Розовый слон

— Нет в Латвии садовников, есть только зоотехники, — вздохнула Вивиана. — У нас есть латышская бурая корова, но пальм под открытым небом нет…

Гудрите ответила тем, что достала десять ведер земли и посадила цветущую японскую вишню, которая завяла только спустя две недели, как раз когда Вивиана сажала агаву, про которую продавец ей сказал, что агава будет цвести уже через пятьдесят лет.

— Калкав только аспирант, а ты — старший научный сотрудник, — мрачно сообщила Гудрите Клаупик мужу, который, правда, и сам это знал. — Наш дом должен соответствовать твоей научной квалификации. — И она приказала мужу расширить дом" пристроив ватерклозет. — Клозет характеризует бытовую культуру не только народа, но и каждого гражданина в отдельности, — обосновала она свое распоряжение.

В Саулкрастах уже начался период стремительной застройки, и местные халтурщики быстро сорганизовали доски. На крыше водрузили бензиновую бочку для воды. Разумеется, пустую.

Калкавы вовремя догадались, для каких надобностей предназначается пристройка.

— Это не может так оставаться и не останется! — поклялась Вивиана словами Райниса. — Докажем, что в культуре быта мы их превосходим!

И другие халтурщики привезли Калкавам тоже доски да еще не одну, а две бочки из-под бензина. Когда строительство было завершено, оказалось, что Калкавы даже вдвое превзошли Клауников: у них намечалось два туалета. Одну дверцу украшал петух, нарисованный в полный рост, другую — недвусмысленная леггориская несушка, и, чтобы недоразумения не возникали даже ночью, обе птицы были сотворены из светящихся красок.

Роковую и весьма существенную ошибку обе семьи обнаружили только тогда, когда подошел торжественный момент открытия заведений, то есть права первый раз дернуть белую ручку: вот тут и обнаружилось, что в колонии покамест отсутствовал не токмо что водопровод, но и канализация… Таким образом, солидные пристройки и бензиновые бочки на крыше сохранились как первые памятники архитектурным излишествам новой колонии. Клаупики потом хранили в своем шкафчике банки с вареньем; Вивиана Калкава же свои благоустройства приспособила под первый вытрезвитель колонии. Если муж являлся домой под мухой, она на виду у него ставила туда бутылку вина. Когда же муж потом прокрадывался, чтобы тайком выпить вино, Вивиана попросту запирала дверь снаружи. Калкав попадался в ловушку несколько раз, пока не наловчился вынимать доски в перегородке, которая отделяла "петушиную" комнатку от "курочкиной", а "курочкина" комнатка не запиралась.

И вот Гудрите опять обратилась к своему мужу:

— Ты же кандидат наук, а Калкав только аспирант. В его доме комнат столько же, сколько и в нашем. Думаешь, это справедливо?

— Все мы не только смертны, но и равноправны, — миролюбиво ответил бородатый муж.

— По-твоему, значит, и академик должен жить в общежитии, как студент! Так ты понимаешь равноправие? Это вульгаризация.

— Да нет же, нет, но… стены ведь не резиновые — куда мы втиснем эти новые комнаты?

— Кто тебе запрещает построить подвал? В каждом приличном доме теперь в подвале оборудуют если не финскую баню, то, во всяком случае, камин! Так чтобы был подвал!

И работа закипела. Знакомый психоневролог, который жил в соседней колонии и вместе с ними играл в волейбол, измерил кровяное давление Клаупика и нашел, что оно по меньшей мере на атмосферу превышает нормальное. В научном институте кровяного давления Клаупику выписали голубой больничный лист с отметкой "домашний режим". Прикрепив голубой лист на стене, Клаупик взломал дощатый пол и взялся за лопату. Работал по ночам, когда были опущены оконные шторы. Вырытую землю насыпали в хозяйственные сумки. С этими сумками Клаупики всей семьей — трое детей да двое взрослых — раз двадцать за ночь ходили на море купаться, потому что вырытый песок топили в морской пучине, где он исчезал бесследно. Кирпичи для камина тоже таскали в хозяйственных сумках, по одному в сумке. Но трое детей да двое родителей — вместе пять кирпичей. Поскольку в продуктовых магазинах в Саулкрастах кирпичей не продают, они выбирали их из груд побитых кирпичей во дворах общественных построек. Опасаясь, как бы у детей со временем не выработалась привычка воровать кирпичи, Клаупик пояснил им:

— Эти кирпичи больше не считаются кирпичами, а строительным мусором, они сняты с государственного бюджета. В строительстве есть такое правило: из всех кирпичей положено расколошматить двадцать процентов, чтобы отобрать самые крепкие. Разбитые кирпичи списывают как запланированные убытки.

Дымоход сложили за одну ночь, чтобы ошарашенные Калкавы не успели бы тоже в темпе соорудить каминный подвал.

Калкавы не успели. Когда они увидели, как у соседей радостно вылетали в трубу сосновые шишки, превращенные в дым, Калкав печально склонил голову над тарелкой, ибо взгляд его супруги Вивианы, пылающий красным огнем, как и ее крашеные волосы, недвусмысленно говорил, что по сравнению с Клаупиком ее муж является не просто всего лишь аспирантом, но и невеждой, лентяем, идиотом и евнухом, да, идиотским евнухом.

— Это не может так… оставаться и… не останется… — печально вздохнув, пообещал Калкав и уехал в неизвестном направлении.

Он вернулся ночью на грузовике, из которого вылезло двенадцать мужчин. В старой пиратской песенке сказано, что двенадцать человек сидят на сундуке с мертвецом и пьют бутылку рома. Эти двенадцать обходились ромом без сундука с мертвецом, поскольку пили стоя. Оказалось, что зять Калкава, колхозный бригадир, уговорил свою бригаду строителей поехать на добровольную толоку и вдобавок выпросил колхозную машину на одну ночь. Всю ночь они рыли, возили и клали.

На следующее утро Клаупик осторожно бил ладонью по спине своей Гудрите, потому что она поперхнулась сваренным всмятку бескалорийным яйцом. Да и как тут не поперхнуться: над домиком Калкавов возвышалась труба, и дым валил в два потока!

— Двойная труба… Аспирантик сложил еще и садовый камин тоже, чтобы колбаски жарить… — давилась Гудрите. — Да ты старший научный сотрудник или нет? — крикнула она, проглотив наконец пол-яйца.

— Пока еще да, но… ничто не вечно в этом мире. — вздохнул Алмант Клаупик, нервно дергая бороду.

— Безответственный! Неужели ты оставишь науку только потому, что какая-то Вивиана придумаладымоход с двумя проходами?

В связи с накоплением научных и технических возможностей, изобретения зачастую возникают одновременно в нескольких частях света, даже в отдельных семьях параллельно. И так на сей раз под начесанными волосиками Гудрите и Вивианы идея о том, что надо идти вглубь, возникла одновременно, и обе они, независимо друг от друга, однажды вечером всунули своим мужьям в руки рукоятки лопат.

Алмант Клаупик как раз в этот момент надел только что купленные полосатые пляжные трусики, которые вместе с постриженной "а-ля генерал Скобелев" бородой хотел продемонстрировать саулкрастскому пляжу, поэтому он пытался отшучиваться.

— Зачем мне держать лопату, пойдем на море, буду держать тебя.

— Заработай сперва право держать меня. Рой. Под каминной — еще одну комнату.

— Тогда и мебель надо привозить из Риги…

— Зачем мебель? Натаскаем еловых ветвей, застелем их мохом, к стене прибьем полированные деревянные оленьи рога, и у нас будет очень романтическая зимняя квартирка. Ну да, для зимы, чем глубже в землю, тем теплее, это мы учили еще в третьем классе. Приедем с гостями встречать Новый год. Тут можно петь как хочешь и что хочешь. И пусть тогда эти Калкавы посвистят. Тут можно будет устраивать также и занятия по системе йогов. Давай копать!

В это же время в соседнем доме Састрид Калкав, склонив украшенное естественно-искусственными кудрями чело ученого над лезвием лопаты, прежде всего недоуменно осведомился:

— Что?.. Эту лопату надо наточить?

— Да, наточить, а потом надо рыть. Рой, старичок, новую маленькую комнатку под каминной. Мне очень хочется таскать песок, иначе… — жена в купальнике соблазнительно потягивалась, — иначе я начинаю полнеть.

— Но что мы там устроим?

— Баню, финскую баню! С крыши направим дождевые воды, электричеством обогреем стены, и у нас получится такая баня! Будем жить в абсолютной чистоте. В Финляндии вообще, говорят, бани общие…