Рождённые водой
Шрифт:
– …разделение по участкам… не только мы…
Это бабушка.
– Выбери нож, – ясно произнесла мама. – Это главнее.
Эйзел возмущенно заговорила, видимо, не согласилась. Потом чем-то зашуршали. Дэш застонал про себя от досады – что там происходит?
Рядом с комнатой матери спальня Эштон. Если привязать зеркальце к длинной палке и высунуться из окна, то можно будет разглядеть, что они там делают. Дэш на цыпочках побежал вниз и через кухню выбежал на задний двор к садовому домику. Там стояли металлические рейки для ограды – по заказу Эйзел Дэш огораживал ее цветники. Длинные и тонкие рейки высотой полтора метра подойдут. Он схватил одну и ринулся обратно, надеясь разыскать зеркальце у Эштон в
В комнате сестры он обшарил тумбочку и комод. Зеркальца не попалось. На столе валялись только учебники и тетради, а в ящиках – куча всякого хлама вроде значков, брошюрок со спортивных мероприятий и алюминиевых медалей за победы, никаких зеркал.
Енот проснулся, нашел хозяина, и теперь вертелся под ногами и тявкал.
– Тсс! – замахал на него Дэш, открывая по очереди ящики и шкафчики.
Енот сел и уставился на дверь. Дэш повернулся.
На пороге стояла Эштон.
У Дэша вспотели ладони. Сейчас она наорет за незаконное вторжение и за то, что роется в ее вещах. Нажалуется матери, обзовет. Не говоря уже о том, что его вообще не должно быть дома, как, впрочем, и ее. Дэш застыл, ожидая скандала, но Эштон, будто и не заметила вторжения: медленно дошла до кровати и села, смотря перед собой невидящим взглядом. У нее был непривычный вид. Дэш не мог понять – она заболевает? ее сейчас стошнит? или голодная?
Что они там с ней делали?
– Эш…
Ноль реакции. Что же такое произошло в комнате матери, что даже Эштон в шоке?
– Ты чего? – Он шагнул к сестре, но она сидела, уставившись в одну точку, и не шевелилась. Он наклонился к ней. С ее лицом тоже было что-то не так: будто Эштон за утро успела сделать пластическую операцию и изменила форму носа или скул. Вроде бы она, но в то же время другой человек. – Что такое?
Эштон молчала. Чуть сильнее нахмурила брови и сжала губы. У Дэша по спине противными мурашками пополз страх. Случилось нечто настолько ужасное, что Эштон не может произнести вслух.
Енот вопросительно поглядывал на всех, дескать, чего вы тут затеяли? А мне рассказать?
– Ну чего ты? – Дэш присел перед ней на корточки и положил руку на коленку, намереваясь дружески потрепать.
Она резким жестом сбросила его руку и уставилась на него со злостью.
– Ты… Ты… – На секунду она будто потеряла контроль над эмоциями и собиралась заплакать или заорать, но смогла это преодолеть. – Пошел вон, – сказала она. Тихо так сказала, спокойно.
Эштон частенько обзывалась и говорила колкости, и Дэш с удовольствием услышал бы сейчас какую-нибудь ядовитую подколку, только бы не видеть холодное раздражение.
Сестра не шевелилась. Он забрал рейку, прислоненную к стене у входа, и замер на пороге, оглядывая сестру. Растерянность! Вот что случилось с ее лицом: Эштон была растеряна, а на его памяти такого с ней не происходило никогда. Дэш стоял, не решаясь оставить ее одну в таком состоянии. Она подняла на него взгляд, рассмотрела с ног до головы, будто видела впервые. В ее глазах отразилось презрение, брезгливость, а еще страх.
Дэш сдержал судорожный вздох. Именно так смотрят на чудовищ, которые вырастают и становятся опасны для своей семьи. Может ли быть, что чудовища стали темой обсуждения в материнской комнате?
– Пошел вон, – твердо повторила Эштон.
Енот гавкнул на нее и потрусил прочь из комнаты.
В коридоре Дэш натолкнулся на мать. Она покосилась на рейку в его руке и нахмурилась.
– Кто-то умер? – спросил он. – Эштон расстроена.
Мать чуть приподняла брови, будто удивляясь такому заявлению.
– С ней все в порядке, – произнесла она и замолчала.
Дэш ждал вопроса. Хоть какого-то.
Смотрел на мать, на ее огненные волосы и дорожный брючный костюм, который она не переодела, так торопилась позвать Эштон в свою комнату, и безумно желал, чтобы она спросила хоть что-нибудь, вроде: «Дэш, почему ты не в школе?», или «Что делает в доме рейка для садовой ограды?», или «Может быть, ты хотел бы стать врачом?» Он готов дать ей ответ на любой вопрос, если его выслушают. Он расскажет, как отчаянно старается ей угодить, и про страх навредить семье, который разъедает его изнутри. Он изнывал от желания сказать, что любит ее, но боялся услышать в ответ тишину или напоминание об обеде, поэтому молчал. Так они и стояли, рассматривая друг друга.– Сегодня будем обедать раньше, – произнесла она, обогнула его и направилась к лестнице.
Дэш не дал Еноту просочиться во входную дверь, отнес рейку обратно в садовый домик и, стоя в тени лиственницы напротив кухни, долго наблюдал за матерью через широкое окно. Она суетилась, занимаясь готовкой. Доставала посуду, открывала холодильник, нарезала что-то на разделочной доске, крутилась у плиты. Ее губы шевелились, будто она пела, – не для кого-то, просто так, – и ее настроение Дэш оценил бы как колеблющееся в пределах от «сегодня уже не успею к парикмахеру» до «в среду в обед жизнь в Хоннаконе прекрасна».
Теперь она до позднего вечера будет готовить, а утром встанет ни свет ни заря и продолжит.
Через час, завидев Дэша на пороге кухни, мама произнесла:
– Обед почти готов. Садись.
Зашла Эштон, и на секунду все застыли, уставясь на нее. Она отрезала волосы короче и не собрала их как обычно в хвост. Неровно остриженные пряди висели чуть выше плеч, превращая Эштон в незнакомку. Непривычный образ довершала челка, которая с одной стороны была явно длиннее, чем с другой.
После секундного замешательства мама продолжила расставлять тарелки, а бабушка полезла в духовку за мясом. Эштон уселась на свое место, явно давая понять, что болтать не намерена.
За обедом царила тишина, если не считать стука приборов о тарелки. Мама приготовила салат со стейком и авокадо, мясо по-французски и ананасовый пай. Она превзошла саму себя, настолько было вкусно, но все же Дэшу кусок в горло не лез. Да и Эштон вела себя странно: бросала на него то виноватые, то умоляющие взгляды, будто хотела о чем-то попросить, но не решалась, переводила взгляд на тарелку, а через пару минут снова пыталась привлечь его внимание. В конце концов Дэш уставился на нее, дескать, ну чего тебе, но она только нахмурилась и начала кромсать мясо на маленькие кусочки.
– Кухне не хватает бежевого оттенка, – произнесла мама.
Бабушка вздохнула, Эштон вжала голову в плечи, а Дэш едва удержался, чтобы в раздражении не размазать пирог по тарелке.
– Куплю новые занавески, – задумчиво произнесла мама, подкладывая себе еще кусочек ананасового пая.
– Я помогу их повесить, – быстро проговорил Дэш, пока сестра не опередила.
Он покосился на нее, но та уткнулась в тарелку и будто вообще ничего не слышала. Зато на него посмотрела мама. Замерла с ложкой в руке, застыла с легким удивлением на лице, словно не могла припомнить, кто это.
– Конечно, – спустя пару секунд отозвалась она. – Я рада, что ты хочешь помочь.
– Мама, а можно мне поехать с тобой в командировку? – спросил Дэш, воодушевленный ее вниманием.
Бабушка не донесла до рта вилку с кусочком пирога и уставилась на него с таким недоумением, будто он предложил поджечь мэрию, а потом поплясать на дымящихся развалинах. Эштон кинула на маму короткий испуганный взгляд и снова уткнулась в тарелку. Мама отложила ложку и потянулась к салфетке.
– Я хочу помогать, но мне ведь нужно учиться, – продолжал Дэш. – Может быть, я мог бы стать частью семейного бизнеса?