Рожденная в полночь

— Да, но он никогда… Все его штучки можно объяснить случайным совпадением — например, хотел показать, как правильно сыграть, и задел… Единственное, почему я точно знаю, что он нарочно, — это что он превращается.

— Послушай, — сказала Делла, — а давай-ка поджарим этого любителя сладенького. Или отдадим оборотням. Вот кто любит жаб.

Жаба одним прыжком пересекла комнату и растворилась в воздухе.

— Не понимаю, — полюбопытствовала Кайли, — он что же, исчезает там, откуда взялся, когда появляется здесь?

— Да, — сказала Миранда. — Но, кроме первого раза, это происходит, когда он один. Или, по крайней мере, я так думаю, потому что проверяю, куда он девается. По-моему, он перестал давать уроки музыки.

— И то хорошо, — сказала Кайли.

Тут глаза у Миранды вдруг округлились:

— А правда, что Лукас сегодня вытащил бумажку с твоим именем?

— Ага, — согласилась Кайли.

— Блин.

Делла толкнула подругу на кухонный стул.

— Ну давай же, рассказывай, что было?

Миранда тоже села на стул.

— Выкладывай.

И Кайли все выложила. Торопливо, словно не могла остановиться. И не только про поцелуй. Рассказала о том, что они были соседями, рассказала про кошку. Про то, что никогда так не целовалась, и про то, что назвала Трея Дереком и что запуталась в своих чувствах, особенно после того, как Дерек ушел, не оглянувшись. Когда Кайли выговорилась, Делла с Мирандой сидели, широко раскрыв глаза и разинув рты.

— Блин! — повторила Делла.

Миранда откинулась на спинку стула и вздохнула:

— Хотела бы я, чтоб меня так поцеловали. Чтоб по мне так страдали.

— Делов-то, — сказала Делла. — Пойди и скажи это Перри…

— Да ладно, — покачала головой Миранда. — Если у парня кишка тонка даже чтобы сказать, что я ему нравлюсь, то как же он, бедный, меня поцелует?

— А ты поколдуй, — предложила Делла.

Все дружно рассмеялись. Тут у Кайли зазвонил телефон. Она мельком взглянула на экран и увидела номер отца. Смех замер у нее на губах, она нахмурилась. Но потом, чтобы не портить веселья, сбросила вызов и сунула мобильник в карман.

Полдня и еще один день пронеслись быстро. Наверное, отчасти потому, что не было больше никаких драм — ни внезапных приездов Трея, ни стычек с Фредерикой, ни даже ссор между Мирандой и Деллой. Подруги отдали ей кровь, и все стало хорошо.

А потом наступила эта ночь.

Кайли проснулась в холодном поту. Она точно знала, что призрак в комнате. И вдруг поняла, что она не в своей постели. И даже не в лагере. Она пыталась сообразить, где она, сердце колотилось, как сумасшедшее. Она не в Техасе. Даже не в Соединенных Штатах. Все вокруг было чужое и вместе с тем знакомое, как кадры из фильмов про Войну в заливе, которые любила смотреть мать.

Кайли стояла перед дверью маленького домишки, рядом с которым не росли ни трава, ни деревья. Была жара. Не такая, как в Техасе, а сухая жара пустыни. Солнце село, и время будто зависло между светом и тьмой. Пахло горелой резиной. Вокруг оглушительно грохотало, словно кто-то включил громкость на полную мощность. В шуме слились крики и уханье рвавшихся вдалеке бомб. И стрельба.

Кто-то крикнул ей, чтобы она шла с ними.

«Это не наше дело!» — сказал какой-то мужчина.

«Что не мое дело?»

Она услышала плач. Плакала женщина, она звала на помощь и стонала от боли. По позвоночнику пополз холодок страха, и Кайли, еще не зная, что случилось с женщиной, поняла, что это ужасно. И несправедливо. И Кайли не хотела в этом участвовать. Не хотела видеть и не хотела знать. Это было слишком страшно.

«Не мое дело». Но что не ее дело? Она растерялась.

«Это сон. Просто сон. Проснись. Проснись сейчас же!» Кайли постаралась сделать то, чему учила доктор Дей, чтобы прервать кошмар, но ничего не получалось. Она изо всех сил закрыла и открыла глаза, надеясь, что проснется в лагере.

Нет. В итоге она лишь оказалась ближе к двери и доносившимся оттуда воплям. Женщина кричала. Кто-то ее мучил. Кто? Зачем? Что все это значит? Почему Кайли здесь оказалась? Как занесло ее в военный фильм? Или это не фильм? Да, конечно, это сон.

Мозг пытался задавать вопросы. «На вопросы нет времени, — произнес возникший откуда-то из глубины голос, — времени хватит, только чтобы понять».

Что ей тут нужно понять?

Вопросы исчезли, и она осталась в хаосе, перед безобразным ликом войны. Она чувствовала невыносимую тяжесть вины за то, что хотела уйти подальше от криков. Если бы она могла бежать, если бы она сейчас могла бежать, то догнала бы всех и пошла дальше.

Она знала, что у нее есть выбор. Можно остаться в живых, если уйти отсюда. Но как жить, зная, что не помогла? Нет. Бежать Кайли не могла. Она посмотрела на свою руку и увидела штурмовую винтовку. Точно такую, как в военных фильмах. Да, она должна остановить того, кто издевался над женщиной.

Кайли ногой распахнула дверь и прицелилась в человека, который наклонился над женщиной на полу. «Прекрати!» — крикнула Кайли, но услышала чужой голос. Мужской.

Остолбеневшая, Кайли увидела в руке у этого человека нож. Увидела женщину. Одежда на ней была разорвана, лицо и руки в крови, она пыталась вырваться.

Человек оглянулся на Кайли. И бросился на нее с ножом. Палец сам нажал на спусковой крючок. Человек упал, но Кайли не почувствовала ни малейшего угрызения совести. Это было зло, и она это знала.

В распахнутую дверь вбежал подросток. Темные волосы растрепаны, взгляд серьезный не по годам. «Нет!» — вскрикнул он, когда увидел возле стены истекавшую кровью женщину. Он начал что-то кричать на языке, которого Кайли не знала. Потом выхватил из кармана брюк револьвер и нацелил его. Нацелил на Кайли.

Бах. Бах. Бах. Она слышала выстрелы. Боли не было, но она знала, что пули в нее попали, что она лежит на полу, что она умирает.

Внезапно она оказалась на ногах в углу комнаты и увидела тело, лежавшее на полу, тело, которое она только что покинула, которое только что было человеком. Тело Бравого Солдата. Лицо у него было в крови. Он поднял руку, полез в карман форменной куртки, достал оттуда письмо. Поднес к губам и, с последним вздохом, поцеловал конверт.

Сердце Кайли рвалось на части. Она не знала этого солдата, но ей было его жалко. Жалко, что он погиб. Жалко, что он погиб, чтобы спасти женщину.