Рождение империи

Она не хочет ни на минуту разлучаться с Гэлис, сказал он себе. Ты сам знаешь… ты знал… что это такое.

Неожиданно Мэддин подумал: а почему бы этой ученой даме не стать одним из его главных советников? Она умна, хорошо образована… даже если и не умеет обращаться с магией, то хотя бы разбирается в ней. Надо обязательно поговорить об этом с Кадберном и Поломой. Между прочим, он сам на месте Китайры поступил бы точно так же – то есть мог счесть за оскорбление, если бы его не включили в состав этой группы.

Четверо подошли ближе и остановились перед принцем, выжидающе глядя на Мэддина. Чего же они ждут? Чего хотят? Поприветствовать его? Что ж, возможно. Но, наверное, они желают не только этого. Предвкушают грядущие приключения, с надеждой ожидают загадочное будущее, которое с каждым днем становится все ближе и ближе.

– Друзья мои, – произнес Мэддин и тут же понял, что следует сказать дальше. Не мешкая, он продолжил: – Я не нахожу слов, чтобы выразить мое удовольствие от встречи с вами на этой земле, откуда рукой подать до цели нашего путешествия, до нашего нового дома. Но есть и печаль в моем сердце, ибо я с прискорбием должен сообщить вам, что одна из нас никогда не закончит эту дорогу.

Ближе к обеду Розалла вновь начала стонать.

Эриот, сидя на палубе, держала ее на руках, осторожно покачивая. Пожилая женщина так и не пришла в сознание после того, как порывом сильного ветра ее ударило о борт корабля. Во время шторма Эриот поднялась на ноги лишь на мгновение, чтобы унять судорогу в икре. Когда же качка улеглась, а крики несчастных колонистов стихли, девушка увидела, что Розалла лежит на палубе, и у нее из носа сочится кровь.

– Все будет хорошо, – сказала ей Эриот и крепче прижала к себе, словно тепло ее тела могло привести несчастную в чувство.

Веки Розаллы затрепетали. Из ушей хлынула кровь. Она сделала глубокий вдох, затем слабо, еле слышно выдохнула.

Эриот отпустила Розаллу и быстро встала. Тело пожилой женщины безжизненно лежало на палубе, словно куча старых тряпок.

Эриот стояла и смотрела на несчастную, не в силах отвести взгляда. Ей вспомнилось, что отец после смерти лежал точно так же. Девушка хотела уйти, но ноги отказывались повиноваться ей. Вокруг собрались люди; кто-то пытался утешить Эриот.

– Я даже не знала ее толком, – пробормотала жестянщица.

– Она умерла? – раздался чей-то басовитый голос. Девушка подняла глаза и увидела темную фигуру мрачного чернобородого Ардена. Как он угадывает тот момент, когда нужно появиться?

– Да, похоже на то.

Эриот опустилась на корточки и положила руку на губы Розаллы – дыхания не было. Арден присел рядом и дотронулся до шеи пожилой женщины.

– Да, она умерла, – заявил он. – Она была тебе другом, – обращаясь к Эриот, добавил он, словно ничуть в этом не сомневался.

– Я ее очень плохо знала, – почему-то возразила девушка. – Мы пару раз поговорили, только и всего…

Арден поднял с палубы тело Розаллы.

– Значит, вы были друзьями, – сказал он и зашагал по направлению к кормовому люку.

– Куда вы ее несете?

Бородач остановился и посмотрел на Эриот.

– Прости, но мы не можем оставить ее здесь. Девушка поняла, что он собирается сделать, и бросилась вслед за ним.

– Вы не можете просто так взять и выкинуть ее за борт! Арден подошел к трапу, но не успел сделать дальше и шага, как Эриот схватила его за руку. Со всех сторон на них смотрели другие колонисты – людей привела в восхищение храбрость девушки, но помешать великану никто не осмелился.

– Так нельзя. Ее нужно…

– Ей больше ничего не нужно, – возразил Арден.

С этим словами он стал подниматься на главную палубу. Эриот последовала за ним.

Они подошли к груде камней, сложенных пирамидой у борта корабля. Девушка увидела, что здесь лежали другие тела, все в простых одеждах колонистов. Матросы привязывали к ним камни, а затем сбрасывали трупы за борт. Арден начал привязывать два камня к ногам Розаллы. Эриот присела рядом с ним на корточки и дотронулась до его руки.

– Что, по-твоему, я должен еще сделать? – спросил бородач, немного повысив голос. – У нее нет семьи. Ты – ее единственный друг. – Он подождал, надеясь услышать ее ответ, но Эриот молчала. – Никто на этом корабле не может дать ей ничего больше, – повторил он.

Девушка убрала руку. Арден закончил привязывать камни, затем без видимых усилий поднял тело Розаллы и опустил за борт. Эриот перегнулась через поручень, но так и не успела ничего увидеть. Розалла бесследно исчезла под водой.

– По крайней мере кто-то пришел проводить ее в последний путь, – произнес Арден на удивление ласково.

Эриот долгое время стояла у борта, глядя на волны. Она жалела о том, что не могла ничего сделать для покойной, и ей было грустно, что она потеряла единственную знакомую на всем корабле.

Повернувшись, девушка увидела, что Арден помогает матросам хоронить других умерших. Одно из тел было маленьким и скрюченным, но Эриот успела разглядеть лицо.

Арден привязал камни к ногам Риба и бесцеремонно бросил его за борт. Выпрямившись, он увидел, что девушка пристально смотрит на него.

– Во время шторма мы потеряли семерых, – бесстрастно сказал великан. – Виной тому – несчастный случай.

Полома подумал о том, что последние два года его постоянно преследуют потери. Будучи изгнанником, он лишился дома и семьи; как проситель при дворе императрицы Лерены, он утратил былую гордость; став участником экспедиции по завоеванию Кидана, он потерял честь… Теперь же его постигла самая горькая потеря.

Все же как ни печально было сознавать, хоть убийство Алвей Селфорд и казалось самой глубокой раной, но заживет она раньше всех остальных душевных травм. Мальвара любил Алвей, но не был в нее влюблен. Она была первой из всех хамилайцев, кто проникся к нему доверием. Молодая женщина не задавала ему никаких вопросов, потому что верила, что он заслужил такое отношение по праву – как мужчина и как киданец. Даже странно, что простая доброта способна вызвать столь сильные чувства… и все-таки Полома всегда будет ей за это благодарен.

Порой Мальвара удивлялся собственной отстраненности; казалось, он смотрел на собственную жизнь так, как смотрел бы на муравья или мышь. Наверно, это было нужно для того, чтобы оградить себя от превратностей жизни и сердечных привязанностей. Вот и сейчас Полома пытался столь же отстраненно думать о смерти Алвей, лишь бы немного облегчить свою боль. Увы, это было невозможно. Алвей – не тот человек, о котором можно думать как о чем-то чужом.

И еще одна странная вещь. После того как Мэддин рассказал о гибели возлюбленной, у Поломы разболелся шрам на левой руке, полученный в тот день, когда Мальвара спас жизнь леди Селфорд. Поначалу он давал знать о себе тупой, ноющей болью, но теперь, когда бывший префект позволил себе предаться воспоминаниям, боль стала почти невыносимой.