Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования
Шрифт:
В эти дни Кауфман пребывал в состоянии величайшего напряжения. От других отрядов вестей не было. И хотя по Высочайше утвержденному плану отряды должны были сойтись близ Хивы и поступить в распоряжение командующего экспедицией, то есть ждать от него приказаний, Кауфман отлично понимал, что тот из отрядных начальников – будь то генерал-лейтенант Веревкин или полковник Ломакин [215] , – чей отряд выйдет к столице ханства первым, обязательно проявит инициативу и кинется штурмовать Хиву, не дожидаясь его приказа. Тем более что именно такие негласные указания и тот и другой получили от своих непосредственных начальников – оренбургского генерал-губернатора и наместника Кавказа. Когда же дело будет сделано, победителя судить не станут, да и оправдаться победителю не составит труда: «Хан первый начал». В таком случае главнокомандующему останется
215
В ряде генеалогических источников значится Ламакиным, из потомственных дворян Тульской и Московской губерний. (Примеч. ред.)
Победа из чужих рук? Кауфман был человеком амбициозным и не мог этого допустить, а потому спешил. Спешить заставляла и с каждым днем усиливавшаяся жара.
По непроверенным сведениям, до Амударьи могло быть верст восемьдесят – сто, но уже стало ясно, что двигаться со всем своим огромным обозом отряд не сможет. Много верблюдов пало, оставшиеся заметно ослабели. На одной из стоянок жгли и закапывали «лишние» вещи – шинели, сапоги, кибитки, котлы, саперный инструмент и т. п. В отчете о судьбе инженерного парка, например, по окончании похода написали: «Поломано на работе». Чиновники в центральных ведомствах другую формулировку не приняли бы. На весь огромный отряд осталось 10 молотков и 150 лопат для земляных работ. Запас обмундирования сохранили минимальный.
Терентьев пишет: «Кауфман чуть не погубил отряд» [216] . Основания для такого заявления были. Ради сокращения пути на 20 верст выбрали совершенно безводный маршрут. И вот они шагают, растянувшись колонной на 5–6 верст, под немилосердным солнцем, которое уничтожает даже взятые с собой запасы воды: бочки рассыхаются, бурдюки лопаются, драгоценнейшая вода поливает мертвый песок.
Верблюды продолжают падать, и приходится уничтожать необходимые вещи. Речь зашла даже о том, чтобы бросить всю артиллерию вместе с боезапасом, но такую крайность военный совет отверг.
216
Там же. С. 233.
Наступил момент, когда припасенной воды осталось всего на полтора дня. В части был направлен приказ: растянуть на три дня, но никто не знал, сколько же впереди этих дневных переходов, а пока «только пыль, пыль от шагающих сапог».
Саперы пробовали рыть колодцы на авось, но безуспешно. Глядя на их отчаянные старания, один из погонщиков верблюдов, некий казах Тюстю-бай, вспомнил, что верстах в десяти в стороне имеются хорошие колодцы. Колодцы были очень глубокие, причем три из шести оказались засыпанными, когда же их стали раскапывать, то обнаружилась военная хитрость противника: туркмены закрыли колодезные стволы сучьями и присыпали землей. Неужели обитатели пустыни стали бы засыпать колодцы, без которых сами не смогли бы просуществовать сколько-нибудь долго?!
К новонайденным источникам воды люди и животные добрались за ночь, изнывая от жажды. Жажда победила дисциплину, которая до сих пор не позволяла боевому отряду превратиться в толпу. Солдаты не слушали команды, давили друг друга, рвались к воде. Лошади срывались с коновязей и мчались к колодцам, а когда их отгоняли, нападали на бочонки и бурдюки с водой, проносимые мимо них, лизали мокрую землю возле колодцев, глотали мокрый песок. Так же вели себя и другие животные.
Саперы с трудом добывали воду с большой глубины, да и вода вскоре стала иссякать. Это известие усилило панику. Караулы, выставленные у колодцев, не могли сдержать напора жаждущих – их сбивали с ног. Многие солдаты уже лежали без сознания под ногами своих товарищей; то и дело вспыхивали драки. Если бы туркмены и хивинцы увидели, во что от безводья превратились непобедимые русские воины, они уверовали бы в свою победу и могли бы воспользоваться благоприятной ситуацией. К счастью для русских, противника поблизости не было, он упустил свой случай.
То был самый критический, кризисный этап Хивинского похода. Впереди лежал неразведанный и почти наверняка совершенно безводный отрезок маршрута. Идти вперед на весьма вероятную погибель или поворачивать назад? Перед такой дилеммой оказались командующий экспедицией К.П. Кауфман, начальник Туркестанского отряда генерал-майор Головачев, начальник полевого штаба экспедиции генерал-майор В.Н. Троцкий и командиры частей, составлявших отряд. Было это 3 мая в местности под названием Алты-Кудук.
Участник похода Ф.И. Лобысевич
рассказывает об этом непривлекательном пункте на евразийских просторах: «Трудно, невозможно себе представить что-либо угрюмее, безотраднее, печальнее местности, на которой мы заняли позицию вокруг алты-кудукских колодцев. Это целый лабиринт песчаных холмов с полным отсутствием какой бы то ни было жизни, малейшего признака движения. Глухая страшная мертвенность царит кругом и около этого обездоленного пространства. Над ним воздух густой, удушливый; какая-то постоянная, непроницаемая мгла застилает небо. По ночам страшная духота, а когда с раннего утра выкатится на небо огненный шар великого царя природы, тогда начинается невыносимое, совершеннейшее пекло. Человеческое тело, даже без движения, постоянно все в испарине; организм ослабевает и страшно истомляется. Вечером слегка отдает, по крайней мере не жжет сверху, зато духота еще сильнее ощущается; легким недостает воздуха» [217] .217
Аобысевич Ф.И. Указ. соч. С. 150.
Впереди отряд наверняка ожидало такое же огромное «обездоленное пространство».
Спасительная идея пришла в голову скромному офицеру, подполковнику Тихменеву; быть может, ее подал ему кто-то из его подчиненных. Окончательно сформулировал и сообщил командующему эту замечательную идею, как и положено, начальник штаба генерал Троцкий. Предлагалось всех животных (верблюдов, лошадей, ослов и баранов), навьючив их только емкостями для воды, отправить назад за 25 верст в урочище Адам-Крылган, где в 17 колодцах имелась в изобилии хорошая вода; там их напоить, дать им отдохнуть, наполнить водой все бочонки, бурдюки и баклаги и вернуть караван к отряду, который к тому времени должен быть готов к выступлению.
Когда ушла много пьющая скотина, люди сумели поднять для себя достаточно воды и утолить жажду, а на лагерной стоянке в урочище Адам-Крылган уже к вечеру 5 мая вырыли дополнительно 43 колодца, то есть проблема воды была решена.
На рассвете 6 мая все тот же Садык с полутысячью туркменских наездников напал на лагерь Адам-Крылган, имея целью угнать верблюжье стадо. Все-таки неприятельская разведка сработала, но Садык опоздал: с утолением жажды были восстановлены воинская дисциплина и управляемость войском. Стрелки залегли за барханами и хладнокровно расстреляли нападавших, дело довершили несколько метко пущенных ракет и кавалерийская атака. Неделю спустя выяснилось, что назад в хивинские пределы вернулась лишь половина всадников Садыка. Не столько русские пули и сабли, сколько потеря запасов воды во время бегства и жара погубили детей пустыни.
Несколько дней отряд стоял в лабиринте алты-кудукских холмов, дожидаясь возвращения каравана водоносов, и, как это бывает, даже среди «страшной мертвенности» наладился привычный гарнизонный быт. Солдаты постепенно оправились от шока, произведенного жарой в сочетании с безводьем, запели, по своему обыкновению, и начали плести сети, готовясь к встрече с «вольной водой», а офицеры в ставке командующего организовали «клуб», куда являлись с собственной бутылкой воды каждый; обменивались «новостями», играли в карты и слушали музыку 3-го стрелкового батальона – там собрались лучшие музыканты.
7 мая свершилось самое радостное за два месяца похода событие: казах-лазутчик, посланный разведать хивинские силы, собравшиеся у переправы через Амударью, чтобы загородить путь Туркестанскому отряду, принес не только развединформацию, но и пучок камыша с берега Амударьи. Этот камыш стал причиной радостного возбуждения всего лагеря, и уж никто не сомневался, что теперь удастся дойти до великой реки. Камышинки разобрали в мгновение и спрятали в заплечные мешки.
Когда вернулись с водой лошади и верблюды, выяснилось, что вьючных животных осталось так мало, что не стоило и пробовать забрать в последний пустынный переход все грузы. Немалая часть грузов осталась на месте под охраной двух стрелковых рот и артиллерийской батареи. Для оставленных это было тяжелым ударом: не судьба им была увидеть являвшиеся во сне живую реку и таинственную, неприступную Хиву.
Последний переход целиком состоял из подъемов и спусков. Вдоль берега тянулись гряды песчаных увалов, и чем ближе к реке, тем выше и выше. С натугой люди и вьючные животные преодолевали эти преграды природы под солнцем, разогревшим воздух до 45°. Полуживые поднялись на третий кряж и сквозь раскаленную дымку, повисшую над увалами, увидели главный ориентир, на который был проложен маршрут чинами штаба.
Впереди виднелись три холма Уч-Учак, за холмами текли мутные воды Амударьи. Над пустыней к холмам понеслось «ура!».