Рой
Шрифт:
— Ты кое-что упустила.
— Неужели?
— Пульсаров тоже было два. И этот кто-то недолюбливает нас обеих.
Поле быстро заволокло густым чёрным дымом. Ветер дул в нашу сторону, слышно было, как невдалеке потрескивает, разохочиваясь, пламя. Пахло горелым мясом и щетиной. Руоешь тяжело, прерывисто дышала, разделяя боль каждого стебля, каждого гибнущего в огне семени. И не только боль. Несколько минут она бездумно глядела в пустоту перед собой, потом удивлённо расширила зрачки:
— Они облетели поле и прочесали весь лес, но там никого нет!
— Никого не видно, — поправила
Ещё один пульсар прожёг широкую борозду десятью локтями левее, давая понять, что враг не дремлет и не шутит.
— Посмотрим, — процедила я сквозь зубы, — он так долго не продержится. Либо станет видимым, либо прекратит расшвыриваться огнём.
— Либо выкурит нас отсюда дымом и обуглит заживо, — мрачно добавила среброглазая.
Дышать становилось всё труднее, в горле першило, глаза слезились.
— Если кто-нибудь из нас высунется и спровоцирует его ещё на пару-тройку заклинаний, это ускорит дело, — предположила я.
Руоешь, не двигаясь с места, повернула голову и выразительно посмотрела на меня.
— Почему опять я? — возмутилась я, надрывно кашляя в кулак. — Почему именно мне приходится брать штурмом нашпигованные охраной замки и дразнить боевых магов из расчёта пятидесяти процентов? Почему я не могу хоть раз постоять на стрёме за мостом?
— Что?
— Ничего, — я подняла руку и робко помахала ею над колосьями. Для пущего эффекта собрала пальцы в кулак — все, кроме среднего. Но проклятый маг не поддавался на провокации, опасаясь промахнуться сквозь дым. В воздухе бестолково вились пчёлы, пытаясь отыскать невидимого врага на ощупь, но безуспешно — скорее всего, тот предусмотрительно залёг на землю. Боязливо оглядевшись, я рискнула выпрямиться в полный рост и вызвать дождь, но противник сразу учуял мою магию и перебил её ураганным порывом ветра, опрокинувшим меня на спину.
— С… сын, — сквозь зубы выругалась я, потирая ушибленный хребет.
— Ещё идеи есть? — саркастически поинтересовалась руоешь.
— Отправь всех пчел за дым, на подветренную сторону.
— Они всё равно его не увидят, — неуверенно возразила она.
— Это моя забота! — огрызнулась я и на четвереньках поползла сквозь пшеницу, решив подобраться к магу кружным путём. Смятые стебли цеплялись за штаны, кололи ладони, на голову сыпалась какая-то дрянь. Впереди мелькнуло пламя — один лепесток, второй, десятый, жадно глодающие солому. Я зажмурила глаза, натянула куртку на голову и очертя голову бросилась вперёд, сквозь хватающий за ноги жар.
Маг успешно отводил глаза пчелам, но я увидела его сразу, вольготно рассевшегося на кочке и ехидно хихикающего над моими подскоками в тлеющих штанах. Торопливо захлопав дымки и оправив куртку, я выжидательно уставилась на поджигателя. Здороваться было глупо, убивать на месте невежливо. Маг тоже не спешил бояться и каяться, разглядывая меня со снисходительным пренебрежением.
Издалека можно было подумать, что ветер поменял направление и гонит дым в обратную сторону. Злобно рокочущий клуб метнулся по направлению моего взгляда, но маг и бровью не повёл, заранее позаботившись о защите. Пчелы уткнулись в невидимую стену, куполом расползлись по ней над нашими головами.
—
Что ж, приветствую вас… коллега, — хорошо знакомым голосом пророкотал маг, вставая, — как вижу, вы правильно истолковали моё застольное выступление. Люди, не обладающие магическим даром, не способны увидеть поле руоешь. Но, как и селян, их можно обмануть накладным носом и париком, верно?Передо мной стоял… дайн Дупп собственной персоной. Стройный, помолодевший лет на двадцать, с затянувшейся лысиной и впалыми щеками.
— Что вы здесь делаете? — глупо спросила я.
— Помогаю кое-кому охотиться на нежить, — лучезарно, но неискренне улыбнулся Дупп, — в то время как эта кто-то успешно отвлекает внимание последней.
— Во-первых, не отвлекаю, а беседую. А во-вторых, почему бы вам тоже с ней не потолковать? Лучше уж одна руоешь, чем сотня лесных упырей, вы могли бы договориться…
— А тебе не приходило в голову, — перебил дайн, — что договориться можно и с упырями? И с куда большей выгодой?
— Что? — опешила я.
Дайн невозмутимо пояснил:
— Упырей интересует человеческая кровь, ничего больше. Золото и камушки они несут мне.
— Вы хотите сказать… — я задохнулась от возмущения, — что в обмен на деньги позволяли упырям убивать людей?
— Лесную нежить всё равно не извести, — пренебрежительно шевельнул плечами дайн. — Выслеживаешь эту дрянь по буеракам, рискуя своей шкурой, выжигаешь логова, а через месяц-другой всё начинается заново. И откуда только что берётся? Покрутился я полгода на ставке сельского мага, опротивело. Ночью озверевшие упыри только что в окна не лезут, днём селяне за глаза поносят — мол, совсем никудышный колдун, не может раз и навсегда с умертвиями покончить. Вот я и покончил. Не так, правда, как они ожидали. Ты права, ведьма — со всеми можно договориться. Упыри перестали трогать местных — кроме, конечно, забывших купить у меня чудодейственный амулетик, — а затерявшийся в глухомани купец дело обычное.
— А руоешь не убивает людей, — докончила я, — и по её милости вы лишились стабильного дохода и средства запугивания селян, верно?
— Чуть не лишился, — уточнил дайн, небрежно запуская руку во внутренний карман куртки, — но не лишусь. Я ведь не какой-нибудь глупый колдун-наёмник, дразнящий тварь, чтобы я смог верно оценить её силы и возможности. Скоро поле догорит, через два-три дня пчёлы передохнут, а сама руоешь не умеет ни добывать пищу, ни кусаться, и будет вынуждена идти на поклон к людям. Тут-то я её и возьму, тёпленькую. А тебе, ведьма, — уж не обессудь, — живой отсюда не уйти.
Я слишком хорошо знала этот жест. Им обычно выхватывали из карманов магические талисманы, рассчитанные на одно, но сокрушительное заклинание, отразить которое у меня почти не было шансов. Но это не значило, что я не буду пробовать! Дайн ошибся, посчитав меня неудачницей, зарабатывающей на хлеб по трактам. И не мог даже предположить, что лучшая выпускница курса практикует в глухих селения исключительно ради своего удовольствия.
Но пробовать не пришлось. В руке у дайна ничего не было и он торопливо сунул её в другой карман. Потом в третий. Изумление на его лице постепенно сменилось испугом, а затем и откровенным ужасом.