Ротмистр Гордеев 2

Ко второму лагерю железнодорожных строителей вышли в аккурат к завтраку. А вот тут фактора неожиданности не вышло — японцы оказались готовы к нашему визиту. Встретили нас ружейным и даже пулемётным огнём.

К счастью пулемёт у противника оказался только один, и мы довольно быстро его подавили. Обошлось без жертв, не считая того, что несколько моих бойцов получили ранения.

Прилетело и Маннергейму. Японская пуля цапнула барона-тролля в ногу. Серьёзного вреда ему это не принесло — я впервые видел процесс регенерации тканей у демонического существа. Существенно быстрее, чем у обычного человека. Маннергейм говорит, что это индивидуальная особенность троллей. Но в целом надо признать, что живучесть у нечистой силы всё же повыше, чем у нас, людей, и чтобы уконтропупить демона, надо изрядно постараться.

Остатки японской железнодорожной роты предпочли за лучшее отступить. Здешний склад постигла участь первого — всё, что можно сжечь и уничтожить мы жжём и уничтожаем. Взрывчатку стараемся забрать с собой.

И довольно испытывать судьбу. Пора уходить в горы. Устали и люди и лошади, а японцы непременно соберутся с силами, чтобы кинуть ответку.

Весь день медленно движемся по горному лесу. Тащим тачанки из последних сил. Выбираем место для лагеря. Обустраиваемся — надо дать отдых всем и подумать, что делать дальше. Отправляю очередного голубя донесением о том безобразии, которое мы устроили противнику, особо подчёркиваю, что наша ночная атака на лагеря железнодорожных строителей даст только временный эффект, задержит строительство, но нее остановит его.

Под вечер в небе снова замечен тэнгу. Снова пытаюсь выцелить его, чтобы попытаться гарантированно снять. И снова он стремительно улетает, когда я кладу палец на спусковой крючок. Словно чувствует моё намерение.

Глава 2

Ночную тишину рвёт в клочки взрыв снаряда. Какого хрена?!

Ни мы, ни японцы — не любители палить из пушек в темноте.

Судя по звуку, снаряд прилетел с изрядным недолётом.

Не успеваю об этом подумать, как грохает второй разрыв — на сей раз перелёт.

Твою дивизию! Это ж классическая артиллерийская вилка…

— Уходим с позиции! — командую я.

Бойцы действуют слаженно, мы быстро покидаем импровизированный лагерь в лесу и, надо сказать, вовремя: через минуту снаряды начинают рваться там, где мы только что находились, а ложатся они очень даже густо.

Интересно, как это японцы смогли нас засечь, подтянуть батарею, а потом ещё и открыть огонь и явно с корректировщиком?

Времени на выяснение нет, спешно уходим под густое прикрытие деревьев.

Отмахав с полдюжины вёрст, делаем первый привал, заодно принимаю доклады от унтеров: двухсотых и трёхсотых по счастью нет, имущество тоже не растеряли.

С обоими прикомандированными к отряду офицерами: Маннергеймом и Вержбицким — тоже полный порядок.

— Легко отделались, — резюмирую я.

Артиллерийская канонада смолкает, начинается активная пальба из винтовок и ручных пулемётов.

Сдаётся мне, что японцы ещё не в курсе, что мы покинули лагерь, но как же мы проспали их разведку?

Зову к себе часовых, устраиваю допрос с пристрастием.

Учитывая, что ночью на часах стояли не обычные бойцы, а казаки-пластуны, у которых просто сверхъестественное чутьё на неприятеля, удивительно, что они проморгали «джапов».

— Вашродь, крест целую — не было никого! — клянётся старший из них.

— Так и есть, вашбродь, мы б никого к нам близко не подпустили, — уверяют остальные.

Хреново… Есть вероятность, что по нашим следам пустили какую-то неведомую «зверушку», то есть демона, с которым прежде не доводилось сталкиваться.

Только так я могу объяснить этот обстрел.

— Господин ротмистр, — странно подмигивает мне Лукашин-старший.

— Чего тебе?

— Надо б поговорить… По секрету.

Отпускаю часовых, внимательно смотрю на характерника.

— Слушаю тебя, Тимофей.

Тот мнётся.

— Вы, наверное, мне не поверите…

— Тимофей, что ты ломаешься как девица на выданье… Говори, коль начал.

— Я насчёт этого ляха — штабс-капитана, — решается казак.

— Вержбицкого? А что с ним не так? — удивляюсь я.

Особых претензий к поведению поляка у меня нет, палки в колёса не ставил, вёл себя вполне достойно, сражался наравне со всеми. То, что малость кровожаден… Так война, дери её за ногу. Противник по нам не пуховыми подушками насыпает. Любой озлобится.

— Что-то с ним не то, господин ротмистр.

— А поконкретней можно? — настроение у меня не очень и я невольно начинаю кипятиться.

Не уверен, что он знает значение слова «конкретно», однако по смыслу догадаться можно.

— Ребята-часовые говорят, что за последние два дня видели, как он несколько раз выходил за расположение. И сегодня, перед тем, как нас японцы накрыли, тоже куда-то отлучался.

Я задумываюсь. Действительно, припоминаю что-то такое. Но вообще криминала в этом не вижу. Во всяком случае, пока.

— Спасибо, Тимофей! Учту!

Характерник степенно кивает и удаляется по своим делам.

На войне легко стать параноиком, по себе проходил. Тем более когда ситуация складывается не в твою пользу. И это не ты насыпаешь, а тебе.

И всё-таки, не будь этого артиллерийского обстрела я бы, пожалуй, не придал большого значения словам Лукашина-старшего, мало ли по какой причине Вержбицкий оставлял лагерь. По большой нужде, к примеру.

Некоторые люди, даже в армии, бывают весьма стеснительными, не желают тужиться в присутствии других.

Или он таким образом проверяет часовых.

Спросить напрямую?

Тоньшее надо, ротмистр, тоньшее.

Собираю очередной военный совет, на котором присутствуют все офицеры: то бишь я, тролль в хорошем смысле этого слова и Вержбицкий. Тема простая как лом в разрезе: дальнейшие действия.

Излагаю родившийся экспромтом план — огорошить японцев. Привыкший к моим нестандартным подходам барон не удивляется, а Вержбицкий задумчиво трёт красивый лоб.

— Поясните, господин ротмистр… Я вас не понимаю.

— А чего тут непонятного? — пожимаю плечами я. — Неприятель думает, что мы уходим к своим, может прикинуть маршрут нашего движения и сработать на опережение. А мы сделаем финт ушами: выйдем ему навстречу. Думаю, этого он меньше всего ожидает. На нашей стороне будет фактор внезапности…

— Попахивает самоубийством, — изрекает штабс-капитан.

— Это единственный способ избежать горячего приёма у врага. Нас ждут впереди, а мы ударим по авангарду японцев, уничтожим его и зайдём с фланга.