Рожденная для славы

— Подумайте, ваше величество, как ваша опрометчивость может подействовать на народ, — продолжил Суссекс. — Увидев, как вы разгневаны, люди подумают, что клевета, распространявшаяся про вас и графа Лестера, является сущей правдой. Я говорю вам об этом прямо, рискуя вызвать немилость, ибо мой долг честно служить вам.

— А что скажете вы, Берли?

— Суссекс прав, ваше величество. Нельзя посадить человека в тюрьму за то, что он вступил в законный брак.

— Но они обманывали меня столько месяцев! Даже когда я гостила у него в Уонстеде!

Мои министры смотрели на меня молча.

— Никогда не позволю ей вернуться ко двору, — сказала я. — Не желаю видеть ее гнусную физиономию. А что до него… Пусть не думает, что ему удастся избежать моего гнева. Отныне ему запрещено появляться при дворе. Пусть отправляется в Гринвич-парк и ждет там моего решения.

Суссекс облегченно вздохнул.

Первая гроза миновала.

* * *

Мне хотелось запереться от всех, чтобы никто не мешал моему горю. Никогда еще я не испытывала подобных страданий. Меня мучили неотвязные картины: эта женщина и Роберт — вместе. Как долго они обманывали, потешались надо мной? Я не прощу их ни за что на свете… Во всяком случае, ее. Ноги ее не будет при моем дворе. Но по Роберту я уже начинала скучать, ведь без него при дворе стало так уныло. Что, если вызвать его в Лондон, а волчица пусть томится дома, тщетно дожидаясь своего муженька?

Я вызвала к себе Мэри Сидни. Увидев, в каком я состоянии, моя подруга перепугалась, было видно, как под густой вуалью у нее дрожат губы.

— Мерзавец! — воскликнула я. — Так меня обманывать! Женился на этой женщине! И лорд Девере умер как нельзя более кстати, не правда ли? И это после всего, что я для него сделала… Кем он был без меня?

— Сэром Робертом Дадли, — с достоинством ответила Мэри, — отпрыском благородной фамилии.

— Многие члены этой фамилии закончили жизнь на эшафоте, и виной тому ваша непомерная гордыня!

— Мой дед был казнен, чтобы сохранить популярность вашего деда, ваше величество.

— Негодяи! — не слышала ее я. — Вся семейка такая! Слава Богу, я вовремя это обнаружила!

— Позвольте мне удалиться, — попросила Мэри. — Я не могу оставаться, когда при мне оскорбляют мой род.

— Ах, так вы еще рассуждаете об оскорблениях? А ваш братец… Он взял у меня все и ничего не дал взамен.

— Да Роберт отдал бы жизнь за ваше величество.

— Скажите пожалуйста! Святой Роберт! Похотливая скотина, не может жить без очередной шлюхи!

— Я вижу, ваше величество не в себе…

— Еще бы! Да я их обоих в Тауэр засажу, причем в разные башни! Я сделаю это, что бы там ни говорил Суссекс.

— Ваше величество слишком мудры, чтобы поступить подобным образом.

— Я? Мудра? После того, как доверяла предателям?

Мэри молча плакала, и мне было тяжело на нее смотреть, ибо я помнила, какую жертву принесла она мне когда-то.

Я развернулась и удалилась в свои покои, чтобы побыть наедине с моим горем.

На следующий день мне сообщили, что Мэри Сидни покинула двор. Должно быть, отправилась к своему братцу. Эти Дадли очень сплоченная семейка, и все молятся на своего Роберта. Они уверены, что он — венец творения. Да и я, прости меня, Боже, тоже так считала…

Но прошло несколько дней, и мой гнев утих. Я убедила себя, что Роберт ни в чем не виноват, все это дело рук ненавистной волчицы. Она настоящая колдунья, ни один мужчина не может перед ней устоять. Бедный Роберт пал жертвой чар этой злой женщины.

Я велела передать графу Лестеру, что он может вернуться к себе в Уонстед, если пожелает. Так он и сделал, и Леттис наверняка отправилась туда же. Мне рассказывали, что Мэри Сидни тоже живет с ним. Что ж, пусть собирают семейный совет, горюют по поводу падения дома Дадли. Роберту не помешает немного помучиться. Пускай думает, что его фавор закончился навсегда.

Я вынула из ларчика его портрет. Господи, до чего же красив! Художнику удалось передать особую красоту Роберта, которой я не встречала ни у одного другого мужчины. Глядя на миниатюру, я плакала. Потом поцеловала портрет и бережно спрятала обратно.

В тот же день я возобновила отчаянный флирт с французским послом, заслужившим любовное прозвище Обезьянка.

Я всячески изображала веселость, чтобы показать окружающим, как мало волнует меня неверность Лестера. Мне донесли, что Роберт страшно зол на французского посла за то, что тот разоблачил его тайну. Конечно, Роберт понимал, что рано или поздно я все равно бы об этом узнала, но у него в голове наверняка имелся какой-нибудь план, с помощью которого он надеялся избежать немилости.

Однажды я плыла на барке по реке в сопровождении де Симье. Музыканты играли сладостные мелодии, мальчик-певец пел песни, а мы с французом болтали о всякой всячине и смеялись. На берег реки выходили люди, приветственно махали руками, и я не забывала махать им в ответ. Королевскую барку сопровождало множество кораблей и лодок, день выдался ясный и солнечный.

— Учтите, Обезьянка, люди приветствуют не вас, а меня, — шутливо сказала я французу.

Он улыбнулся и ответил, что рядом с моим ослепительным сиянием остальных, в том числе и его, просто не видно.

— Не беспокойтесь, они отлично вас видят, — возразила я. — Но не думаю, что ваш вид доставляет моим подданным радость. Мой народ не любит иностранцев. Помню, какое поднялось недовольство, когда моя старшая сестра вышла замуж за испанца.

— Но ваш жених приедет не из Испании, а из Франции. Испанцы скучны и чопорны, не правда ли? Мне кажется, ваше величество, что о французах такого не скажешь.

— Во всяком случае, этого не скажешь о моей милой Обезьянке.

Внезапно прогремел выстрел, раздавшийся с одной из соседних лодок. Гребец, сидевший в пяти шагах от меня, вскрикнул и рухнул на палубу.

Все вокруг забегали, закричали, а смертельно побледневший де Симье в ужасе спросил:

— Ваше величество не ранены? Благодарение Господу!

— Эта пуля предназначалась мне, — прошептала я.

— Нет, ваше величество. Думаю, стреляли в меня.

Я сняла с шеи шарф и протянула одному из слуг.

— Перевяжите несчастного, пусть им займется лекарь.