Рождение волшебницы

Еще трое пигаликов метались между едулопами, в отчаянном порыве достать чародея – на излете броска, за миг до собственной смерти уколоть кончиком кинжала…

Они погибли, ничего не успев.

Распаленные едулопы целыми сворами терзали податливые тела малышей, раздирали одежды и мозжили головы. Искрени упивались разбросанным по дороге и по обочинам железом.

Рукосил разевал рот, только сейчас осознав всю меру избытой опасности. Так близко к гибели он, кажется, еще никогда не бывал, хотя и не раз уже заглядывал за темный полог смерти.

Юлий и Поплева не спешили гоняться за вздорной девчонкой. Юлий – из самолюбия, а Поплева из уважения к его оскорбленным чувствам. Изначальное почтение к Золотинкиному мужу еще больше возрастало оттого, что тот избегал говорить о жене дурное. А невозможно было не видеть, что юноша мучается.

Наверное, он всё бы выложил, стоило на него приналечь, но Поплева из деликатности удерживался от расспросов. Достойнее разобраться самому, полагал он, потому что обиды и недоразумения, омрачившие жизнь супругов, это еще полобиды и полнедоразумения, пока они не стали достоянием кого-то третьего. Пока что обиженным представлялся Поплеве Юлий, но это было только предположение, ничего нельзя было сказать наверное, не понаблюдав их рядом.

Наутро после отъезда Золотинки государь послал в Екшень гонца с запиской от себя и с письмецом Поплевы, а еще через четыре дня небрежно сказал «едем!». Так пренебрежительно по отношению к собственному почину, что нельзя было беднягу не пожалеть.

Большая покойная карета, мягко катившая по равнинам правобережья, бархатные подушки располагали к разговорам. А говорили о Золотинке. То есть, Поплева рассказывал, поминал дорогие его сердцу «суй лялю» и прочие подобные пустяки, а Юлий пустяками упивался и сиял глазами, как зачарованный сказкой ребенок. Раз или два приключения маленькой Золотинки, забавного, доброго и слегка заполошенного от необыкновенного простодушия существа, вызывали у слованского государя слезы, которые Поплева должным образом не замечал.

Чувствительность юноши и трогала Поплеву, и смущала. А что же Золотинка, ломал он голову, где же ее глаза?.. Разве что Юлий – совсем рохля, разве что мягкость его переходит во всеконечную слабость? Женщина ведь не прощает мужчине утрату достоинства даже и в том случае, когда сама же его этого достоинства и лишает. Но и тогда… тем более… Из одного только чувства справедливости, из благородства одного… Нет, никогда бы Золотинка не дошла до грубости, чтобы оскорбить мужа. Что ж говорить о вздорных выходках! Поплева ведь многое угадывал за недомолвками Юлия.

В первом почтовом яме в местечке Медня, которое считалось в двадцати семи верстах от столицы, они задержались на полтора часа – словно с разбега остановились по неизвестной никому причине. А потом и вовсе пошли пешком, впереди кареты и свиты, отставших шагов на двести. Теперь замолчали оба. Юлий вздыхал и хмыкал, то глядел под ноги, то вскидывал голову к небу. И кажется, было ему хорошо и грустно. То были, наверное, последние покойные часы в жизни Юлия, так он это по прошествии времени ощущал.

Послышался топот пустившейся вскачь стражи – среди доспехов витязей различалось несколько ярких пятнышек… Пигалики на низеньких горных лошадках. Юлий узнал Буяна, посла Республики.

– Государь! – воскликнул посол, соскакивая с коня (стремена у лошадки были подтянуты под самое брюхо). – У меня дурные новости.

Юлий молчал, словно горло перехватило. Посол сдержанным поклоном возвратил приветствие Поплеве.

– Вы могли бы, государь, уделить мне полчаса? Дело не терпит отлагательства.

– Поплева, не уходите! – сказал Юлий и обратился к послу, словно бы извиняясь: – Мой тесть, вы его отлично знаете.

Буян оглядел тестя с каким-то невежливым удивлением, будто и не здоровался с ним только что.

Карету поворотили в поле, кучер, вершники и гайдуки оставили ее. Товарищи посла расположились у подножек, а еще дальше широким кольцом стала стража. Затянувшиеся приготовления беспокоили Юлия все больше. Устроившись на широком мягком сидении напротив собеседников, пигалик нахмурился, собираясь с мыслями, и потупился.

– Все, что я имею сообщить, – начал посол, взболтнув ножками в крошечных башмаках – он не доставал пола, – это мнение правительства. Речь идет о несчастье в Екшене, – бухнул он. – Мы получили новости скорой воздушной почтой.

– Что? – обомлел Юлий.

– Да нет: слованская государыня, вероятно, жива и невредима.

Юлий сдержал вздох, покосившись на Поплеву, который тоже откинулся на сиденье с облегчением.

– Слованская государыня избежала большой опасности, – добавил Буян каким-то непостижимым тоном, словно бы через силу.

– Вы имеете в виду Золотинку? – спросил Поплева без задней мысли.

Посол великой Республики бросил на Поплеву затравленный взгляд, значение которого от Юлия ускользнуло, и заявил:

– Да. Таков смысл сообщения.

– Рассказывайте! – поморщился Юлий. – Прошу вас, рассказывайте.

– Простите, государь, несколько вопросов для начала. Знакомо вам имя Сорокон?

– Нет.

– Значит, вы не знали, что великая слованская государыня Золотинка обладает Сороконом?

– Н-нет, – протянул Юлий с острым чувством стыда. – Мы… никогда… собственно, не говорили о волшебстве… Я считал… мне казалось, что она не одобрила бы такого разговора. Поэтому никогда не спрашивал, – закончил он вполне твердо.

– Понятно, – кивнул посол. – Сорокон – это тот самый большой изумруд на золотой цепи, который великая слованская государыня Золотинка имела на себе в день праздника рыбаков.

– Вот как?

– Где ж она его взяла? – изумился Поплева.

– Ну, это не вопрос! – воскликнул Юлий. – Большой изумруд подарил ей я.

– Как? – воскликнул неприятно пораженный Буян.

– Я купил цепь с Сороконом, как вы говорите, у бродячего торговца, когда мы возвращались в Толпень из Каменца.

– У бродячего торговца? – пробормотал Буян, удивляясь все больше.

– Просил он немало, но вовсе не половину царства, как можно было бы ожидать, если бы речь шла о выдающемся волшебном камне. Да вы уверены, что это именно Сорокон?

– А? – вздрогнул Буян. – М-да. Совершенно. В этом не может быть никаких сомнений. Никаких. К сожалению. При помощи Сорокона Рукосил запустил в Екшене искрень. Сорокон ныне у Рукосила.

– А Золотинка?

– Великая слованская государыня бежала из Екшеня, оставив за собой горящую усадьбу. Спутники ее в большинстве погибли, частью рассеялись. Полковник Дивей сгорел. Наши разведчики встретили государыню в лесу. Однако дальнейшая ее судьба неизвестна. Оба разведчика погибли позднее в столкновении с едулопами.