Рождённые водой

На крыльце дома Ривердейлов Дэш еще раз проверил карту, поводив над ней амулетом. Тишина. На всякий случай прислушался к себе, прощупал свои желания: хочет ли он сделать что-то несвойственное себе, помнит ли себя. Тварь из озера может внушить что угодно.

Не заметив ничего необычного, он все же надел наушники, включил музыку и взял в руки ружье. Перестраховаться не помешает. Потом открыл дверь в дом и зашел в гостиную. Пыльная лампа тускло мерцала под потолком. Шериф не обманула, теперь у него действительно будет свет. Дэш прошел по коридору до кухни и щелкнул выключателем.

На столешнице около раковины притаилась змея. Подняла голову, высунула язык и уставилась на Дэша немигающими глазами.

Он медленно отступил назад. Вроде бы ядовитые змеи разноцветные и с треугольной головой. Буро-зеленая чешуя блестела в зыбком свете синим и желтым, даже цветом морской волны, а голова была скорее квадратная. Или треугольная? Что там было про глаза? У ядовитых вроде зрачки вертикальные, но с такого расстояния видно не было. Змея, не мигая, смотрела желто-зеленым глазом, потом медленно повернула голову и посмотрела другим глазом. Дэш отступил еще, змея никак не отреагировала, а застыла, гордо изогнувшись и поблескивая в тусклом свете. Ее поза и глубокомысленный взгляд словно бы говорили: «Пусть я незваный гость в этом доме, но, посмотрите, какой чудесный нынче день».

Дэш отступил еще, почти зашел за угол кухни, но тут змея неожиданно соскользнула на пол. Дэш отпрыгнул в коридор и приложился локтем об стену. Змея резво прошуршала мимо и скрылась в полутьме коридора. Звук отлично подходил дому – тихий шелест.

Дэш осторожно пошел следом. Змея спокойно ползла к веранде со стороны озера и, судя по ее поведению, была здесь частым посетителем. Возможно, считала жилище своим. У выхода на веранду она остановилась и обернулась, словно звала за собой. Разве змеи так себя ведут? Из коридора прибежал Кэп и ощетинился, завидев незваную посетительницу. Дэш шикнул на него. Змея, не теряя достоинства, исчезла где-то под полом. Может, у нее там детки?

Будет тут шастать. Если бы точно знать, что не ядовитая, а так черт ее знает. Может, тут лаз? На пыльном полу остался след от ее тела. Он обрывался там, где доска лежала неровно, словно завалилась набок. Дэш поддел ее балисонгом, и она легко приподнялась, но там оказался не вход в змеиное гнездо, а пыльная ниша, заполненная гильзами.

Ого! Целая россыпь лежала в нише под доской и выглядела так, словно ее специально сюда сложили. Вряд ли это сделали отец и сыновья Ривердейлы после того, как их расстреляли.

Из наушников на шее доносилась тихая музыка. Едва слышные голоса пели о расовых предрассудках, а Дэш думал о смертях в этом доме. Отца и сыновей убили, потому что они не желали следовать правилам. Они защищали ту, кого следовало уничтожить.

Или она сама их убила.

Впрочем, у Дэша родилась еще одна версия: младшая дочка Ривердейлов вполне могла быть психически больным ребенком, мешать соседям, мучить родителей, проявлять агрессию. Возможно, ее семья уехала из-за этого, а чудовище из воды не имеет к ней никакого отношения.

Дэш выпрямился, и взгляд его упал на стену. На крючке висело ожерелье из ракушек, и с него по выцветшим обоям стекали капли воды.

Чудовище сделало ему подарок.

Глава 6. Секрет жизни

Все участвующие в создании

легенды являются одновременно

и обманщиками, и обманутыми.

Эрнест Ренан

В детстве Дэш редко видел мать. Почти все время она пропадала в командировках, а когда приезжала домой примерно на неделю в месяц, то тоже все время была занята: заплатить по счетам, договориться с сантехником, найти мастера, чтобы починить измельчитель на кухне. Хорошо хоть садом занималась бабка, иначе матери не оставалось бы времени даже на сон. Впрочем, у Гертруды Холландер было занятие, которое конкурировало и с этим, – готовка.

Когда Гертруда Холландер готовила, она попадала в родную стихию. Она возвела приготовление пищи в ранг культа, обзавелась посудой всех известных и возможных форм и размеров, кастрюлями, мясорубками, блендерами, формочками для выпечки, казанами, дорогущей печью с функцией гриля, духовым шкафом, пароваркой, рисоваркой. Бабка даже не лезла во все эти таинства, не понимая назначения и половины.

Когда Гертруда Холландер готовила, весь остальной мир для нее исчезал. Тогда она не слышала ни стука в дверь, ни звонка телефона, никого и ничего не видела.

Когда Гертруда Холландер готовила, на кухню никто не заходил, чтобы не получить ворох оскорблений.

Продукты она всегда выбирала сама, отбраковывая по только ей одному известному принципу. Никому из домашних еще ни разу не удалось угодить ей с покупками. Впрочем, кроме матери, никто в их семье готовить не любил, зато та, как бы сильно ни уставала, в каком бы состоянии ни находилась, не выходила из кухни, пока не забивала холодильник. Иногда на это уходили целые сутки, а то и больше, потому что неудачные соусы, подгоревшее мясо или передержанные смеси для пирогов безжалостно выбрасывались, и все начиналось сначала. Иногда Дэшу казалось, что она просто физически не может остановиться и теряет волю рядом с плитой и выложенными рядком продуктами, и отпускает ее только когда в холодильнике не останется свободного места.

Что ж, каждый справляется со стрессом по-своему. Это был метод Гертруды Холландер.

Жаль, мне не довелось попробовать результат ее готовки. Уверена, он впечатлил бы меня больше, чем подгоревшие блинчики Дэша в форме головастиков или сырные шарики с оливками, которые он требовал считать мышами. Хотя мыши и головастики тоже неплохо снимали стресс.

Сентябрь 1985

После нападения на маму они переехали в новый дом. Позади остался шумный Ипсиланти с его широкими улицами, теперь пристанищем стал тихий пригород сонного зеленого городка Хоннакон. Еще в Ипсиланти у Дэша начались кошмары, в которых он превращался в бурое склизкое чудовище и убивал маму, но новая школа и новые впечатления почти похоронили страх. Теперь он все реже боялся, что его отдадут в другую семью, все реже просыпался по ночам, пытаясь сбросить послевкусие кошмаров. Они поутихли.

Вот уже три года, как Дэш подчинил свою жизнь простому правилу: не вызывать недовольство даже мелочью. Его устраивало, что Эштон с утра до вечера пропадала на учебе, а значит, именно он отвечал за домашние дела, был в этом главным. В одиннадцать лет Дэш под руководством бабушки вешал занавески, чинил просевшие шкафчики, скрипучую лестницу и покосившиеся двери, ездил на велосипеде по ее поручениям в магазин и аптеку, убирался в комнатах, кроме тех, куда заходить запрещалось.

Переезд тяжело сказался на бабушке. Она все чаще плохо себя чувствовала, жаловалась на боль в спине и раздражалась, но мама по-прежнему уезжала в командировки, так что дом держался на Эйзел – она готовила, стирала, занималась покупками и ухаживала за садом.

Дэш все никак не мог забыть тот подслушанный разговор, ведь в нем говорилось не только об усыновлении, но и о том, что из-за Дэша маме приходится выполнять какой-то безумный план, – бабушка тогда использовала именно это слово, – а значит, много работать. Согласится ли мама на его помощь? И в чем она может заключаться? Он понятия не имел, чем мама занимается. Все, чего удалось добиться от бабушки, сводилось к туманным словам – семейный бизнес.

В тот день мама должна была вот-вот вернуться из командировки, и бабушка торопилась приготовить ужин, оставив Дэша разбирать коробки в кладовке на втором этаже. Две штуки осталось еще после переезда. Они так и стояли эти три года, и Дэш рассудил, что туда сложили что-то ненужное, но спорить не решился. Он вскрыл одну с надписью «Холл» и заглянул внутрь. Конечно, всякий хлам и безделушки, из тех, которые бабушка любила развешивать по стенам и расставлять на журнальных столиках: черно-белые гравюры с пейзажами, вазочки для сухоцвета и статуэтки, изображающие животных.