъ. Свой своему -поневолe братъ. Всe вы москали -- имперiалисты: и большевики, и меньшевики, и монархисты, и кто его знаетъ, кто еще. Это у васъ въ крови.

– - Я вeдь вамъ говорилъ, что великорусской крови у меня ни капли нeтъ...

– - Значитъ -- заразились. Имперiализмъ -- онъ прилипчивый.

– - Лeтописецъ писалъ о славянахъ, что они любятъ "жить розно". Вотъ это, пожалуй, -- въ крови. Можете вы себe представить нeмца, воюющаго изъ-за какой-нибудь баварской самостiйности? А вeдь языкъ баварскаго и прусскаго крестьянина отличаются больше, чeмъ языкъ великорусскаго и украинскаго.

– - Что хорошаго въ томъ, что Пруссiя задавила всю Германiю?

– - Для насъ -- ничего. Есть рискъ, что, скажемъ, Украину слопаютъ такъ же, какъ въ свое время слопали полабскихъ и другихъ прочихъ славянъ.

– - Разъ ужъ такое дeло -- пусть лучше нeмцы лопаютъ. Мы при нихъ, по крайней мeрe, не будемъ голодать, да по лагерямъ сидeть. Для насъ ваши кацапы -- хуже татарскаго нашествiя. И при Батыe такъ не было.

– - Развe при царскомъ режимe кто-нибудь на Украинe голодалъ?

– - Голодать -- не голодалъ, а давили нашъ народъ, душили нашу культуру. Это у васъ въ крови, -- съ хохлацкимъ упрямствомъ {189} повторялъ Бутько.
– Не васъ лично, вы ренегатъ, отщепенецъ отъ своего народа.

Я вспомнилъ о бушлатe и сдержался...

– - Будетъ, Тарасъ Яковлевичъ, говорить такъ: вотъ у меня въ Бeлоруссiи живутъ мои родичи -- крестьяне. Если я считаю, что вотъ лично мнe русская культура -- общерусская культура, включая сюда и Гоголя, -- открыла дорогу въ широкiй мiръ -- почему я не имeю права желать той же дороги и для моихъ родичей... Я часто и подолгу живалъ въ бeлорусской деревнe, и мнe никогда и въ голову не приходило, что мои родичи -- не русскiе. И имъ -- тоже. Я провелъ лeтъ шесть на Украинe -- и сколько разъ мнe случалось переводить украинскимъ крестьянамъ газеты и правительственныя распоряженiя съ украинскаго языка на русскiй -- на русскомъ имъ было понятнeе.

– - Ну, ужъ это вы, И. Л., заливаете.

– - Не заливаю. Самъ Скрыпникъ принужденъ былъ чистить оффицiальный украинскiй языкъ отъ галлицизмомъ, которые на Украинe никому, кромe спецiалистовъ, непонятны. Вeдь это не языкъ Шевченки.

– - Конечно, развe подъ московской властью могъ развиваться украинскiй языкъ?

– - Могъ ли или не могъ -- это дeло шестнадцатое... А сейчасъ и бeлорусская, и украинская самостiйность имeютъ въ сущности одинъ, правда невысказываемый, можетъ быть, даже и неосознанный доводъ: сколько министерскихъ постовъ будетъ организовано для людей, которые, по своему масштабу, на общерусскiй министерскiй постъ никакъ претендовать не могутъ... А мужику -- бeлорусскому и украинскому -- эти лишнiе министерскiе, посольскiе и генеральскiе посты ни на какого чорта не нужны. Онъ за вами не пойдетъ. Опытъ былъ. Кто пошелъ во имя самостiйности за Петлюрой? Никто не пошелъ. Такъ и остались: "въ вагонe -- директорiя, а подъ вагономъ -территорiя".

– - Сейчасъ пойдутъ всe.

– - Пойдутъ. Но не противъ кацаповъ, а противъ большевиковъ.

– - Пойдутъ противъ Москвы.

– - Противъ Москвы сейчасъ пойдутъ. Противъ русскаго языка -- не пойдутъ. Вотъ и сейчасъ украинскiй мужикъ учиться по-украински не хочетъ, говоритъ, что большевики нарочно не учатъ его "паньской мовe", чтобы онъ мужикомъ и остался.

– - Народъ еще не сознателенъ.

– - До чего это всe вы сознательные -- и большевики, и украинцы, и меньшевики, и эсэры. Всe вы великолeпно сознаете, что нужно мужику -- вотъ только онъ самъ ничего не сознаетъ. Вотъ еще -- тоже сознательный дядя... (Я хотeлъ было сказать о Чекалинe, но во время спохватился)... Что ужъ "сознательнeе" коммунистовъ. Они, правда, опустошатъ страну, но вeдь это дeлается не какъ-нибудь, а на базe самой современной, самой научной соцiологической теорiи...

– - А вы не кирпичитесь.

– - Какъ это не кирпичиться... Сидимъ мы съ вами, слава {190} тебe Господи, въ концлагерe -- такъ намъ-то есть изъ-за чего кирпичиться... И если ужъ здeсь мы не поумнeемъ, не разучимся "жить розно", такъ насъ всякая сволочь будетъ по концлагерямъ таскать... Любители найдутся...

– - Если вы доберетесь до власти -- вы тоже будете въ числe этихъ любителей.

– - Я -- не буду. Говорите на какомъ хотите языкe и не мeшайте никому говорить на какомъ онъ хочетъ. Вотъ и все.

– - Это не подходитъ... Въ Москвe говорите -- на какомъ хотите. А на Украинe -- только по-украински.

– - Значитъ, -- нужно заставить?

– - Да, на первое время нужно заставить.

– - Большевики тоже -- "на первое время заставляютъ".

– - Мы боремся за свое, за свою хату. Въ вашей хатe дeлайте, что вамъ угодно, а въ нашу -- не лeзьте...

– - А въ чьей хатe жилъ Гоголь?

– - Гоголь -- тоже ренегатъ, -- угрюмо сказалъ Бутько.

Дискуссiя была и ненужной, и безнадежной... Бутько -- тоже одинъ изъ "мучениковъ идеи", изъ тeхъ, кто во имя идеи подставляютъ свою голову, а о чужихъ -- уже и говорить не стоитъ. Но Бутько еще не дошелъ до чекалинскаго прозрeнiя. Ему еще не случалось быть побeдителемъ, и для него грядущая самостiйность -- такой же рай земной, какимъ въ свое время была для Чекалина "побeда трудящихся классовъ".