Рожки и длинные ножки

– Только недолго он ее вытерпел. Когда я его видел в последний раз, у него все лицо было в поту, руки тряслись, соврал мне, что дома у него какие-то проблемы нарисовались, ему нужно срочно уйти, и удрал.

– Почему же сразу соврал? Может, действительно проблемы.

– Да брось ты. Просто допекла его эта баба. Видел ведь, как она за Кукушку рьяно взялась.

Оставив официантов обсуждать своего коллегу, Залесный обратился к Виктории Павловне с просьбой прокомментировать ситуацию со взломом ее кладовки.

– Что же тут удивительного? Если злодею в мою кладовку понадобилось попасть, то тут только взлом.

– А запасной ключ?

– Ключ от моей кладовки я никому не доверяю, он только у меня одной и есть, – твердо произнесла женщина. – А меня самой в ресторане с шести вечера уже не было. Рабочий день у меня нормированный, восемь часов отработала – и до свидания. Что у вас тут дальше без меня делаться будет, меня не касается. И ключ от кладовки, уходя домой, я, разумеется, забрала с собой.

– У вас есть только один ключ?

– Да.

– Но так не бывает. В магазинном комплекте всегда два-три ключа.

– И что? Замок я на свои деньги покупала, у нашего хозяина лишней копейки не получишь. И поэтому я сразу же Бориса предупредила: замок мой, буду увольняться – с собой его заберу. И запасной комплект ключей я сразу же домой к себе отнесла.

– Серьезно?

– А вы как думали!

– Нет, я про то, неужели вы оставили ресторан без дубликата ключа от кладовки? Вдруг бы что-нибудь там понадобилось, а вас нету?

– Молодой человек, – с достоинством проговорила Виктория Павловна, – меня прямо удивляют ваши вопросы. Я же материально ответственное лицо. Если тарелка или там скатерть пропадет, из чьей зарплаты высчитают? Не из вашей же, ясно! Из моей!

Было ясно, что она никому из своей заработной платы и копейки не отдаст.

– Я человек бывалый, знаю, как оно бывает. Это молодежь вся безголовая, хотя бы нашего директора взять. Выклянчил у дяди своего этот ресторан, а как управлять им, понятия не имеет. Когда тут сам Тимур Алексеевич хозяйничал, хоть какой-то порядок, но все же был. А теперь только мы с Андреем Борисовичем и сражаемся с молодежью. Ведь тут какой расклад… Я по счету скатерти и посуду старшему в смене выдала, по счету и назад должна получить. Если недосчет, то из их зарплаты пусть вычитают. Официанты у нас богатые, им гости чаевые хорошие оставляют. А у меня одна зарплата, я ею делиться не хочу.

Залесному надоело слушать про зарплату Виктории Павловны. Но так как женщина, по-видимому, могла говорить на эту тему сколько угодно, то он торопливо начал отступать сам.

– Кстати, вы правы оказались, – окликнула кладовщица Залесного, когда тот уже совсем повернулся, чтобы уйти. – Нож-то, которым вашу родственницу зарезали, убийца и впрямь у нас на кухне взял. Повара наши по этому поводу в трансе. Как им теперь этим ножом готовить, спрашивают?

– Пусть не беспокоятся. В ближайшее время они этот нож вряд ли увидят.

– Ой, бедные! Ой, нехорошо, – с явным сочувствием в голосе выдохнула Виктория Павловна. – Ножи-то эти повара сами покупали, на свои деньги. Борису – директору нашему – все до лампочки. Теми ножами, что он купил, ничего тверже котлеты и не разрежешь. Повара свои ножи принесли, которыми им работать сподручно. А кто им теперь убыток компенсирует? Наш директор? Ох, не думаю я, что он до такого додумается.

И допив свой чай, Виктория Павловна снова вздохнула:

– Все, почаевничала и хватит. Дел много. Пойду прибираться у себя. Покойницу-то вашу уже забрали, мне порядок наводить надо.

Но Викторию Павловну ждал неприятный сюрприз. Дверь в ее кладовку оказалась опечатанной. И молодой полицейский категорически отказался снять печать. Тогда женщина пошла за объяснениями к следователю, но тот не пожелал вникнуть в суть проблемы.

– Вы что, не понимаете? В вашем ресторане совершено преступление. Ваша кладовка опечатана по моему распоряжению.

– Нет, это вы не понимаете. Там у меня скатерти, посуда. Как ресторану работать без скатертей? И посуды тоже нехватка ощущается, побили ее вчера.

Но следователя это мало волновало.

– Что вы ко мне с этими скатертями пристали! Хоть новые покупайте, мне-то что!

И с этими словами он прошел мимо подавленной Виктории Павловны.

– Вы это слышали? – взглянула она на Залесного. – На какие шиши я ему должна новые скатерти покупать?

– Может быть, ваш директор решит этот вопрос?

– Может быть, Борис и решил бы. Да где же его взять? Он сюда уже дня два как носа не кажет.

– А его дядя?

– Про того я уж и забыла, когда он тут в последний раз появлялся.

Залесный удивился:

– И вы даже не сообщили хозяевам о случившемся?

– Наверное, Андрей Борисович им рассказал. Должен был.

И, словно в подтверждение ее слов, в дальнем конце коридора раздался визгливый голос.

– Что тут происходит? Кто все эти люди? Илья, за что я плачу тебе деньги, почему ты допускаешь беспорядок в моем ресторане?

Илья что-то виновато забубнил, но его собеседник не унимался:

– Кто эти люди? Что это за носилки?

Видимо, приехавший столкнулся с носилками, на которых вынесли тело тетки Жанны, потому что уже через секунду на весь ресторан разнесся дикий вопль:

– Бли-и-и-ин! Да тут жмурик!

– Приехал, САМ приехал! – с облегчением произнесла Виктория Павловна и в ответ на взгляд Залесного пояснила: – Директор наш, прости господи, собственной персоной приехал. Ох, и наворотит он теперь!

И с этими словами она повернулась и торопливо заспешила прочь. Видеться с директором у почтенной Виктории Павловны не было никакого желания. Залесный посмотрел вслед этой работнице и подумал, что отношение ее к нынешнему руководству ресторана было далеко не самым теплым.

Но орущий в фойе ресторана все не унимался.

– Блин! Да что это такое? Андрей Борисыч! Виктория Пална! Илья, отвянь, не до тебя сейчас! Где вы все, люди? Куда вас черти подевали?

Но Андрея Борисовича как раз сейчас допрашивала полиция. Виктория Павловна брать удар на себя решительно не хотела. А Илья и так стоял рядом с директором ресторана в компании двух каких-то пестро наряженных типов, которых Залесный немедленно прозвал про себя клоунами. Да и было за что. На одном красовался розовенький пиджачок и узкие салатного цвета брюки. На другом рубашка была канареечного цвета, галстук в цветочек и брюки в голубую полоску.