Розалинда. Детектив

Господин Холмс на своих курсах учил нас общаться с разными типами людей. «Гладить по шерстке» халериков, смеяться вместе с сонгвиниками, показывать свои мягкие стороны меланхоликам, всегда быть рассудительным с флегматиком… Но к Грэйс Арон ни одно из этих правил не подходило. По крайней мере, для меня, ведь я не видела в Грэйс человека. И все же я сделала последнюю попытку:

– Грэйс, - уже мягче сказала я, присаживаясь на стул рядом, - Прошу вас, ради Александра, ответьте мне.

Мой оппонент вынул последнюю шпильку из волос, и длинные серые пряди поползли по плечам, словно змеи.

– Ради Александра? – повторила Грэйс своим спокойным, тянучим голосом, - С чего это? Он ненавидит меня, а я – его.

Меня словно ударило молнией. Александр ненавидит Грэйс Арон?

Та, увидев мое лицо, засмеялась, обнажая белые зубы с щелочкой посредине.

– А вы думали, он питает ко мне нежные чувства? Пфа!!! – и Грэйс достала из шкатулки очень яркую красную помаду.

– Ради кого я точно буду молчать, так это ради Александра, - сказала она, малюя губы, - Он был любимым крестником матушки, этакий золотой мальчик. Даже перстенек ее себе прикупил на память. А я с ним никогда не ладила. Словно он с детства знал, как я закончу, - она облизала яркие губы, - Отец пригласил его погостить у нас перед моей свадьбой, и каким-то образом, Александр узнал мой секретик. О, как он стал глядеть на меня!? Вы видели этот взгляд?!

Тут Грэйс повернулась ко мне лицом, и в ее глазах читалась давно хранимая и заглушаемая ярость.

– Этот мальчишка посмел глядеть на меня, словно я – не человек. Будто он даже поверить не может, как такое существо, как я- ходит по земле! Вот как он смотрел на меня! – прошипела она.

Но тут лицо ее застыло.

Грэйс снова развернулась к зеркалу, и нала подводить черным глаза.

– Александр зашел так далеко, что умолял моего отца не заступаться за меня. Он просил его «Не делать этого»- Не брать вину перед судом на себя.

Она подвела оба глаза, и принялась расстегивать пуговички на платье. Госопдин Холмс так же учил нас не прерывать свидетелей, когда они хотят выговориться, и потому я сидела молча.

Грэйс сняла платье, и осталась в одном пенюаре – прозрачном и облегающем.

– Как я выгляжу? – спросила она.

Я с горечью посмотрела на нее: распущенные волосы по талию, яркий макияж, отсутствие приличной одежды.

– Как падшая женщина, - ответила я правду.

– Отлично! – звонко засмеялась Грэйс, - Этого я и добивалась! Видишь ли, в отличие от отца, я не вижу смысла скрывать от мира мое лицо! Пусть все знают, какая я. Лишь только аукцион кончится, я, как говорит папочка, смогу пойти «на все четыре стороны», и, о луна, как я этого жду!

И она снова улыбнулась зубами с щербинкой.

– Боюсь, вам там придется не по душе, -тихо сказала я.

– Отчего это? – спокойно спросила меня Грэйс.

Я вдохнула воздуху. То, что я собиралась сказать, было моим и только моим, хотя, кажется, аукцион скрывал все личные границы.

– В молодости я была на вашем месте, - сказала я.

Грэйс молчала. Я продолжила:

– Родители отказались от меня и выгнали из дома, так случилось. И я долго искала себе место в этой жизни. Те вещи, которыми мне приходилось заниматься, чтобы выжить – я никогда не хочу вспоминать. Поэтому не глупите, Грэйс…

Я начала злиться и голос мой повышался:

– Ваш отец делал все, чтобы вы могли жить дальше. Так не хороните себя!

Губы Грэйс внезапно задергались:

– Но я похоронила свое дитя! – пропищала она, - Как я должна жить дальше?

Она закрыла лицо руками и принялась выть как раненый зверь.

На это ответа у меня не было. Вместо, я снова задал вопрос:

– Грэйс, сегодня могут погибнуть еще люди. Пожалуйста, расскажите мне про нож.

Грэйс отняла руки т лица. Посмотрела на меня мокрыми глазами и сказала:

– Я готовилась к аукциону. Знала, что найдется следователь, вроде этого Фредерика, который может погубить меня. И я не ждала помощи.

Грэйс сглотнула воздуха. Я ожидала.

– Но я ничего не нашла. Кроме трактата одного мага, прошедшего через лишение силы. Он писал, что это словно оказаться в полной, непроницаемой тьме. А я – боюсь темноты.

– Вы хотели, чтобы серебряный нож уберег вас о тьмы? – мягко спросила я.

– Да, серебру приписывают такие свойства, - пожала плечами Грэйс, и внезапно рассмеялась, - Видите, я не могу помочь спасти кого-либо!

Но она была не права. Картинка, лежавшая передо мною кусочками, сложилась в моей голове.

– Последний вопрос, - сказала я.

Грэйс пожала плечами.

И я спросила ее то, о чем не хотела и догадываться. Но Грэйс подтвердила мои подозрения. Теперь все упиралось только во время.

Глава 21

Последнее время я чересчур сентиментальна. Не знаю, чем это вызвано, но, увы, ничего не могу с собой поделать. Вот и сейчас, увидев настоящее лицо Грэйс Арон, я вспомнила о своей семье.

Я родилась в деревне, в самой обычной крестьянской семье. Родители мои были не слишком бедны, и не слишком богаты. Отец возделывал землю, продавал результаты своих трудов на рынках. Мать вела все домашнее хозяйство и была, как тогда говорили «доброй женщиной в миру». Что означало особу слегка религиозную и добротных моральных нравов. Впрочем, это не мешало родителям быть радушными хозяевами и всеми уважаемыми соседями, (а это означало, что в нашем доме всегда можно было выпить и закусить). Братьев и сестер луна мне не дала. Я росла одна. Лет до одиннадцати жизнь моя была мало чем примечательна и не сильно отличалась от жизни других крестьянских детей. Я помогала матери по дому (хоть это и не всегда у меня получалось), носила отцу хлеб на пашню. Ездила с родителями на ярмарки. Ходила с матерью в церковь по праздникам. До сих пор я помню запах хлеба, стоявший в доме по утрам, свечи, которые моя мама жгла в честь богини луны, и липкие, почти растаявшие, сахарные леденцы, которые отец покупал мне на ярмарках. Моя жизнь была светлой и полупустой, как простая деревенская комната. Но в одиннадцать лет все изменилось. На ярмарке я встретила мальчика, стоявшего выше меня по роду и званию. И мне, волею судеб, было суждено полюбить его. Сейчас, вспоминая все это, мне сложно отделить одно от другого: что же я любила больше? Его? Доброту, искренность, дружбу, которые он мне дарил, пока мы были детьми? Или мир, которые он для меня открыл? Да, о него я знала, Королевство Серебряных Гор – волшебное. У нас есть король, рыцари, магические существа. Но все это было где-то там. Не здесь. Не в нашей деревне. Не в родительском доме. Но мой новый друг изменил весь мой мир. Он умел колдовать, и выращивал для меня цветы прямо из семечки, лежащей на моей ладони. Вместе мы заговаривали оленей в лесу, превращали весенние ручьи в бурные океаны для своих бумажных корабликов. Он читал мне удивительные книги. Рассказывал о невероятных вещах. Я была очарована. Или, вернее сказать, околдована им? Я до сих пор не знаю ответа.

Родители мои, правду говоря, никогда не были в восторге от моей дружбы. Чинные крестьяне, они не питали иллюзий. Уже не верили в сказки. Ни раз и не два, они предупреждали меня о том, чем все может кончиться. И не раз и не два я ссорилась с ними, защищая друга. Или я защищала свои глупые мечты?

В конце, родители мои оказались правы.

Честь моя была потеряна. Я – осталась одна. Пусть это и не было полной виной моего избранника. Но все же, весь мой мир рухнул. Я получила такое потрясение, что лежала больной несколько месяцев. Отец и мать заботились обо мне, как могли. Но, когда я выздоровела, мать собрала мою сумку, положила в нее хлеба, то количество денег, которое они с отцом могли мне дать, и сказала уходить из родной деревни.

Мой роман, и все, что последовало за ним, вызвало бурю слухов и сплетен. Я была опорочена. Опозорена. Мне больше не было места среди добрых крестьян. Я молила родителей передумать. Мне было страшно. Я никогда не была одна. И разве не мало того, что Он бросил меня? Но отец и мать были непреклонны. Их доводами было то, что они предупреждали меня, и это лишь мое непослушание привело нашу семью к такому позору. Я должна была покинуть родной дом, пока не навлекла на родителей еще больший позор своим присутствием.