Ротмистр Гордеев

– Дурной был. Поумнел. С господином штабс-ротмистром и служба интереснее пошла.

Хлопнула входная дверь особняка, все оглянулись. К разведчикам шёл ординарец командира Скоробут, держась ладонью за левую скулу. Подошёл, ладонь убрал, а глаз уже фиолетовым заплывает.

Неподбитым глазом он оглядел товарищей и вздохнул.

– Силён их высокобродь драться.

– Спрашивал-то о чём?

– Известно о чём. Вспоминай, грит, Скоробут, как трёх товарищей потеряли, как склад брали, часовых снимали. Про поезд опять же, про япошек с их демонами, забодай их корова. Да всё по часам, по минутам. А особливо про китайцев расспрашивал и про китаяночку.

Дверь особняка снова грохнула, часовой при входе вытянулся во фрунт. На крыльцо вышел Дзатоев, окинул взглядом команду Гордеева, поманил пальцем.

– Унтер, ко мне!

Бубнов оправил мундир под ремнём, перекрестился и двинулся строевым шагом к Дзатоеву.

* * *

Дзатоев сидел за столом, перечитывая и сличая рапорты-показания-объяснения команды охотников штабс-ротмистра Гордеева. Он искал нестыковки, противоречия, неточности в этих бесхитростных рассказах полутора десятков людей, которые бы помогли ему уличить Гордеева во лжи и доказать, что тот японский агент. Для контрразведчика это был шанс всерьёз продвинуть карьеру, ранее срока выслуги получить производство в следующий чин и, возможно, перебраться с бригадного уровня на более высокий. К тому же Вержбицкий обещал немалую сумму в знак благодарности, если удастся доказать, что Гордеев – вражеский агент. Почему не заработать и не принести пользу Родине?

Мелкие шероховатости в рассказах подчинённых Гордеева имелись. Но Дзатоев не обольщался, он знал, что это естественно для свидетелей и очевидцев событий: каждый видит через собственную призму представлений, веры и знаний. В главном же рассказы бойцов о рейде сходились с тем, что написал в своём рапорте Гордеев. Но Дзатоев не мог избавиться от ощущения, что с этим Гордеевым что-то не то.

В дверь постучали. Дзатоев убрал бумаги в папку, короткими движениями помассировал затылок и виски.

– Войдите.

В дверь вошёл ротмистр. Козырнул с достоинством.

– Господин ротмистр? Ротмистр Филимонов. Вы хотели меня видеть?

Дзатоев указал гостю на стул.

– Присаживайтесь, господин ротмистр. Вы ведь Тверское кавалерийское училище окончили?

– Имел честь. В тысяча восемьсот девяносто втором.

– Гордеева Николая помните?

– Да. Что с ним?

– Геройствует в тылах противника. Инициативен, смел, изобретателен. Он в училище такой же был?

Филимонов задумался.

– Смелости и озорства у него хватало. А вот насчёт изобретательности… Особо звёзд с неба Николя не хватал.

– А давайте устроим ему сюрприз? – Дзатоев проникновенно заглянул в глаза Филимонова. – Розыгрыш…

Глава 15

Ночь. Лежу на нарах, сна ни в одном глазу. Во-первых, сосед-пехотинец храпит так, что хоть уши трубочкой сворачивай. Во-вторых, решаю сложную морально-этическую проблему: принять предложение моей китаянки и пойти на рывок от контрразведки и всей армии его императорского величества Николая намба ту или ждать, пока справедливость восторжествует и меня с извинениями отпустят и дальше командовать моими архаровцами? В обоих вариантах есть плюсы и минусы. Рисковать офицерской честью ради жизни и любви или рисковать жизнью ради чести и доброго имени.

И ещё интересный вопрос: как мой вакидзаси оказался у японского тайи, чтобы помочь ему совершить ритуальное самоубийство? Я оставил его в своём вещмешке в своей комнате в китайской фанзе, где квартировал. И было это ровно перед тем, как я отправился на доклад к Али Кули Мирзе. Без японского агента выкрасть вакидзаси и передать его для сэппуку японцу невозможно. В наличие японского агента среди своих бойцов верится мало. Зато среди китайцев – очень даже верится.

Теоретически любого (или любую) можно подцепить на деньги, боязнь за близких, «медовую ловушку». Даже на ненависть к русским – мы для китайцев такие же «варвары», как и все остальные иностранцы. За что им нас любить? То и дело норовим какие-то территории себе оттяпать от Срединной империи. Японским агентом может оказаться и сам японец: переоделся китайцем, прицепил на волосы косу – и родная мама не отличит одного азиата от другого.

Сокамерник мой (предполагаемая «наседка») завозился под шинелью на своих нарах, зачмокал губами, перевернулся на другой бок и затих.

Гадать кто можно бесконечно, у меня слишком мало данных. Доступ в дом имеет неограниченно широкий круг лиц: хозяева, торговцы, профессиональные воры (криминальный элемент для вербовки вполне подходит). Проник злодей в дом, когда никто не видит или не обращает внимания, порылся в моих вещах – и вот уже нет вакидзаси в моём вещмешке. Как они его японцу передали? Ну, мне же моя китаяночка как-то передала записку через раздатчика пищи.

С гипотетических поисков японских шпионов в своём окружении перехожу на мысли о Ли Юаньфэн. Вспоминаю нашу с ней единственную ночь, и сладкое томление охватывает весь организм. Нет, этот сладкий морок надо как-то разогнать, а то до добра не доведёт. Осторожно слезаю с нар, делаю простейшие гимнастические упражнения, чтобы физическим напряжением нивелировать напряжение сексуальное.

Чувствую на себе пристальный взгляд. Оборачиваюсь. Так и есть, сосед проснулся.

– Тело затекло, решил немного разогнать кровь. Если помешал, не обессудьте.

– Да какое помешал. Вы правы, не у мамы на пуховых перинах ночуем.

Сосед, кряхтя, слезает со своих нар.

– Не против, если присоединюсь?

Пожимаю плечами. Пусть разминается. Машем руками, ногами, крутим туловищем. Сокамерник явно знаком с какой-то системой физподготовки, или, как её тут называют, гимнастикой.

– Гляжу и не могу понять, – любопытствует пехотный сосед, – вы, господин штабс-ротмистр, по какой системе занимаетесь? Мюллер? Сокольская гимнастика? Фихте?

Чёрт! Знать бы ещё, чем они тут друг от друга отличаются. Не говорить же правду – базовый комплекс упражнений Министерства обороны Российской Федерации.

– Сам разработал, – отбрехиваюсь я, – из разных систем взял то, что больше мне подходило.

После занятий уснул быстро, да и сосед своим храпом не донимал. Может, взять за привычку заниматься с ним по вечерам? И сон спокойнее будет.

С утра нас вывели на оправку, потом завтрак. Чай, жидкая каша-размазня из риса с волоконцами мяса, пара кусочков плохо пропечённого хлеба. Удивительное дело – на всех гауптвахтах кормёжка сильно хуже даже солдатского котла. Или это такая дополнительная воспитательная мера? Чтобы жизнь совсем уж мёдом не казалась?

Почти сразу после завтрака меня забирает конвой и после непродолжительной уличной прогулки представляет пред светлы очи Дзатоева.

Какой разительный контраст. Сегодня «борец со шпионажем» – сама любезность и предупредительность.

– Курите? – подвигает он мне пачку папирос.

– Благодарствуйте, бросил.

– Что так?

– В госпитале узнал, что капля никотина убивает лошадь.

Мне удалось удивить своего визави.

– Шутить изволите, штабс-ротмистр?

– Никак нет. Кто-то из госпитальных эскулапов обмолвился. Мол, британские учёные установили. Должно быть, прочитал в каком-то медицинском журнале.