Ротмистр Гордеев 3

Эх, мама-мамочка, прости меня непутёвого! Как же тебе сейчас тяжко без меня! И как мне хреново догадываться об этом…

В палату ко мне никого не пропускает пожилая санитарка. Характер у неё железный и ведёт она себя круче цербера.

Несколько раз до моих ушей из коридора доносятся отголоски словесных перепалок. Ко мне ломятся и финский тролль и потенциальный «гетьман» Украины.

Чины, титулы и угрозы на санитарку не действуют, мои друзья уходят восвояси…

Зато после обеда каким-то чудом прорывается Гиляровский. Сказать, что я ему рад — ничего не сказать!

— Владимир Алексеевич! — радостно отрываю голову от подушки я.

— Николай Михалыч! Вас охраняют крепче, чем государя-императора! Вы бы знали, каких трудов мне стоило к вам попасть! — улыбается Гиляровский.

— И всё-таки вам это удалось!

— Удалось, но какой ценой!

— Неужто пообещали жениться?!

— Хуже! — Он подмигивает:

— Обещал написать маленькую заметку про работу санитарок госпиталя и непременно упомянуть Александру Митрофановну Бортко — так звать-величать вашу охранительницу!

Он занимает привычное место напротив моей койки.

— Николай Михалыч, простите меня за любопытство — профессия обязывает… Но я очень бы хотел узнать, почему вас обвинили в убийстве Соколово-Струнина и как вам удалось доказать свою невиновность?

— С удовольствием удовлетворю ваше любопытство…

Начинаю пересказывать всё, что узнал во время короткого допроса на гарнизонной гауптвахте. Собственно, в сжатом изложении много времени это не занимает, говорю я коротко и по существу.

— Да, — многозначительно чешет коротко-стриженную голову Гиляровский в конце моего рассказа. — Повезло вам, Николай Михайлович… Можно сказать, чудом отделались. В противном случае жандармы бы с вас не слезли… И Сухоруков — хорош! Не побоялся, если что, навлечь на себя гнев великого князя! Не всё, выходит, прогнило в их ведомстве!

Мы недолго помолчали.

— Заранее простите старика за дурные мысли: у Соколово-Струнина в офицерской среде врагов было — хоть отбавляй, но мне кажется, его убийца нарочно метил в вас и сделал всё, чтобы вы стали подозреваемым! — внезапно озвучивает мои же мысли Гиляровский.

Вот что значит — опытный репортёр криминальной хроники! Вмиг ухватил самое главное.

— По глазам вижу — вы со мной согласны, — добавляет он.

Киваю.

— Так и есть, Владимир Алексеевич. Так и есть. Чем сильнее я размышляю надо обстоятельствами этого странного дела, тем всё больше склоняюсь к мысли: истинной целью был я. Соколово-Струнина убили для того, чтобы меня подставить, отправить на каторгу.

— Зачем?

— Зачем?! — горько усмехаюсь. — Ели вы ещё не поняли, дорогой Владимир Алексеевич, для многих я стал раздражителем… Этакой красной тряпкой для быка…

— Полагаете — завистники?

— Завистники — версия номер один.

— Номер один? Выходит, есть и другие версии?

— Разумеется, — подтверждаю я, хотя первая версия кажется мне сомнительной.

Само собой я вольно или невольно перешёл дорогу многим и многим же оттоптал любимые мозоли. Такое редко спускают с рук. Меня вполне могли бы убить, подослав по мою душу толкового спеца — а они всегда были, есть и будут. Но затевать сложную комбинацию с подставой… Думаю, для моих недоброжелателей по это сторону фронта — пожалуй, чересчур.

— И что это за версии? Готовы со мной поделиться? — изнемогает от любопытства Гиляровский.

— Конечно! Ведь вам я доверяю как самому себе! — немного вру я, ибо всё-таки больше предпочитаю верить только самому себе.

Но в целом Гиляровский — дядька надёжный. Кремень!

— Что ж… Я очень польщён, — на лице журналиста расплывается довольная улыбка. — Итак, кто по вашему мнению мог пойти на такое?

— Ответ прост и банален — японцы! Сами знаете, нация эта — древняя и хитрая. Они вполне способны провернуть такую комбинацию. Спросите меня — зачем? Ну, хотя бы для того, чтобы скомпрометировать меня, мой эскадрон особого назначения, наши передовые методики ведения боя! — горячусь я.

— Звучит логично, — соглашается Гиляровский. — Дали мы с вами прикурить самураям — нечего сказать! Представляю, как их трясёт от одного только упоминания вашего имени! Думаю, чтобы загубить на корню ваше дело, они способны и не на такую пакость!

— Тут наши мысли с вами совпадают, — киваю я. — А ещё я склонен полагать, что потерпев неудачу, враг не остановится. Он обязательно придумает что-то ещё… У меня нет другого выбора, кроме как сыграть на опережение. Необходимо найти и обезвредить того, кто хочет меня убрать.

Внимательно смотрю на подобравшегося и враз ставшего крайне серьёзным Гиляровского.

— Владимир Алексеевич, официально мне запретили заниматься расследованием моего же дела…

— Но вас этот запрет не испугал? — хмыкает собеседник.

— Меня мало чем можно напугать… — киваю я. — Во всяком случае, точно не запретами… Хочу попросить вас как криминального репортёра, практически, как частного сыщика, как патриота и друга, в конце концов… Помогите отыскать убийцу…

Гиляровский довольно крякает и потирает ладошами.

— Николай Михалыч, разве я могу отказать вам? Скажу больше: сочту за честь! Я целиком и полностью в вашем распоряжении. Только скажите — с чего начнём?

Обвожу взглядом больничную палату.

— Сложно вести наше расследование отсюда. Тем более тут будет много желающих помешать.

— Планируете сбежать? — смеётся Гиляровский.

— Ну… не то, чтобы совсем сбежать… Так… покинуть госпиталь на какое-то время.

— Не извольте волноваться, ротмистр! Сделаем в лучшем виде! — оправдывает мои надежды он.

Глава 14

Больничные покои покидаю утром, сразу после завтрака. Для этого выхожу во двор, якобы подышать свежим воздухом. Сначала за мной присматривают бдительные санитарки, но потом суета и рабочие будни берут своё, им становится не до меня, я выпадаю из поля их зрения.

Пора рвать когти. Ограждения вокруг здания нет, так что скакать козлом через забор не приходится. Тридцать секунд, и я в нанятом Гиляровском экипаже.

Переодеваюсь в предусмотрительно захваченное журналистом штатское — стащить собственную офицерскую форму из госпиталя в полном соответствии с названием кино — «Миссия невозможна».