Рождение сверхновой

Останавливаюсь в нижней вытяжке, — не знаю, как эта фигура называется, — на полу. Смотрю снизу на сестру.

— Аньён, СунОк. Как у тебя дела?

СунОк отмирает, но глаз от меня отвести не может.

— В кафе всё хорошо, наполняемость растёт, уже нет места, куда новые столики ставить… — начинает она сдержанно и вдруг её прорывает, — О, небеса! Какая ты красивая! Ну, почему я так не могу?!

Я меняю ногу и так же снизу продолжаю беседу.

— Потому что не хочешь…

— Я хочу, хочу, хочу! — стонет сестра.

— Ты хочешь, не отрывая жопы от дивана. А хотеть надо так, чтобы связки на грани разрыва, чтобы мышцы болели так, что ходить невозможно, чтобы пот и слёзы вёдрами, — объясняю ей законы жизни и природы.

Встаю и спрашиваю, глядя в упор.

— Шпагат научилась делать? — Надо упомянуть, что сестрица за ум всё-таки взялась. Стала по утрам вставать и бегать в недалёком от нас парке. Я ей компанию составить не могу. Даже в раннее утро за мной увяжется шлейф ненормальных поклонников.

— Нет! — стонет сестра, — Не получается! Знаешь, как это больно?!

— СунОк — ты дура, — привычно диагностирую я, — Ты только что видела, что я могу делать. С чего ты взяла, что мне не было больно, когда я этому училась? Я и сейчас до боли упражнения делала. Она несильная, потому что я закрепляю…

Старшей сестре приходится объяснять очевидное.

— Почему я тебе должна объяснять такие вещи? Ты же кореянка! Все в Корее с младенчества знают, что без тяжкого труда достижения невозможны.

— Трудиться надо, это я понимаю, ЮнМи, но это очень больно! — жалуется СунОк.

— Болевой порог это барьер, который надо взять, — пожимаю плечами, — Все его берут. Почему ты думаешь, что я его не преодолевала? Ну-ка, давай посмотрим, что у тебя со шпагатом!

СунОк со вздохом пытается сесть на шпагат. Смотрю. Ей не хватает примерно десять сантиметров. Беру с полки книжки, подкладываю под неё до касания. Объясняю:

— Теперь тебе надо просто плотно прижаться. Расслабиться, приготовиться принять болевой удар. Именно принять, не напрягаться рефлекторно. Готова?

СунОк кивает после паузы, и я давлю сверху, обхватив её руками за талию. Стон сестрица почти сдерживает, закусывает губу, глазки прикрывает. Держу её с полминуты, потом меняем ногу.

— Найди какие-нибудь тонкие плашки, по пол-сантиметра, не больше. И убирай по одной каждые два-три дня. Можно их иногда под пятку подкладывать…

В общем, обучаю её технологии самообучения. Да простят меня небеса за тавтологию.

— Делать надо сразу после беговой разминки по утрам, когда мышцы и связки разогреты.

На сегодня хватит. Выгоняю охающую и стонущую сестру из комнаты.

Обычно я дома только по утрам занимаюсь. Но сегодня мероприятие в минкульте весь режим порушило, приходится дома добирать физическую нагрузку. Тело просит. А такой красивой фигурке нет сил отказать, хи-хи-хи…

Через сорок минут.

Заплямкал, заиграл телефон. Кто это, на ночь глядя? О, ЧжуВон! А проверю-ка я, чему меня научила ГаЮн-сии, моя преподавательница по вокалу. Кое-что я уже освоила. Теперь тренирую при каждом удобном случае. Переключение регистров страшно забавная вещь, голос меняется до неузнаваемости. Так, готова? Жмём на картинку «поднятие трубки».

— Хал-л-л-о-о-у! — перехожу в максимально низкий регистр, голос почти басовитый, хотя можно различить, что женский. Характерен для крепких усатых старух. Или не старух, но тоже усатых и могучих.

— А-к-х-м-м-м! — поперхнулся ЧжуВончик, хи-хи, — Аньён, Юна, это ты?

В голосе огромное сомнение, которое я сейчас превращу в уверенность.

— О, не-е-т, это её подруга. Меня ЕнЛин зовут…

— Позовите, пожалуйста, ЮнМи, госпожа ЕнЛин, — неуверенно попросил ЧжуВон.

— Она сейчас не может. Она принимает ван-н-гну, потом выпьет чашечку ко-о-ф-фе, — немилосердно нагнетаю даже не французский, а какой-то зверский прононс. Тоже, кстати, из уроков ГаЮн-сии. Речевой аппарат человека, оказывается, очень сложный инструмент с множеством возможностей.

— Пусть тогда перезвонит мне, как сможет.

— Ма-а-ладой че-а-эк, вы не представились. Шта я должна сказать своей подруге? — манерно капризничаю я.

— А разве телефон не показывает абонента? — удивляется ЧжуВон.

— О-о-о-у, простите! Сразу не поняла. Да-а-у, там было написано «Глупый оппа». Юн-г-ночка наверняка знает, кто это…

— Что там было написано? — настораживается ЧжуВон.

— Кэкой-то там «оппа», я не очень помню, — выворачиваюсь я и прекращаю разговор, меня уже корёжит от рвущегося наружу смеха, — Аннён, ма-а-ладой чеаэк, я передам Юн-г-не…

Еле успеваю отключиться, валюсь на кровать, — а-а-а-а! — и бью по ней ногами. О-о-о-у-х! День завершается на оптимистической ноте. Тусовка в министерстве, скорее, плюс, чем минус. Отсутствие рядом в это время ЧжуВона — безусловный плюс. Пропущенное занятие по вокалу — минус, конечно. Удачный розыгрыш ЧжуВона — жирный плюс. Баланс в мою пользу!

Юркин! Держи картинку!

Сергей отзывается, и перед сном смотрю самое лучшее в мире кино.

Видение 7. Обормот.

Наконец-то я смог выйти погулять. С Киром, у парня сегодня выходной от детского садика. Родители с восторгом спровадили нас на улицу. Иногда у меня складывается впечатление, что временами они прямо-таки счастливы от нас избавится.

Пока я сидел взаперти, девчонки ко мне приходили. Но их завернули, сказали, что я сильно и заразно болен. Зато как они обрадовались, когда я вышел! Катюшка пускается с Кирюшкой в пляс, Зина молчит, поблёскивает почему-то не злыми, как обычно, глазами и одобрительно сопит. А как вспыхивают её глаза, когда я на ухо ей шепчу:

— Я придумал новое ругательство, очень гадкое, — показываю глазами на Катю с Киром, — При них нельзя. Потом скажу.

Глаза Зины вспыхивают благодарностью и энтузиазмом. Ей хочется, очень хочется, узнать немедленно, дома поделиться с мамой, — у них это общее хобби, — но вот уже Катюшка подозрительно косится.

— О чём это вы шепчетесь?

— Маленькие вы ещё, — заявляет Зина, — знать о таком.

— Да, — подтверждаю я, — это наши взрослые секреты.

— Подумаешь! — надувает губы Катюшка.

Я счастливо вздыхаю, наконец-то я среди друзей! Как же всё здорово!

Катюшка в тот день всё равно у меня выпытала, что в секрете мы держим новую ругательную формулу, и сразу отстала. Ей, как приличной девочке, не пристало интересоваться таким.

Зима скоро кончится, середина уже пройдена, так что надо спешить ей насладиться по полной программе. Хожу вокруг самого большого снежного массива, прикидываю. Народ прицепляется ко мне заинтересованным хвостиком. Наконец, я наметил примерную архитектуру.