Роуд-муви
Шрифт:
«Зло эти бабы – нет в них и горохового зерна здравого смысла. Выбираться надо из этих лесов, а я тут сижу и… И, эта Лариса…округлости ее»… Дежа вю. Рыжий подросток в деревне. Бесстыжая, вечно хохочущая Верка. Пухлые груди с запахом хлеба, свежего сена и неопытной юношеской напористости. Запах распаленной плоти на ночном ветру привлекает другого хищника. Ощущение твердости ручки ножа в скользкой, потной ладони. Внимательный взгляд. Липко и страшно. «Корней Васильевич, вы обвиняетесь в предумышленном убийстве» – говорит женщина в костюме с бусами из искусственного жемчуга на морщинистой шее. Пахнущий мышами вагон. Космос. Пытка марсианским
Рыжий поймал себя на мысли, что вглядывается в Ларису Сергеевну, и нервно одернул себя. Степка беспокойно переместился и завертел головой, как будто потерял основной предмет своего любопытства.
– Чего заелозил, супостат? – не глядя на существо, спросил Корней Васильевич.
– Если мокрыми мочалками кидаться, кто угодно завертится, – с укоризной заметила Лариса Сергеевна, – в тебя бы, упаси господи, кто попал, посмотрела бы я!
Рыжий уже облачался в старую, но чистую холщовую рубаху, которую его заложница непонятно откуда притащила.
– Картошка поспела, – сказала женщина, вытаскивая почерневшую кастрюлю из печи и ставя на стол, где уже в ожидании расположились малосольные огурцы, квашеная капуста и ржаной, толсто порезанный хлеб.
– Сколько тебе лет? – вдруг спросил Корней Васильевич.
Лариса Сергеевна потупилась и сжала губы, перестав выкладывать картофелины в тарелку.
– Да я просто спросил, ох, бабы, что вы воспринимаете все через одно место?
Чего одна-то живешь, без мужика?
Лариса Сергеевна так и стояла, глядя в пол и кусая губы.
– Ладно тебе, не мое дело, говорю же, просто так я. Чаю можно покрепче мне, а?
Лариса Сергеевна засуетилась с чаем.
– Я боюсь цифр, – вдруг прошептала она.
– Что?
– Не могу произнести числа, – запинаясь, пробормотала женщина.
– Ты того, не в себе что ли?
Лариса Сергеевна тихо заплакала, звеня чашками.
– Эй, ну хорош. Когда я услышал от судьи «двадцать пять», мне тоже стало не по себе. Казалось бы, что такого в цифре двадцать пять? А то, что она может превратиться в огромную, воняющую кучу дерьма, которая сметает тебя, стоит кому-то нажать кнопку. Заслонка поднимается. И вот ты уже большой коричневый кусок, вызывающий у всех отвращение, а все, что остается – это ненависть. А что у тебя случилось?
– Не могу, – с трудом проговорила Лариса Сергеевна.
– Все не могут. Сначала не могут. Так сколько тебе лет?
– Я не…не знаю.
Корней Васильевич вскочил, и, в два шага оказавшись рядом с хозяйкой, повернул ее к себе и пристально посмотрел ей прямо в глаза.
– Говори, я сказал! Кто бы это с тобой не сделал, он настоящая мразь. Он не стоит твоего молчания. Они все хотят убить твое я, так рассердись, где твоя злость?
– Я не могу…ненавидеть их, не получается, – затравленно пропищала Лариса Сергеевна.
– Скажи это! – не унимался Рыжий.
– Пожалуйста, отпусти меня.
Корней Васильевич ударил женщину по щеке.
– Говори!
Но Лариса Сергеевна только
крепко зажмурилась, издавая глухие гудящие звуки.Корней Васильевич отпустил ее и зашагал по комнате, сжав зубы, затем остановился, уставившись в окно.
– Прости, – наконец выдавил Рыжий – а что я хотел? Чтобы ты, замордованная как все, вдруг нашла бы в себе то, чего нет? Ненавидеть она не может! Да их это просто развлекает! Заставить тебя бояться, сделать послушной овцой. А ты как все! Тьфу!
– Я не такая как все, к сожалению, – еле слышно, сквозь всхлипы выдавила Лариса Сергеевна.
– Не такая? А какая? Ты ничего не в силах изменить, даже разозлиться, а что же ты можешь?!
– Не знаю. Но кажется мне. Право, Вы не захотите понять и услышать. Никто никогда не хотел слышать меня. Только вот он, Степка, он слушает меня, даже когда я молчу. А я могла бы, хотела бы – любить и заботиться. Простые вещи. Но кому интересны простые вещи? Глупой и счастливой хочу быть. Если б можно избавиться от того проклятья, что делает тебя другой. Господи, простите, я говорю нелепицу, – еле слышно ответила женщина, – мне с-с-с-сорок т-т-три.
Вначале Корней Васильевич подумал что ослышался, но переспрашивать не решился. Он поморщился: «Да что происходит, что мне от нее надо? Чего я пристал к этой ненормальной?»
Всхлипы Ларисы Сергеевны и размышления Рыжего прервал Степка, который активно запрыгал по комнате. Пришельца явно что-то беспокоило, его тельце подрагивало, он скашивал голову, моргал и явно напрягался.
– Степочка, что с тобой? – забеспокоилась Лариса Сергеевна.
– Может в туалет хочет? Что-то я не видел, чтоб он хоть раз это делал, а ведь живая скотина, – резюмировал Рыжий.
Степка, тем не менее, сделав несколько полуконвульсивных движений, выдавил из себя странноватые звуки: «Матаканамари, матаканамари, матаканамари» – повторял пришелец, обводя взглядом своих «хозяев».
– По-японски что ли? Так и есть, только японцы могли подобную штуку сделать – никакой это не пришелец. Робот, наверное, надо бы разобрать его, да взглянуть что внутри, я смотрю, там что-то сломалось.
– Не трогай его! Ты же обещал, – возразила Лариса Сергеевна.
– Да ну его, подожду, пока батарейка сядет.
– Матаканамари сатру, матаканамари сатру, – не унимался пришелец, чем-то обеспокоенный.
– Да что с ним творится? Супостат – совсем разбушевался.
Лариса Сергеевна засуетилась вокруг прыгающего питомца, намереваясь взять его на руки и отнести в коробку, чтоб лишний раз не раздражать Рыжего, но все оказалось не так просто. Как только она приблизилась к нему, упрямый человечек замер на месте и развел ручонки, между которых с треском возникла яркая электрическая дуга. Женщина отпрянула, а Рыжий, недолго думая, схватил швабру и замахнулся. Лариса Сергеевна, вскрикнув, бросилась к нему и обняла, схватив за руки. Так они и замерли, наблюдая за все разгорающейся электрической дугой.
– Чего это он? – прошептала Лариса Сергеевна.
– Чудит малый, – прошипел Рыжий, – дай-ка я его.
– Нет, смотри, – так же тихо, сказала женщина.
Пришелец свел ладони, электрическая дуга изогнулась и приняла вид почти ровной окружности, после чего последовала вспышка, сопровождаемая громким треском. От неведомой силы лопнули лампочки, и наступила тишина. Ослепленные, Рыжий и Лариса Сергеевна так и стояли.
– Что происходит? – сказала она.
– Чертовщина какая-то, – ответил он.