Рождение экзекутора. 1 том

Крошка выбежала в коридор и через террасу в сад — у садовницы лестница! Она заберется на стену — оттуда на крышу и сможет уйти! Найдет ажлисс или доберется сама до базы. Джи снимет ошейник, и она остановит эту войнушку! Накроет внушением! Да, она пока может недалеко и немного, но хоть как и понемногу! Частями!

Над гаремными садами и детским парком Плодового Сада, куда битерере не могли ходить, пока не родят наследника, и куда Рошса и не планировала никогда попадать... Надо всем внутренним небом, плотно окруженным ярусами дворца, полз чад и клубился дым. Из внешнего мира, где она так ни разу и не была, валил густой прибой канонады, земля под ногами вздрагивала мелкой и неритмичной дрожью… Крошка зло провела пальцами по шнурку ошейника, пытаясь вырваться хотя бы тонкой ниточкой скана за пределы своего тела, негодуя, что она так толком и не тренировалась, утонув в размеренно ленивом распорядке гаремной жизни. Оглянулась: крыши и стены закрывали обзор. Проклятье! Она глуха и слепа! И бессильна! Она ничем не отличается от этих глупых дур, что визжат и бестолково бегают туда-сюда! Революция, о которой пугливо шептались, дозрела и лопнула как большой нарыв, заливая гноем и заразой умы и дела людей…

Так, главное успокоиться! Не бояться! У пруда и яблонь лестницы нет. Содрала и кинула на ступеньки пышные юбки. На бегу отшвырнула в пруд многослойные кофточки. Осталась в тонкой нижней рубашке и штанишках с кружевами по колено. Жиры нарастила, неудобно-то как двигаться! Ну хоть энергии запасной прорва! Заскочила в домик садовницы, вынесла лестницу.

— Эй, эй, ты! — на террасе объявился стражник. — Чего это ты делаешь? Почему ты раздета? Куда ты тащишь лестницу? Бросай, иди сюда.

Крошка прислонила лестницу к кустам, подскочила к стражнику и вошла в его сознание: «Выведи меня отсюда! Ты любишь меня! Дай мне уйти!»

— Нет, нет, не пущу, я нашёл тебя, мне надо тебя отвести, не уходи! — Солдат обхватил ее руками.

Крошка не знала, что делать. Заставить стражника отцепиться? Он отсоединится, останется без влияния и сможет выстрелить или заорать.

— Где остальная охрана?

— Уводят битерере...

— Мелекс, отойди от ведьмы! — низкий голос перекрыл грохот взрывов. В проеме стоял начальник стражи. — Твое дело найти её, а не обсасываться с ней!

— Глупости, — Крошка от неожиданности отшатнулась и заторопилась. — Ведьм не бывает! А вы обязаны охранять битерере!

Солдат же, этот Мелекс, тыкал в ее сторону дрожащим пальцем и кричал:

— Ведьма! Она околдовала меня! Околдовала! — и упал с ножом в горле.

Крошка удивлённо перевела взгляд на Кирста и сорвалась вперед. Надо немедленно дотронуться до него! Остановить!

Резкая боль полоснула по телу, швырнула на ступеньки. Обугленная дыра в боку, разломаны ребра… Все сразу затянулось загустевшей кровью. Это не смертельно! Сердце рефлекторно замедлилось, и Крошка ушла в малую смерть…

С топотом в двери сунулись мешающие друг другу охранники, но стражный, перегородив алебардой проём, вытолкал всех вон:

— Здесь уже всё кончено! Тут никого нет!

— А Мелекс...

— Ведьма убила его. Я убил ведьму, — стражный вышел в коридор, закрывая собой проход, и закричал на солдат:

— Быстрее, выводите всех битерере и прислугу к транспорту, пока тут тихо! О Мелексе позаботится мой прихвостень, — и немного посторонился, пропуская в оранжерею помощника.

— Она дохлая... Зачем мне дохлая? Вы обещали её живой, — прихвостень присел у тела Лардарошсы, суетливо вытирая потеющие руки о штаны.

— Не касайся её! — рыкнул стражный, отбросив помощника пинком. — Хочешь потерять себя? Она в обмороке. Не смей касаться её руками или обнажённым телом!

Вынул из кармана и кинул на колени прихвостню моток проволоки.

— Привяжи её, пока она спит... Да, вон к той лестнице. И смотри, играй осторожно, чтобы на самом деле не умерла. Она должна жить долго и долго благодарить тебя. Дворец будет пуст, никто не помешает. Потом я приду.

Стражный ушел и закрыл за собой дверь, а прихвостень подцепил Крошку крюком алебарды за ключицу и стащил с террасы в сад.

*

Она очнулась от острой боли, пронзившей вязкий прибой регенерации.

— Пусти, — с трудом шевеля непослушными губами, прошептала Крошка. Руки были проткнуты проволокой и привязаны к спущенной в бассейн садовой лестнице. Ног Крошка не чувствовала, только боль и холод. По бурой воде шла мелкая рябь. Открытые раны на животе и боках понемногу всасывали холодную воду. Восстановление жрало силы, требовало тепло, неуправляемая дрожь била тело. Она не могла, не успевала сконцентрироваться, чтобы убрать боль. Почему Джи не послал ажлисс спасти её?

— Пусти, — Крошке удалось просипеть чуть громче. — Я сделаю тебе счастье, самое большое...

— Не-а, ты дашь мне всё, — прихвостень сидел на корточках на бортике. Штанов на нём не было. Он придвинулся ближе, и красно-бурые складки его трусов мазнули по залитому кровью бортику. Пахнуло гнилой рыбой. — Тебя привезли для меня, господин Кирст мне сразу сказал.

Наклонился и зацепил крюком её грудь. У Крошки вырвался хриплый вой. Нет! Она никогда не кричит, но нужно уйти в голос, вытечь в звук! Проломить блок!

Прихвостень дернул, а другой рукой приткнул пиалу, собирая кровь.

— Кричи, кричи, потечет лучше, — прихвостень вылил себе в пах кровь из наполнившейся пиалы, растирая её рукой. Нет, белья на нем тоже не было.

— Потрись об меня, я помогу тебе, — всхлипнула Крошка. Где же все?

— Не-а, трогать тебя нельзя, господин Кирст сказал, — прихвостень хлюпнул, всасывая вытекающую на подбородок слюну. Ткнул ножом в плечо и начал пилить, растягивая и срезая кожу.

Она пыталась прорваться сквозь блок, преодолеть боль, ураганом острых лезвий рвущей сознание. Пыталась вырваться и остановить, прогнать, убить это трясущееся вожделением существо, что насиловало её крюком, обдирало плоть и дырявило кости. Малая смерть глотала её и нехотя выплёвывала. Джи не мог не слышать её!

Тонула в обмороках малых смертей, выныривала и умирала в бесконечной череде малых смертей. Прихвостень откуда-то приносил детей? Собак? Ненадолго приходя в сознание, она видела детей Фариссы, но нет, Фари не могла еще родить. Это были щерицы? Держа шевелящиеся тельца щипцами, придавливал истошно кричащие или уже только хрипящие, но живые создания к её лицу, прижимал ко рту. Она, не владея собой, выпускала жало, нащупывала сердца и высасывала их маленькие жизни. Вместе с глотком крови забирала их силу, отпускала их души. Прихвостень резал и поил её кровью, резал .. детей? Животных? Лил ей в рот мочу и помои, грязную воду и жидкость из раздутых животов гниющих трупов… Она старалась не быть — отстраниться, убежать хотя бы ментально, сканом... Она сходила с ума, но регенерировала, и тогда прихвостень рвал её снова. Вода в бассейне превратилась в вонючую кашу, но и в каше всё ещё была вода, необходимая для регенерации. Она не умирала. Она регенерировала. Но самым страшным почему-то оказалось другое: в самом начале этого бесконечного умирания появился начальник стражи, так и не снявший маску и больше не сказавший ни единого слова. Сначала он просто отрубил ей пальцы. Они выросли. Он разбил ей кисти молотком… Кисти восстановились. Тогда он принёс крутящийся точильный камень, и сточил ей пальцы и кисти, прикрепив её руки липкой лентой к фанерке. Сточить палец просто, как исписать мел. Потом он сделал это снова. И снова.

Она регенерировала и сходила с ума. Нет, Джи всё видит! И Кирст знал, что она ажлисс! Джи нарочно послал ее! Для тренировки! Прихвостень её ждал!

Её отравленное тело умирало, её обезумевшая душа ещё жила. В чаду безумия увидела Генри. Потянулась к нему и ощутила его сканом, забыв, что на ней ошейник, не замечая, что её мучитель уже мёртв, не помня, что она сама убила его... Не видя, что рядом с ней нет никого живого…

Генри нес в руке нож, её экзекуторский нож. Кристалл на рукоятке пламенел кровью… Она потянулась к нему, надеясь, что стюард перережет ошейник. Но Генри, ни слова не говоря, воткнул нож ей в горло.