Ростов-папа. История преступности Юга России

С южного въезда в Ростов от села Батайское шла полоса сплошных плавней, заливавшихся во время половодья по весне. Здесь легко и просто было укрыться от чужих глаз и устраивать засады.

Тогдашний ростовский голова Андрей Байков утверждал, что «ни один обыватель не может быть спокоен, если не имеет в своем распоряжении револьвера».

Задонская часть Ростовского округа тоже обывателей спокойствием не баловала. В марте 1905 года при выборе старосты села Кагальник выяснилось, что среди его жителей нет ни одного взрослого мужчины, не сидевшего в тюрьме.

Лихие люди шалили не только на Азовском тракте, но и совершали настоящие набеги на помещичьи усадьбы.

В 1865 году шайка разбойников совершила налет на имение помещиков Андреевых, расположенное в 7 верстах от села Кулешовка, между Батайским и Азовом. Верховодил кодлой ростовский мещанин Иван Грабенко и стрелец савотейный Гаврюшка Власенко-Басенко (он же Гаврило Афанасьев). Они захороводили в ватагу своих приятелей – еще одного ростовца Лаврентия Иванова и бродягу-жмурку Константина Пижанкова (он же Кузьма Киселев, он же Андриан Чумбурский). В качестве соглядатаев и осведомителей-подводчиков на «клевый клей» использовались крестьяне из близлежащего села Койсуг Антон Беляенко, Петр Чирвенко и Феодосий Марченко, знакомые с обитателями поместья. Именно они и сообщили ростовцам, что в имении должно храниться 20 тысяч рублей.

9 ноября 1865 года, выждав момент, когда молодой помещик Яков Андреев уедет в Ростов, шайка нагрянула в имение, избила прислугу и устроила для его старика-отца настоящую инквизицию, пытаясь узнать, где тот прячет деньги. 80-летний ветеран еще Наполеоновских войн долго не мучился, а отдал богу душу, не сказав ни слова под жуткими пытками. Может, потому, что никаких «великих тыщ» в доме не водилось.

Злодеев поймали, осудили, провезли на телеге по Ростову с деревянными табличками «Грабитель» на груди. Верховодников расстреляли, остальных упекли на каторгу. Но путешественники по Азовскому тракту с тех пор, проезжая мимо села Койсуг, истово крестились и пришпоривали лошадей.

По воспоминаниям о середине ХIX века священника первого ростовского кафедрального Покровского собора Лазаря Крещановского, «…не столь страшны были для жителей старого Ростова и его окружающих поселений дикие звери, сколько страшны были лихие люди, населявшие камыши и разные притоны… Не так сравнительно давно было то время, когда для проезда из Батайска в Ростов собирались целые караваны, а на проезд вечером никто не рисковал. Избы были наполнены рассказами о разбоях, наводившими панику на жителей».

Отец Лазарь знал, о чем говорил. До своей смерти в сентябре 1914 года батюшка прожил на Богатяновке (дом 37), в самом сердце бандитского Ростова, неподалеку от любимого им собора. Однажды он на себе испытал всю прелесть общения с местной шпанской публикой: в 1890-е годы беглый каторжник Дмитрий Моисеенко обчистил дом ростовского летописца. Интересно, что в этом же доме в тот момент размещалось Козлово-Владикавказское жандармское полицейское управление железной дороги, что ничуть не смутило домушника.

Как 30 сентября 1914 года ничто не смутило и безвестных шниферов, ограбивших 3-й полицейский участок. Из запертого стола, взломанного долотом, было похищено 154 рубля, полученных чиновником-адресатором за больничные билеты.

Подобные антиполицейские показательные акции только лишний раз продемонстрировали лихость местных воров – те самые пресловутые «ростовские понты».

Казаки-разбойники

Ограбление здания, в котором квартировали полицейские, это фирменный знак ростовских воров. Редко где в Российской империи можно было найти город, в котором бы мазурики (да и обычные обыватели) столь презрительно относились к органам правопорядка, а то и вовсе не воспринимали их всерьез. Полиция и стражники были крайне малочисленны, статичны, плохо вооружены и экипированы.

Хуже того, органы даже зачаточного местного земского самоуправления совершенно не уделяли должного внимания их материально-техническому обеспечению. Возможно, здесь сказывалось традиционное российское негативное отношение к людям «дыбы и застенка». Возможно, у городской управы полно было иных хозяйственных проблем. А возможно, виной тому мелочная скаредность заседавшего в земстве купечества, готового за копейку вытрясти душу из ближнего и потратить миллионы на благотворительность, спасая собственную доверху набитую грехами душу. Раскошелиться же ради порядка на улицах им было жалко, оттого и держали родимых городовых в черном теле.

Заметим, что представители торгового сословия составляли основу практически всех южнороссийских городов, но почему-то в торгашеском Ростове пренебрежение к полиции доходило до гротеска.

До 1803 года, пока Ростовский уезд при разделе Новороссии не был передан в Екатеринославскую губернию, порядок поддерживали казачьи патрули. Затем в губернских верхах созрело решение о создании местной полиции. Поскольку «подле Ростовской крепости бывает многолюдное стечение разного народа, то для удержания порядка Сенат нашел необходимым быть тут судопроизводству и земской полиции». То есть появились структуры, содержать которые было положено местным земским властям.

Было создано городское полицейское управление в составе городничего, двух частных приставов («частный» – так как на каждую из двух частей Ростова приходилось по одному служащему), двух квартальных надзирателей и 30 унтер-офицеров и нижних чинов. В штате также значился брандмейстер (буквально: «мастер пожара») и трубочист. Стоит заметить, что во время пожаров половина этих штатных единиц вынуждена была находиться там вместе с пожарными, так как именно тогда из-за паники наблюдался разгул разбоев и грабежей.

В 1807 году было создано штатное расписание, согласно которому каждая полицейская часть получила под опеку свою территорию: в одну входил 41 квартал (два предместья, крепость и слободка Богатый источник), в другую – 69 кварталов.

В соседней Нахичевани для охраны порядка было нанято 30 «бутошных» сторожей. «Бутка» была деревянной, в редких случаях каменной, перегородкой делилась пополам. Отапливалась русской печкой. Порой «бутошник» живал здесь вместе с супругой. А зимой сюда забивались и «хожалые» сторожа со «стукалкой».

«Бутошник», или как позже стали его называть – будочник, вообще по городу не ходил, по сути охраняя территорию возле собственной будки и следя за порядком поблизости. Однако у него при себе была кожаная каска, тесак и алебарда. Так что при определенном навыке будочник вполне мог «надзирать за соблюдением благочиния», что и входило в его функции.

Однако на начало XIX века мастеровой армянский город еще сильно отличался по ментальности от своего торгового русского соседа. Все друг друга знали, и преступность здесь была чем-то из ряда вон выходящим.