Рожденный, чтобы жечь!
Шрифт:
— Ты чё орёшь, звездюк? Мы в больничке!
«Сам ты звездюк! Если бы ты только мог видеть, что творится с твоей мамой… эх.»
В общем, пока Борис выговаривал мне за нарушение больничной тишины, я созрел для плана «Б». Раз орать бесполезно, нужно действовать хитростью.
Использовать самое мощное оружие в арсенале младенца: обаяние и манипуляции. Решено, буду самым милым и беззащитным существом во всей палате. Буду строить глазки медсестре, улыбаться Борису и, конечно же, пускать пузыри — это мой коронный номер.
Главное, чтобы
Но, как говорится, благими намерениями вымощена дорога в ад. Едва я успел начать операцию «Мимими», как ко мне подошла какая-то бабуля, чья собственная пелена над головой была настолько густой, что напоминала персональный грозовой фронт.
Она умилилась моей красоте и решила потискать. И вот я, маленький борец за справедливость, оказываюсь в объятиях морщинистой женщины, пахнущей нафталином и валидолом.
Пришлось срочно менять стратегию. Обаяние отменяется, включаем режим «Зло».
Я начинал извиваться, как червяк на раскаленной сковороде, издавая протестующие звуки. Бабуля, кажется, обиделась, но отпустила. Зато теперь на меня смотрели все, включая Бориса и медсестру.
Отлично! Момент настал. Направляю взгляд на капельницу, потом на маму Бориса, потом снова на капельницу. Надеюсь, они хоть что-то поймут. Но нет, они просто смотрят на меня с умилением, думая, какой я умный ребенок, раз так внимательно слежу за происходящим.
В итоге моя «диверсия» закончилась тем, что Боря просто унес меня для замены памперса. А когда мы вернулись, капельница уже была почти пуста, а чернота над головой мамы Бориса стала еще больше.
Оставалось лишь наблюдать, как зловещая чернота поглощает остатки жизненных сил матери Бориса, и чувствовать бессильную злобу на свою младенческую беспомощность.
Вскоре капельницу отключили, и Борис повёз маму домой.
Всю дорогу она молчала, уставившись в окно невидящим взглядом. Казалось, она уже не здесь, а где-то далеко, в плену этой зловещей черноты. Борис тоже был молчалив и подавлен, словно нес на плечах весь груз вселенской скорби.
Я же, уставший от борьбы, просто уснул, оставив мир на растерзание Волкову и его нано-капельницам.
Дома, как обычно, началась суета. Наташа хлопотала по хозяйству, стараясь создать видимость нормальной жизни. Что-то бормотала про новшества в мире медицины.
Борис усадил мать в кресло и укрыл пледом, остался в её комнате вместе со мной. А я, проснувшись, снова принялся изучать черную пелену.
Она стала плотнее, гуще.
«Давай! Иди сюда!»
Я тянул ручки, пытался дотянуться до этой гадости над головой матери Бориса. Хватал воздух, будто пытался схватить невидимую нить.
Пальчики сжимались в кулачки, но чернота оставалась на месте, словно приклеенная. Я пыхтел, кряхтел, извивался, но всё без толку.
Казалось, она даже слегка покачивалась, словно насмехаясь над моими жалкими потугами.
Борис сидел рядом, погруженный в свои мысли, и не замечал моих
стараний.Он, как и все остальные, не видел ничего необычного. Лишь изредка бросал на меня рассеянный взгляд:
— Ты опять обделался?
Подходил, принюхивался, но в памперсе было пусто.
А я, между тем, вел свою личную войну с потусторонним злом, вооруженный лишь наивной верой в свою силу и отчаянным желанием помочь.
Наташа, заглянув в комнату, принесла матери Бориса чашку чая. Та, не проронив ни слова, взяла её дрожащими руками и сделала несколько глотков.
Чернота над головой слегка поменяла форму, словно отреагировав на это простое действие. Мне показалось, что она стала не такой густой.
Но через мгновение всё вернулось на круги своя. Тем не менее я продолжал следить за ситуацией.
Когда мама ребят смотрела на них и отпивала из чашки, чернота менялась. Когда просто сидела и пялилась перед собой — возвращалась и становилась гуще.
Мама боролась с этим непонятным недугом. И эмоции её спасали, что ли…
Мне так сильно хотелось помочь ей, и с человеческой точки зрения, и, конечно, из расчета на своё будущее, что я не перестал «пытаться».
И тут меня осенило!
Эврика! Если эмоции влияют на эту зловещую субстанцию, то надо срочно устраивать цирк! Не зря же я тренировал пускание пузырей!
Я начал усердно работать над своим коронным номером, при этом стараясь изобразить на лице максимально довольную гримасу. Пузыри летели во все стороны, как маленькие снаряды, а я заливался счастливым младенческим смехом.
Наташа, конечно, тут же растаяла и начала со мной сюсюкаться, а Борис даже выдавил подобие улыбки. И, о чудо, чернота над головой его мамы действительно немного рассеялась!
«Так, — подумал я, — с пузырями понятно. Теперь надо переходить к тяжелой артиллерии!»
Я начал ползать по дивану, хватая всё, что попадалось под руку, и тащить это в рот. Пульт от телевизора, угол пледа, даже носок Бориса, оставленный им небрежно на спинке дивана, — всё шло в дело. Естественно, с громкими протестами и визгами, когда мне это отбирали.
Наташа бегала за мной, как угорелая, пытаясь спасти от меня мир и наоборот, а Борис лишь обречённо вздыхал, наблюдая за этим хаосом. Но главное — чернота над головой его мамы продолжала отступать! Кажется, я нащупал верный путь к спасению!
Вдохновлённый успехом, я решил перейти к самому рискованному этапу своего плана: танцам. Да, вы не ослышались, танцам! Я начал хаотично дёргать ручками и ножками, при этом издавая нечленораздельные звуки.
Но…
«Не помогает? — я сел на диване, глядя прямо в пустые глаза этой женщины. — Понял… чёрт, ладно…»
Я решил попробовать кое-что ещё: комбинировать свои эмоциональные потуги и попытки схватить эту черноту.
Я сосредоточился и начал попеременно то пускать пузыри, то тянуть ручки к зловещей пелене. Получалось нечто среднее между младенческим диско и сеансом экзорцизма.