Верую! Ввысь улетят ветвямиСпиленные тополя.Снова схватились на мокром татамиНебо и Мать-земля.Враз уложив Небеса на лопатки,С фартука дождь стряхнув,Матушка полнит леса и грядки,Двигает глины и туф.Верую! Сколько стихов стогамиНи уложи в поля,Строки пробьются густыми рядами,И среди них – моя.Сколько ни вытяни этих колосьев,Новые встанут тут,На молодую уральскую осеньВеским зерном падут.Верую! Будет шипеть раскалённо —Маслом на сковороде —Слово о злобе, в квадрат возведённой,Плач о лихой судьбе.С
кем бы тебя ни свели на татами,Главное – не злопыхать.Сеять и жать, возвышаться стогами.Словом землю пахать.
Перроны
Отсюда все перроны далеки.Бросаю: сумки, пыльное мытарство —Нескорый телепорт из царства в царство,Локомотивов сиплые гудки.Бросаю всё на рельсы, зеркалаКоторых натираются до скрипа,Пока мой поезд мантрой «либо – либо»Преображает спящие тела.Уходит. Все перроны далеки,Но всё короче крови перегоны.Теперь внутри меня – купе-вагоныИ безымянных станций маяки.
Бутерброд
Ты мажешь сливочное маслоНа толстый пористый ломоть.Здесь микромир, где ты – Господь,А маленькие вещи – паства.И утро раскрывает ротВ зевке горячих томных чашек,И ждёт на вертеле барашек,И припаркован автобот.Великолепен этот дом,Черта которого – избыток.Готовы кадры для открыток:Твой рай и – чуточку – Содом.Ухожены твои угодья,Блестят твои материки,Но – странно! – рвутся из рукиВсегда покорные поводья.Тревожный, неприятный шумНесётся из открытых окон.Неуправляемым потокомЛетит навстречу время. Штурм!Большой многополярный мир,Где крайности столкнулись лбами,Грохочет пиками, щитами,Идёт, снося углы квартир.Тут движется рекой народ.«О чём гудит?! О ком заплакал?!»И – маслом на пол! Маслом на полЛожится свежий бутерброд.
Всё существует
Всё существует. В платоновском мире идейможно поджарить облако на рапире.Это и здесь возможно, среди людей,в этом самом реальном и вещном мире.Всё существует здесь, где быть тяжело,где разрывают на части сто гравитаций,где наполняет демон своё крыло —толстую кожу дракона – шквалом оваций.Рубится меч-кладенец, раздаёт под дых,и торопливо белеет серый волшебник,а бандерлогов стая бежит от нихстрого на запад – туда, где горит валежник.Так не цепляйся к словам, молодой визави.Не изменяют природе своей драконы,даже когда обращаешься к ним «мон ами»,даже когда полмира с них пишет иконы.Но не кручинься, есть и хорошая весть.Свет раскрывает створки манипуляций.Непредсказуемо всё, что творится здесь.Самое невероятное может сбываться.
«Он пришёл. Но его не узнали…»
Он пришёл. Но его не узналиВ этом образе. С пеной у ртаРаспинали, крушили, едва лиОсознав, что пытают Христа.Говоришь, это добрые людиИ не знают они, что творят?Знают, Отче! Пощады не будетДля змеи, выпускающей яд.Разогнав палачей и смотрящих,Место казни накроем собой,И тогда на руинах дымящихОн воскреснет огромной страной.
«Ненадёжно и коротко любит…»
Ненадёжно и коротко любит,По танцполам – дождями, хмельно!Так порывно впивается в губы,Как изменница в старом кино.Обожает, когда он вздыхаетНа её облетающий сад,Рвётся в руки к нему на базаре,Среди фруктов, уложенных
в ряд.Отправляет тоскливые нотыЧерез листья и птиц: «Улечу!»Но, безумная, варит компоты,Веткой яблони бьёт по плечу.Светит утро, и снежная проседьПролегла по садовым цветам.Потерявший капризную осеньХодит тенью по белым полям.
Дорожное
Ночь на заезженной станции грузится тоннами,Локомотивы нарядные светят нутром золотым,Тащат щебёнку зелёными полувагонамиЧерез любые преграды в Республику Крым.Через червячные норы – тоннели надрывные,Рельсами-шпалами в сказочном русском лесу,В ясную ночь воспаряя над реками дивнымиДа извиваясь по лучшему в мире мосту.Гордо по небу идёт молодая красавица —Хлебно-молочная русская полулуна.Что-то вернётся и с нами навеки останетсяК часу, когда она будет безбрежно полна.
«Он подводит, держа за темечко…»
Он подводит, держа за темечко,напоследок целуя в маковку,человека, проросшего семечкоми глядящего пристально за реку.«Познакомься, – так ласково Онговорит, словно тесто месит. —Много общего. Имя Семён.Береги. Заберу через месяц».Нам куда против воли Твоей,в непроглядную чащу с фонариком.Ты приводишь, приводишь друзейи уводишь, уводишь их за реку.
Жар-птица
Над нашим городом жара жар-птицейПростёрла крылья, победила всех —В тела, как в петли, вдела перья-спицы,Связала нас в один обмякший грех —Единомыслия. У всех одна забота:Бежать с бетонных раскалённых плитВ прохладные и тёмные пустоты,Где пляшет ветер и поток шумит.Как нэцкэ, с потемневшими плечамиМальчишки прописались у реки,И ждут форель (но тщетно) под мостамиВ сырых футболках дядьки-рыбаки.Счастливцы! Град сгорает на работе,Клянёт июль. Играет сектор «блиц»:Как охладить дымящиеся боты?Как соскочить петлёй с горячих спиц?Куда нырнуть? Бесчинствует жар-птица.Дробит её высотка-ананасНа сотни солнц, их огневые лицаВсё приближаются – идут на нас!
«На стимуляторах, дефибрилляторах…»
На стимуляторах, дефибрилляторах.Нет, не танкисты мы. Не авиаторы.В сети – провисшие сердечным клапаном,А в жизни – бывшие, в окне заляпанном.И не десантники, и не подводники.Вздыхает Родина: «Мои негодники!»Да, никакие мы артиллеристы,Но есть и доброе: мы не нацисты.А значит – вороги козла двурогогоИ – погоди ещё! – не знаем многого.Не знаем силушку свою великую —Вангую, верую, взываю, кликаю!Мы – авиаторы, артиллеристы,Ещё – десантники, ещё – танкисты,Ещё – разведчики, ещё – подводники,Россия-матушка,ты слышишь?Годники!
Дрова
Мы из гладкой берёзы наколемГрубых, пряных, занозистых дров,Станут алчные руки костровК нам тянуться с озёр, через поле.Но метаться ветрам огневымИ камлать на добычу – без толку.Вынимая из кофты иголку,Отдаю её глинам земным.Ждёт восток замерзающим домом,Где холодная печь и камин,Где просыпан сентябрьский тминНа предчувствие хлебной истомы.Разжигаю. Тетрадь и урок,На сто раз переписанный в школе,Греет, кормит огнём поневоле,И берёзы горит уголёк.Хорошо. Время спит на подошве,Прикипев островерхим листом,Шелестя: «И у Бога есть дом.Отогреть его надобно. Что ж вы?»