РПЛ 2

– Но ты ничего не сможешь предпринять, когда я снова захочу убивать, - как всегда, он говорил спокойно, словно смысл этих слов его не слишком-то волновал. – Если у меня будут связаны руки, то у тебя появится возможность сбежать.

– Если у тебя будут связаны руки, то в первой же деревне люди решат, что дело нечисто, а дурная слава и так пойдет за нами по пятам, - нашлась я.

– Что ж… - Хорвек задумался на минуту-другую. – Тогда тебе нужно хотя бы переломать мне пальцы…

– Снова здорово! – я в досаде хлопнула в ладоши, и, теперь уже не таясь, врезала по спине Харлю, который как раз многозначительно произносил: «А ведь дело сударь говорит!» - Ты никак вознамерился стать мне такой тяжкой обузой, чтобы я и вправду спихнула тебя без сожалений в ближайшую канаву! Не будет этого!

– Глупая бессмысленная жалость к тому, что в ней не нуждается, - вздохнул бывший демон, но более ничего не предлагал, с мрачным видом о чем-то размышляя.

Дорога к тому времени поползла вверх по редколесью – почва здесь была каменистой и даже цепкие корни сосен не всегда могли пробиться меж мелких валунов. Это место напомнило мне родные места - Олорак располагался в таком же предгорье. Я крикнула Харлю, чтобы смотрел в оба – спуск по ту сторону холма мог оказаться крутым и опасным, обычное дело для таких пустошей. Мой голос отозвался хриплым эхом, которое, вместо того, чтобы затихнуть, принялось множиться. Отовсюду доносились хриплые отголоски крика, которые все больше походили на карканье.

– Что это? – даже Харль заподозрил недоброе, ведь где-то позади нас нарастал странный свистящий шум. Сквозь ветви деревьев виднелись клочки неба, и я увидела, как оно чернеет, словно боги ради забавы решили подмешать в серые облака угольной крошки. Ветви деревьев затрещали, крики теперь слышались ясно, и не оставалось никаких сомнений – это каркали вороны.

– Она послала за нами кладбищенских птиц! – Хорвек едва успел произнести это, как первые вороны уже обрушились на нашу коляску, вонзая свои кривые когти в наши волосы, в конские шеи, метя клювами в глаза. Лошади испуганно заржали и Харль, с визгом отбивавшийся от нескольких птиц, выронил поводья. Я повалилась вниз, пряча лицо от ударов, и тут же рядом со мной очутился Хорвек, пытавшийся укрыть нас своим плащом. От птичьего крика и громкого хлопанья крыльев я почти оглохла, но услышала, как он проклинает испуганных лошадей, хоть бедные животные и не были виноваты в своем страхе.

К тому времени мы поднялись на вершину холма, где возвышалась всего одна старая сосна, похожая на уродливую трехпалую лапу, показавшуюся из земли. Далее дорога спускалась вниз, петляя и извиваясь между глубокими каменистыми оврагами и, несомненно, без руки опытного возницы, понесшие лошади увлекли бы нас в одно из ущелий. К счастью, коляска почти сразу перевернулась на бок, постромки оборвались и обезумевшие животные ускакали прочь, не разбирая дороги.

Мы же, кубарем раскатившись в разные стороны, стали легкой добычей торжествующих ворон, накинувшихся на нас с удвоенной яростью. Хорвек, сохранивший ясность ума, сумел направить меня к перевернутой коляске, а я, в свою очередь, потащила за собой Харля, бестолково брыкавшегося и вопящего. После того, как мы очутились в укрытии, я смогла рассмотреть, что у мальчишки исполосован царапинами весь лоб, и в волосах полно крови; у Хорвека довольно глубокая рана пересекала щеку и верхнюю губу, мне самой досталось не меньше – кровь заливала глаза, но боли пока я не чувствовала. Птицы не оставили своих попыток добраться до нас, и лезли в каждую щель, как лютый лесной гнус.

– Второй предмет, - задыхаясь, промолвил Хорвек. – Ты должна его использовать!

Я, уже не спрашивая, как правильно обращаться с этой магией, полезла в сумку, повторяя про себя: «Старое волшебство, помоги!», и в руку мне скользнул тот самый заржавевший нож для бумаг – смешное оружие против эдакого-то роя злобных птиц!..

– Но что я могу поделать с этой безделицей? – вскричала я, едва не плача. – Этим и старой курице голову не отрубить!

– Тебе нужно добраться до того одинокого дерева и воткнуть нож в кору как можно глубже, - отозвался бывший демон слабым голосом, но так уверенно, словно это колдовское правило было написано черным по белому перед его глазами.

– Да ведь треклятое воронье меня до костей исклюет! – воскликнула я, утирая кровь с лица, и содрогаясь от мысли, что придется покинуть наше временное убежище.

– Нам нельзя тянуть время и выжидать, - Хорвек был неумолим. – За воронами придут оборотни, и от них нам под этой колымагой не спрятаться.

Произнося это, он как раз скручивал шею одной из птиц, которая исхитрилась проникнуть внутрь - и это стало своеобразной точкой в нашем споре. Для того, чтобы противоречить бывшему демону, требовалось что-то посерьезнее, чем одно упрямство, но храбростью, увы, я не отличалась.

– Ну почему же, почему же нет другого способа?!
– жалобно прохныкала я, начиная пятиться к щели, через которую мы вползли сюда.

– Это хорошо, - отозвался Хорвек, отбрасывая дохлую птицу к паре еще таких же. – Нет других способов - не нужно тратить время на сомнения. Возьми мои перчатки – быть может, они уберегут твои руки. Как можно плотнее оберни голову плащом, вороны будут метить в лицо…

– Но я ничего не увижу!

– Если они выклюют тебе глаза, то ты никогда больше ничего не увидишь, - как всегда он не утруждал себя долгими уговорами. – До дерева не так уж далеко. Запомни где оно, и беги, не разбирая дороги.

– И что же – у тебя в кои-то веки нет никаких уловок, которые могли бы облегчить мой путь? – вскричала я, вконец обозлившись. В ту секунду меня терзал глупейший страх, что вороны изуродуют мое лицо, после чего я никогда не посмею показаться на глаза господину Огасто.

– Есть одна, но она тебе не понравится, - ответил Хорвек. – Можно перед тобою вытолкнуть мальчишку. Часть ворон накинется на него и тебе придется чуть легче – кладбищенские птицы не настолько разумны, чтобы разбирать, кого из нас следует убить в первую очередь.

Харль тихонько заблажил, услышав эти слова, и заелозил ногами по земле, безуспешно пытаясь спрятаться получше не только от ворон, но и от нас. Не оставалось ничего иного, кроме как пробурчать, что мне и впрямь не нравится эта уловка, оттого подобные советы Хорвеку следует придерживать при себе, засунув куда-нибудь поглубже. Намотав изодранный плащ на голову, я выглянула наружу, и за мельтешением черных крыльев успела рассмотреть одинокую сосну. В тот миг мне показалось, что она расположена едва ли не за пределами Лаэгрии, хотя на самом деле нас разделял десяток шагов. «Подлые птицы, лучше исклюйте мне руки, чем лицо!» - мысленно взмолилась я, и выкатилась из-под коляски, крепко сжимая нож в руках.

Почти сразу же на меня ринулись десятки ворон, бьющих крыльями, и мне подумалось, что так же чувствуют себя люди, которых забрасывают камнями. Почти ни разу не удалось подняться – под натиском вороньей стаи, вопящей, словно поссорившиеся рыночные торговки, я падала на землю каждый раз, как пыталась выпрямиться. Большую часть пути я проделала ползком, уткнувшись лицом в каменистую землю. За карканьем и шумом крыльев иногда слышалось, как трещит моя одежда, разрываемая острыми когтями. Боли от ударов клювом я почти не чувствовала – лишь от самых глубоких ран я вздрагивала, но сопротивляться или уворачиваться было бессмысленно: вороны обрушились на меня как песчаная буря.

Не веря самой себе, я нащупала бугристые корни старой сосны – мне удалось добраться до нее. С неимоверным трудом встав на колени, я воткнула нож в ствол дерева, другой кое-как защищая лицо, и прокричала, не слыша саму себя:

– Старое волшебство, спаси нас во второй раз!

Едва было произнесено последнее слово, как земля содрогнулась, и от страшного грохота уши заложило, словно я очутилась глубоко под водой. Меня швырнуло в сторону, словно сам воздух ударил меня в грудь. Крики воронья смешались с пронзительным треском, и я, сумев сделать вдох после нескольких безуспешных попыток, поняла, что птицы больше не терзают меня.