Рожденные на улице Мопра
Шрифт:
Алексей по-уставному, отточенно доложился:
— Прибыл для дальнейшего прохождения службы.
Комбат крепко пожал ему руку жилистой рукой, но при этом даже не улыбнулся. Сурово сказал:
— Иди отдыхай. Если деды начнут залупаться, не ссы! Сразу бей в рыло. В рыло! — У капитана Запоражана даже челюсти свело от злости, будто он сейчас сам начнет каким-то задиристым «дедам» стучать в рыло.
По сравнению с учебкой, с ее начищенностью и уставными отношениями, порядки здешней «линейки» показались чудовищным раздольем. После вечерней поверки, «отбоя» и ухода батарейного старшины, прапорщика
По казарме бродили несколько странных полупьяных солдат в парадных кителях с аксельбантами и кальсонах. Они шаркали тапками, курили, хохотали с ужимками и называли себя в третьем лице «дембель Советской Армии». Даже дневальный «на тумбочке» не думал стоять на тумбочке, в широко расстегнутой гимнастерке, под которой зебрилась тельняшка, бродил по казарме, потрясал пристегнутым к ремню штык-ножом и отдавал приказания другому дневальному, низенькому узбеку с круглым, смуглым, как пригорелый блин, лицом. Низкорослый узбек свирепо ругался сам с собой, с азиатским акцентом, не договаривая окончаний и мягких согласных, особенно на «ять».
— Опят бардак, блят! — злился он и натирал щеткой, надетой на сапог, намастиченный пол.
Алексей забрался в койку второго яруса. Уснуть не мог, ловил в полутемной казарме голоса и звуки. Слышались всплески эмоций картежников, они невдалеке на нижней койке резались в «буру», подвесив к верхней койке фонарь; донеслись их ехидные рассуждения:
— Новенький сержант прикатил. Может, пощупать за вымя?
— Успеется. Пускай харю мочит.
— А чё? Сразу надо отправить очко чистить.
— Сизый, не суетись под клиентом. Сдавай!
— Он в университете учился. В Москве, — услышал Алексей голос ефрейтора-писаря Глебова. — Ему Пряник отделение при начальнике разведки отдает.
— Ах, из Москвы! Ну, москвичи в армии — самые чмошники. Счас мы его построим в колонну по шесть…
— Родом он не из Москвы, — прибавил Глебов.
— А это те же яйца, только в профиль!
Противно задребезжала внутри струна страха. Алексей стиснул зубы, для храбрости припомнил суровое лицо комбата Запорожана, его слова «В рыло!» Алексея больно ткнул кулаком в плечо среднего роста крепыш в тельняшке. Рявкнул в ухо:
— Сержант! Три секунды — подъем!
— Больше ничего не хочешь? — на грани срыва удержался Алексей, ответил спокойно.
— Борзый, что ли? Подъем, я сказал! — Он опять ткнул кулаком в бок.
Алексей быстро спрыгнул с койки, с разбуженным гневом, горячо дыша, почти нос к носу уткнулся в обидчика, заговорил шепотом:
— Пойдем на улицу! Один на один! Без свидетелей! Пойдем! Один на один! Ну? Деремся на кулаках. Можно без сапог, босыми… Ну? Пойдем!
Поблизости, почти рядом раздался голос:
— Сизый, оставь его! Потом разберетесь.
Обидчик отступил. Но поражения своего не засчитал, схватил подушку с койки Алексея, рыкнул:
— За
подушкой придешь!— Прибегу, — тихо кинул Алексей, вглядываясь в лицо парня, который изолировал забияку Сизого.
— Я ту же учебку под Питером прошел. Полгода назад приехал. Теперь черпак… Артем Кривошеин. — Он протянул руку для знакомства. — Сизого не боись. Тут похлеще есть. Пойдем в курилку перекурим. Про майора Зыка расскажешь.
Алексей надел портки и сапоги с портянками, прежде чем идти за Артемом. Курилка смежно граничила с просторной умывальной комнатой, где по обе стороны шли ряды раковин. Здесь, возле умывальников, стояла группка солдат — кто в тельняшке, кто в нательной рубахе, кто по полной форме. Они все напряженно курили, говорили тихо, заговорщицки, и в то же время не таясь. Среди них выделялся верховод Нестеров, которого все звали Нестором, с худым лицом, худым острым носом и пронзительными глазами. Глаза у него лихорадочно блестели.
— Сапогами не бить. Только руками, только в морду. Чтоб завтра вся морда оплыла… Иди зови! — приказал Нестор одному из товарищей.
В умывальную вошел «дембель Советской Армии», парадно разодетый в расшитый аксельбантами китель. Пьяный, вальяжный.
— Чего надо, Нестор? — прорычал дембель. Перед ним сперва расступились, но потом плотно окружили со всех сторон.
— На колени, Кусок! На колени, сука! На колени! — выкрикнул Нестор, схватил дембеля за грудки.
Сзади к Куску подскочил парень, ловким движением ударил ему по сухожилиям под коленями, и Кусок почти в одно мгновение пал на колени. Он мог бы, наверное, сопротивляться, но не делал этого. Его лицо, раскрашенное красными пьяными пятнами, побледнело, глаза застыли в страхе и недоумёнке.
— Ты чего, Нестор? — пожаловался он.
— Всё, Кусок, теперь расчет! — сказал Нестор и с размаху, наотмашь, ребром ладони врезал ему по лицу.
Кусок свалился с колен на бок. Дальше, как по команде, пошло: его били в лицо, наклонялись и безжалостно с размаху, с остервенением всаживали кулак. Кусок пробовал заслонить лицо руками, но руки его отдергивали и кулаки печатали и печатали ему «расчет».
В злобном воздухе голоса:
— Сука! Гад! Поиздевался!
— Мразь! Урод!
— Ублюдок!
Кто-то в азарте расправы не сдержал уговора, и удар сапогом пришелся Куску в живот. Тут же и еще чей-то сапог влетел с тихим шлепком в лицо «дембеля». И еще — один сапог. И еще.
— Стойте, мужики! — выкрикнул Алексей, став невольным свидетелем. — Стойте! Вы его убьете. Всех посадят… Стойте!
Голос незнакомого человека подействовал отрезвляюще. Поверженный Кусок с разбитым лицом лежал на бетонном полу неподвижно, но чувствовалось, дышал… Живой.
— Ты кто такой? — спросил Нестор.
— Новенький. Только что прибыл, — ответил Кривошеин.
— Свали отсюда! — выкрикнул Нестор, толкнул Алексей двумя кулаками в грудь. — Он, сука, над тобой не измывался. А мы все… Я слово себе дал, что отомщу.
Алексей отошел в сторону.
Нестор демонстративно расстегнул ширинку и стал мочиться на Куска, на его парадный китель. Другие дембеля больше по казарме не слонялись.
Алексей долго не мог уснуть. Без подушки было непривычно, неловко. Но бессонница мучила по иной причине…