Рожденная для славы

А все дело в том, что с самого восшествия на престол я ни на минуту не позволяла себе забыть о важности народной поддержки. В кругу придворных дам я нередко вела себя как настоящая мегера, мои фрейлины привыкли и к пощечинам, и к щипкам, я не считала нужным сдерживать раздражение, а разозлившись, не стесняла себя в выражениях. Так же вела я себя и на заседаниях Совета. Приближенные привыкли к вспышкам моей ярости. Однако я никогда не позволяла себе распускаться в присутствии простонародья. Иногда мне приносили преглупейшие петиции, кое-кто даже позволял себе высказывать критические замечания в мой адрес, но я держала себя в руках, изображая великодушие и терпение. Во все времена я играла роль милостивой монархини, и эта личина помогла мне сохранить народную любовь.

Вот почему корона сидит на моей голове так прочно. Мой дед Генрих VII всю жизнь страшился за свой трон, ибо взошел на него при весьма сомнительных обстоятельствах, отец уже чувствовал себя уверенней, считая, что царствует по воле Божьей. Генрих VIII был от природы наделен силой и обаянием, а потому на всем протяжении правления ему сопутствовала народная любовь. Отец властвовал железной рукой, не испытывая ни малейших сомнений в своей правоте. Я же предпочла опираться не на страх, а на любовь, ибо сильней уз любви нет ничего на свете.

Я поступала и поступаю так, как желает мой народ. Следуя воле народа, я преследовала католицизм, вылавливала папистских пастырей, а некоторых из них предавала жестокой казни. Англичане боятся католиков, и страх этот имеет глубокие корни. Люди нескоро забудут костры, пылавшие в годы царствования моей сестры. До сих пор о Латимере, Ридли, Кранмере и Хупере говорят не иначе как шепотом. Моряки, попавшие в плен к испанцам, но умудрившиеся бежать, рассказывали о чудовищных истязаниях, которым подвергают в инквизиции иноверцев. У нас в доброй, мирной Англии такому не бывать. Да смилуется над нами Господь!

К сожалению, есть у нас и пуритане, к которым я отношусь с глубочайшим отвращением. Они мечтают учредить у нас «Английское Воскресенье» — то есть запретить ярмарки, охоту, борьбу и молодецкие забавы, петушиные бои, медвежью травлю. Тайный Совет чуть было не проголосовал за подобные нововведения, но я вовремя наложила вето. Представляю, как изменилось бы отношение простонародья к королеве, прими я подобный закон. Своим советникам я сказала: мои подданные трудятся в поте лица и имеют право хотя бы в воскресенье развлечься так, как им нравится. Думаю, я поступила верно. Права я была, и наложив вето на законопроект, предусматривавший смертную казнь за супружескую измену, богохульство и еретические взгляды.

Ни за что и никогда! Так я ответила блюстителям нравственности. Иначе мы можем стать такими же, как наши враги. Почему англичане доблестно сражаются с испанцами, не щадя своих жизней? Как удается горстке моряков на утлых суденышках противостоять целой Армаде? Ответ прост: мой народ отстаивает свободу.

Преследований по религиозному принципу в Англии нет и не будет. Я хочу, чтобы мой народ был свободен, весел и богат, чтобы люди могли жить мирно и честно. Нам не нужны войны. И пусть всякий молится Богу, как почитает нужным — лишь бы соблюдали Христовы законы. Мне все время хотелось крикнуть ревнителям веры: умерьте пыл!

Чтобы досадить пуританам, желающим запретить театры, я основала собственную труппу, получившую название «Люди королевы».

С особенным удовольствием я отправляюсь в продолжительные поездки по стране, потому что народ должен видеть свою государыню.

Я привыкла к проявлениям признательности и восторга, а потому испытала нешуточное потрясение, когда выяснилось, что в толпе может оказаться и враг.

Однажды я гуляла по саду в Хэмптоне. У решетки, как обычно, собрался народ. Вдруг раздались крики, и я увидела, что гвардейцы волокут кого-то в сторону. На траве валялся пистолет. Один из солдат подобрал его и бросился вдогонку за товарищами.

Наступила тишина, потом кто-то крикнул:

— Боже, храни королеву! Смерть врагам ее величества!

Лишь тогда я догадалась, что на меня чуть было не совершили покушение.

Нарочито неспешной походкой я направилась дальше, чтобы зрители не подумали, будто я испугалась. У решетки я остановилась и заговорила с людьми. Кто-то принес прошение, кто-то петицию. Я внимательно прочитала эти бумаги и пообещала, что они будут надлежащим образом рассмотрены моими советниками. Эти последние слова я подчеркнула особо, чтобы в случае отказа проситель злился не на меня, а на моих чиновников.

Вернувшись во дворец, я потребовала объяснить, что же все-таки произошло в парке, и сказала, что лично допрошу несостоявшегося убийцу.

К моему изумлению, в комнату ввели женщину. Она остановилась на пороге, окруженная стражей, и с вызовом посмотрела на меня.

— Кто вы такая? — спросила я. — Действительно ли вы хотели меня убить?

— Меня зовут Маргарет Ламбрен, — ответила женщина. — И я действительно хотела вас убить.

— Что ж, по крайней мере, честно. Вы, если я не ошибаюсь, шотландка?

— Да.

— Так я и подумала. Шотландцы — нация убийц. Моим предкам ваш народ доставил немало хлопот. Почему вы решили умертвить королеву?

— Вы убили моюкоролеву и моего мужа. Я должна была отомстить.

— Вы говорите о королеве Марии, которую осудили за государственную измену и намерение лишить меня жизни?

Женщина молчала.

— Это правда, вы сами знаете, — негромко заметила я.

— Мой муж служил ее величеству. Когда ее казнили, он умер от горя.

— Лучше бы он остался жить и заботиться о своей жене, тогда она не совершала бы безрассудных поступков.

— Он любил королеву. Ее смерть разбила его сердце.

Бедная женщина! Вот этого говорить при мне никак не следовало. Я достаточно наслушалась про необыкновенные достоинства Марии Стюарт. Оказывается, она и с того света доставляет мне неприятности.

— У вас было два пистолета, — сказала я. — Вы собирались стрелять дважды?

— Вторую пулю я пустила бы в себя.

— Известно ли вам, Маргарет Ламбрен, что вас ожидает?

— Не имеет значения, — гордо ответила она. — Моя жизнь все равно закончена.

— Но вы еще молоды, могли бы жить и жить. Вот что я вам скажу: забудьте про вашего мужа. Он был недостоин вас, если умер от любви к другой женщине. О, я хорошо знаю мужчин. Поверьте, ни один из них не стоит того, чтобы жертвовать ради них жизнью. Вы честная женщина и много страдали. Я отпускаю вас.

Она ошеломленно уставилась на меня, потом рухнула на колени, все еще не оправившись от неожиданности.