Ротмистр Гордеев 2

— А вы — рисковый, — смеётся в усы Маннергейм. — Согласен с господином Вержбицким, ваш план — лучший способ свести счёты с жизнью и загубить отряд, но… всё-таки в нём что-то есть, и я, пожалуй, его поддержу. К тому же, вы — командир, последнее слово за вами. Желаю всем нам удачи!

Слова барона не доставляют большой радости поляку, но он вынужден сдаться.

— Вынужден подчиниться, но, учтите, вы отвечаете не только за себя, но и за других. И да, оставляю за собой право отметить в рапорте на имя командира полка ваши безрассудные действия.

Маннергейм шарахается от него, как от обделавшегося японского лейтенанта. Боевые офицеры всей душой ненавидят, когда кляузничают начальству.

Я спокойно развожу руками.

— Разумеется. Поступайте как велят ваш долг и совесть.

— Когда выдвигаемся? — уточняет тролль.

— Тянуть не будем. Ночью, часа в два снимаемся с места и выдвигаемся на противника. Надеюсь, застанем их врасплох. Желаю вам приятного отдыха, господа офицеры! Как понимаете, ночью будет не до сна.

На этом совет закончен, я делаю вид, что отправляюсь доводить приказ до подчинённых. Отхожу на метров пятнадцать и замираю за огромным валуном. За спиной тут же возникает характерник — всё, как договорились.

Встречаю его тихим кивком.

Поначалу поведение Вержбицкого не вызывает подозрений, он просто лежит и дремлет, набираясь сил перед ночным боем. Вид у штабс-капитана абсолютно безмятежный. Глядя на него так и хочется зевать.

Рядом дремлет барон, глубоко надвинув фуражку на глаза.

Везёт людям, никаких тебе забот и проблем, это я тут играю в контрразведчиков — штатный «молчи-молчи» нам не положен, потому и обходимся своими силами.

Внезапно глаза поляка открываются, он медленно приподнимается на локтях, вроде бы непринуждённо оглядывается по сторонам, сладко потягивается, трясёт головой, бросает взгляд на тролля ( Маннергейм храпит так, что птицы на лету глохнут), достаёт из полевой сумки лист бумаги и начинает что-то писать, положив планшет на колени.

Эх, знать бы, что он там ваяет? И спрашивать неудобно: вдруг, любовное письмо…

А вот и нет, любовные письма в трубочки не сворачивают.

Вержбицкий встаёт и с непринуждённым видом куда-то направляется. Насколько мне известно, а мне известно наверняка, поскольку это я его выставлял — там находится один из наших «секретов», пара пластунов бдительно берегущих наш покой. После инцидента с обстрелом я удвоил количество часовых.

— Кажись, началось, — тяжело дышит мне на ухо Тимофей Лукашин.

Я киваю.

Что-то и впрямь началось, только понять бы что именно.

Собираемся двинуть вслед за штабс-капитанам, но внезапно нашу компанию разбивает третий — Маннергейм собственной персоной. Я даже не успел сообразить, когда это он успел проснуться и подкрасться к нам. Тролль есть тролль…

— Что здесь происходит, ротмистр?

Первую же попавшуюся версию отбрасываю как неудачную… Вторая улетает в корзину следом. Зараза! Ничего путного придумать не получилось.

Хрен с ним! Маннергейм производит впечатление надёжного человека. К тому же есть вероятность, что мне понадобится свидетель, которому поверят в высоких кругах. Сам я пока ещё не в большом авторитете у власть предержащих.

— Проверяю одну гипотезу, господин барон, — сообщаю я.

— Думаете, Вержбицкий — японский шпион? — усмехается финн.

— А вот сейчас и узнаем. Вы как — с нами? — испытывающее смотрю на тролля.

— С вашего позволения, приму посильное участие, — легко соглашается барон. — Но, если решу, что ситуация развивается неподобающим образом — вмешаюсь.

Втроём из укрытия наблюдаем, как Вержбицкий подходит к бойцам из секрета. Начинает ездить им по ушам, выражать недовольство: это ему не нравится, и то — и вообще, извольте застегнуться на все крючочки и встать по стойке смирно, когда с вами разговаривает офицер!

До боли знакомая картина!

Пропесочив казачков (а штабс-капитан проделал это легко и непринуждённо), Вержбицкий оставил их задумчиво потирать затылки, а сам вдруг шагнул в высокие заросли молодых деревцев и пропал из виду.

А вот это нехорошо, не порядок!

Мы втроём резко срываемся с места и бежим в заветные «кустики», где скрылся штабс-капитан. Хорошо, что никого не надо было инструктировать: как вести себя тихо, не шуметь и не привлекать внимание, умеют все, и дадут мне сто очков форы.

Один из часовых открывает рот, чтобы приветствовать командира, но я на бегу делаю упреждающий знак. Пластуны — народ понятливый, дураки на передке долго н живут, так что всё проходит как по маслу.

Уже в зарослях амулет начинает ощутимо печь… Правда, источник угрозы и угрозы ли, пока непонятен.

Пока вижу одного Вержбицкого. Он стоит к нам спиной. Что делает — непонятно…

Его рука лезет в боковой карман, достаёт из него тонкую хреновину, что происходит дальше — опять же не могу сказать, поскольку не вижу.

На помощь приходит слух.

Эта самая хреновина — что-то вроде свистка, который издаёт мелодичный, но при этом очень высокий по тональности звук. Я скорее догадываюсь о нём, чем реально слышу.

С каждой трелью амулет становится всё горячее.

На Вержбицкого он не реагировал, значит, это кто-то другой и он подбирается ближе.

Судя по хищно раздувающимся ноздрям характерника, Лукашин тоже что-то почуял, да и наш тролль проявляет беспокойство.

На полянку выбегает мелкое мохнатое существо. Издали оно кажется мне крысой, но потом я начинаю различать детали и понимаю, что тварь больше напоминает чебурашку: такое же лупоглазое и ушастое. Только вместо умилительной улыбки — злобный оскал, а полной пасти зубов позавидует любая акула.

И на этого демона уже вовсю реагирует «будильник» моего амулета.

Характерник что-то шепчет вполголоса, я не могу разобрать слов: говорит то ли про какой-то взвод, то ли про воду. Наверное, поясняет, что это такое выперлось навстречу Вержбицкому, но меня имя демона волнует меньше всего.

Штабс-капитана это создание не атакует. Спокойно ковыляет поближе и садится в позу суслика. На шее у «чебурашки» кожаный ошейник с чехлом.

Вержбицкий засовывает в чехол записку, треплет тварь по холке.

Будет как-то не зашибись, ели демон свинтит, унося с собой доказательства.

— Тимофей, справишься с ним? — спрашиваю у характерника.

— Справлюсь, вашродь, — успокаивает казак. — Тварь, конечно, вредная, но не шибко опасная. Разве что кусается больно.

Он подаётся влево и уходит наперехват «чебурашке». Надо сказать, делает это весьма вовремя, Вержбицкий отпускает демона, тот немного чешется по собачьи, потом становится на все четыре конечности и бежит, быстро скрываясь в траве.