Российская Зомбирация

Из мегафона раздался стократ усиленный голос Еремея Волина:

– Все люди – на землю! НА ЗЕМЛЮ!

Огненной плетью над головами бегущих людей стегнула пулеметная очередь.

– ЛЮДИ – НА ПОЛ! ЛОЖИСЬ!

Дорога лучом выходила прямо на хрупкий щит из двух десятков мужчин и боевой машины пехоты. Потерявшая сознание толпа сметет единственных своих защитников. Как глуп человек в ужасе! Не понимает, что от буйных ты никогда не сможешь убежать, они уже набрасываются на отстающих. Волин, в простом камуфляже, слепив две брови в одну, пророкотал, зная, что если он не сможет остановить толпу, то толпа навсегда остановит его:

– ЛЕЖАТЬ!

Со второго раза до лавины людей дошло, что от них хотят. Но как тут ляжешь, когда за тобой по пятам бегут окровавленные упыри, желающие разодрать тебя, оторвать члены и мило провести время? Великий это погонщик – страх. Как только не пытались справиться с ними исторические фигуры. Квинтелий Вар, чтобы предотвратить панику, ложился на землю, и солдаты не могли переступить через своего полководца. Ярослав, храбрец и азартный воин, еще не получивший титул Мудрого, первым бросался, прихрамывая, в атаку. Персы выливали воду перед сражением в пустыне, Сун-Цзы советовал завести войско в место смерти, и тогда оно будет стоять насмерть...

На деле, чаще, со страхом борются по-другому.

– Огонь! – скомандовал Волин.

Заговорил крупный пулемет, немедленно изрешетивший ближайший черный Мерседес, нашпиговав свинцом нашпиговавших его людей. Повтор оправдан. Туша БТР-а оделась кудряшками черных пороховых газов. Бойцы ссыпались с брони и, как зеленый горошек, заняли оборонительные позиции.

Как только оружие охрипло, выпив целое ведро горячего июльского воздуха, Еремей Волин, в какой-то откровенно-муссолинской позе: уперев одну руку в бок и широко расставив ноги, подав вперед корпус, проорал в мегафон:

– ЛЮДИ, ЛОЖИТЕСЬ! ЛЕЧЬ!

И толи демонстрация силы, перемешанной с кровью, вытекающей из прострелянных трахей черной машины, толи этот родной русский мат, говоривший охваченным паникой людям, что ситуация под контролем своего, до мозга костей русского человека, которому плевать на официоз и приказ, но... вся, безумствующая еще несколько секунд назад толпа, послушна бухнулась на асфальт главной аллеи Заельцовского кладбища.

Разве что метавшиеся цыгане, застыли как суслики и гниющие мертвецы, впрочем, как и гниющие женщины во множестве цветастых юбок, визжали без остановки. По дороге, ломая конечности и примешивая к хрипу приближающихся к дороге мертвецов, катили машины с пытающимися уехать с побоища, хозяевами.

– ЛЕЖАТЬ! ЛЮБОЙ, КТО ПОДНИМЕТСЯ – БУДЕТ РАССТРЕЛЯН!

Правильно уловив момент, Эдуард Кожемякин отдал приказ отделению внутренней полиции Партии Живых: крепким молодым ребятам, в плотных одеждах, которых не сразу возьмут зубы мертвецов. Это только идиоты в кинолентах, где можно стать зомби от одного лишь укусы, щеголяют в безрукавках. Полиция вооружена была короткоствольными автоматами АК, дубинками. Все относительно по закону, как охранное предприятие.

Снова зачавкал, попадая в визжащую мертвую плоть, пулемет: зомби приближались к дороге жизни, забитой живыми. Пулемет застучал по металлу, разметал белыми осколками пробитые лобовые стекла: больше не пытались ехать черные, хромированные жеребцы. Полковник имел большие связи с командованием летучих отрядов. Всем им были предложены новые почетные места, если Партия Живых победит на выборах.

Еремей Волин снова проорал:

– ВСЕМ ЛЕЖАТЬ! МЕРТВЕЦЫ БУДУТ УНИЧТОЖЕНЫ! ВСЕ ПОД КОНТРОЛЕМ!

И прежде, чем вооруженный отряд готов был войти вглубь кладбища, Еремей Волин тихо сказал:

– Бойцы, чем отличается цыгане от зомби?

Совсем неподходящее место для шутки. Метким плевком из пулемета солдат сшиб близко подобравшегося к людям буйного.

– Ничем не отличаются.

Неуверенные улыбки на бледных, с точками веснушек лицах. Они не загорали летом на пляжах, а тренировались в подземных тирах, которые оборудовал для внутренней полиции Кожемякин. Иван же был тем, кто нашел эти помещения и тем, кто посоветовал сегодня усиленному военному патрулю околачиваться близ погоста.

Волин серьезно повторил:

– Я про то, что в такой неразберихе совершенно невозможно отличить, где будет какой-нибудь Оглы, а где буйный, неуравновешенный зомби. Никто не сможет вас обвинить, если вы в пылу боя застрелите не тех, кого нужно. Но... какая война без жертв? Действуйте!

Жесткие берцы радостно застучали по асфальту, захлопали одиночные выстрелы и нескончаемый визг, что все время завывал на заднем фоне, мешая синюю палитру неба с подножной грязью, обрывался, как туго натянутые струны... то тут... то там... то тут... то там.

Глава 10

Цвет неожиданности бывает разный. У пошляков он пахнет сальной шуточкой, у мистиков завернут в готическую черную обертку. Когда с лестницы выметнулся этот чудной учитель, с которым свел нас российский неоколорит – зомбятник, обнажив крысиные черточки и сгорбившийся до поражающего сходства с мышью, времени на раздумья у меня практически не было.

Задница молила захлопнуть дверь и переждать опасность. С хранилищем человеческого здравомыслия не соглашались уши: камера была настолько узка, что все звуковые децибелы достигли бы меня с неминуемостью российского правосудия. Я не хотел с час смаковать урчание мертвецких желудков, в котором бы быстро переваривались останки моего знакомого.

Одно дело смотреть на наглого полицейского, для которого ты не человек, а лох. Другое на лоха, в котором ты пытаешься увидеть человека.

Мозг услужливо подсказывал, что благородно оставить этому дураку-зомбиведу, которого бы в мирное время и дошкольник развел бы на телефон, ни в коем случае нельзя. Он, даже если спасется в этом шоу, никогда не выживет на воле. А ты, Иван, вполне в силах это сделать. Если посудить рационально, то ты должен бросить друга и спрятаться в “шкафу”.

Осадок мистики и суеверности противился умопомрачительной хренью: не всегда поступать правильно – это верно.

– Подожди, Ваня! – щебетал Феликс Викторович, – мы там вдвоем поместимся!

Вдвоем мы бы там не поместились при все желании. Включились расстроенные чувства, и закипело осточертевшее: “всемылюди”, “кактысэтимбудешьжить?”, “ктодалтебеправосудить?”. Я громко заправил воздух матюгами, так что Фен замедлил свой бег.

Если нити чувств иногда не обрывать, то они тебя подвесят за горло. Но... было уже поздно.

Я затравлено оглянулся по сторонам: сзади слышались счастливые повизгивания больных, несущихся сюда со всех ног. Скоро они выбегут с лестниц, как панцирная пехота на крепостную стену с осадной башни. Но вместо мечей – твердые, желтые ногти, не доспех, а лохматая одежда. Впереди, откуда прибежал интеллигент, видны преследователи, находящиеся еще пока метрах в тридцати, в шляпах из тьмы. Несколько визгливых буйных.

В итоге я послушал паразита, полностью контролирующего мое тело. То есть повиновался мозгу.

Пружина сходится и мы в ее центре: снизу прет поток мертвечины, сверху падает лавина трупов. А мы как беззащитные альпинисты, у которых на двоих всего один теплый свитер. Наверное, в этот момент мужья, что поставили себе кабельное, орут на кухню:

– Ленка!! Лен-а-аа!!

– Что??

– Лена, мать твою, иди сюда! Смотри что будет.

Обеспокоенная хозяйка приходит в гостиную, не забывая размешивать яичный желток в плошке и, прямо в засаленном переднике, усаживается в кресло.