Рожденный, чтобы жечь!
Шрифт:
«Такого буйвола не остановить, — думал я. — Блин, вот если бы у него было побольше мозгов, он бы стал хорошим тренером. Для меня, например…»
Но тут случилось кое-что странное. Учитывая, что в спортивном зале, не считая меня и Петровича, было двадцать два школьника, выделился кое-кто, помимо моего тирана.
Парень чуть выше Бори, чуть пошире в плечах, но с более мягким лицом и в очках, решил поставить моему надсмотрщику подножку с каким-то неприкрытым недовольством на лице.
За что…
«Ой, а что, такое допустимо в правилах? — шлепок, который эхом
Но не сам удар был странным, а именно мальчуган, который решился выйти против Бориса.
Я напряг извилины, пытаясь вспомнить хоть что-то об этом очкарике. «Кажется, звали его Вадиком или как-то похоже, — я зажмурился, вспоминая вчерашний день, когда его увидел… нет, не в первый раз. — Он вроде всегда сидел за последней партой через ряд от Бори, уткнувшись в учебники, и вообще никак не проявлял себя».
По-моему, он постоянно сидел на больничных. Причем учился относительно нормально. Ну, как относительно? Относительно моего тирана.
Завис Вадик знатно. Он как будто перезагружался, моргая часто-часто, словно старенький компьютер.
Боря тем временем увлеченно пинал мяч, демонстрируя чудеса координации, достойные скорее медведя на велосипеде, чем профессионального футболиста. Но ему было плевать. Он был в своей стихии — в хаосе, в движении, в грохоте, который он сам и создавал.
Тиран, конечно, своим шлепком Вадику жизнь не сломал. Скорее, просто выразил свое недовольство. Но вот то, что произошло дальше, было похоже на замедленную съемку в боевике.
Вадик, получив леща, простоял ещё полминуты, а затем как-то странно дернулся, словно его пчела ужалила. Сначала я подумал, что он сейчас заплачет и побежит жаловаться дяде Пете. Но нет. Вместо этого он… улыбнулся?
«Как там наша гений говорила? Что-то в адрес Бориса, — я пытался подобрать научное слово, услышанное от Наташи. — А, точно, он мазохист, что ли? Ему нравится, когда ему делают больно?»
Улыбка эта была такая… странная. Не злобная, не саркастическая, а какая-то безумная. Глаза за стеклами очков загорелись каким-то нездоровым блеском. И тут Вадик… рассмеялся. Громко, истерично, как будто ему анекдот рассказали про смерть любимой бабушки.
Этот смех, казалось, заполнил собой весь спортзал. Боря, кажется, даже немного растерялся. Он, конечно, привык, что его боятся, но чтобы вот так… смеялись ему в лицо после шлепка? Это было что-то новенькое.
Вадик, все еще хохоча, выпрямился, скинул очки и швырнул их на пол, где те с хрустом разлетелись на осколки. Потом, со зверским оскалом на лице, он ринулся на Борю.
Вот тут-то и началась настоящая вендетта. Не против бессмысленной траты времени, а против… очков? Против ботаников? Против всего мира?
Я, если честно, так и не понял, что именно двигало этим безумным очкариком. Но одно было ясно — сейчас будет весело.
— Ты чё, бессмертный, что ли? — нахмурив брови и прищурившись одним глазом, Борис
рассматривал «очкарика». — Выдохни, пока я тебе голову не оторвал.Но Вадик его не слышал. Он ринулся прямо на Бориса, словно никогда его и не боялся.
Боря, опешив от такого поворота, едва успел увернуться от первого выпада обезумевшего Вадика. Очкарик, словно сорвавшийся с цепи пёс, бросался на него с дикими воплями, размахивая руками как мельница. Боря машинально выставил вперёд ногу, и Вадик, споткнувшись, рухнул на пол, разметав вокруг себя осколки своих же очков.
Гугля в этот миг как-то радостно загугукал:
— АГУГЛЕТЬ! АГУГЛЕТЬ!
— Чем это он там восторгается? — Боря лениво покосился на карапуза, а затем пнул мяч. Прямо в лицо очкарику.
Думал, что утихомирит отчаянного. Но как бы не так. Вадика новый удар не остановил.
Поднявшись на четвереньки, он зарычал и снова кинулся в атаку, целясь Боре в ноги.
— Я бью лишь раз, — недовольно сказал Боря, отмахиваясь рукой от выпада, как от назойливой мухи. — Один раз по морде, второй раз — по крышке гроба.
Дядя Петя, всё это время стоявший в ступоре, наконец-то пришёл в себя и попытался разнять дерущихся, но Вадик, словно почувствовав его приближение, оттолкнул физрука и с утроенной яростью набросился на Борю.
Казалось, что в этом щуплом очкарике проснулся древний берсерк, жаждущий крови и мести.
— Да ты чё, Вадик, угомонись, а? Чё как бешеная блоха скачешь? — Боря уворачивался от неуклюжих атак очкарика, словно от назойливой мухи. — Чё тебе надо-то? Я ж тебе не всерьёз леща дал. Обиделся, что ли? Ну, чё ты как баба?
Вадик в ответ лишь злобно рычал, пытаясь ухватить Борю за ноги. Тот, вздохнув, отпихнул его подальше.
— Да чё ты лезешь-то, а? Мне ж тебе больно делать не охота, — Боря с досадой посмотрел на физрука, который тщетно пытался подползти к ним, чтобы разнять. — Щас, Петрович, сам разберусь. Чё вы как маленькие, ей-богу.
Боря снова оттолкнул Вадика, на этот раз чуть сильнее. Тот, кувыркнувшись, врезался в корзинку с Гуглей. Малыш сначала испуганно пискнул, а потом залился радостным смехом, будто наблюдал за представлением в цирке.
— Эй, ты чё, мелочь пузатую напугал? — Боря сердито посмотрел на Вадика. — Чё, совсем мозгов нету? Щас как дам по кумполу, мало не покажется! Хотя… не буду. Школа потом замучает. Скажут, опять Боря драку затеял. Мне чё, больше всех надо?
Он тяжело вздохнул и, подняв Вадика за шиворот, усадил его на скамейку.
— Всё, Вадик, хватит. Отдыхай. И очки себе новые купи. А то как крот слепой бегаешь. И вообще, чё ты взъелся-то? Не понимаю я вас, ботаников. Все какие-то странные…
Петрович, наконец добравшись до Вадика, принялся его успокаивать, приговаривая что-то про трудности подросткового возраста и важность умения прощать.
Вадик, поправляя съехавшие набок очки, сердито бурчал что-то про несправедливость мира и тупость качков. Петрович, понимая, что мораль в данной ситуации бесполезна, достал из кармана платок и бережно протёр Вадику лицо, смахнув пыль и остатки опилок с его щёк.