Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века

Вынужденный эмигрант тяжело переживал свое положение: «Убедившись, что доступ в Россию закрыт для меня навсегда, я постарался оторваться от нее духовно, подобно тому, как уже был отторгнут физически. Я старался думать о ней как можно меньше, стереть самое воспоминание о ней; быть может, мне удалось, сумей я забыть о несчастных, томившихся в Сибири, и о рабах, населяющих империю». Последнее обстоятельство оказалось решающим. Забыть Россию означало для Тургенева не только вычеркнуть из памяти родину и все, что с ней связано, но и примириться с тем, что он ненавидел больше всего на свете: с рабством и бесправием. Он решил продолжать борьбу и по-прежнему настаивать на собственной невиновности. Но теперь из ответчика он превращается в истца и перед лицом всей Европы предъявляет иск российскому государственному строю.

Однако невозможно только лишь судить родину: «Впрочем, если я с полным правом мог проклинать официальную Россию, эту варварскую власть, осудившую меня на смерть, то разве я обязан был считать олицетворением родины лишь этот узкий круг причастных к власти? Разве должен был я переносить на всю страну законное отвращение, какое внушали мне некоторые люди, считавшие возможным представлять Россию, только потому, что они управляют ею и говорят от ее имени?» И потому к критике режима, как и в былые времена политической активности, Николай Иванович добавляет так называемые pia desideria

Конец ознакомительного фрагмента.