РrоМетро

И не обманул.

– Але! Говорите, пожалуйста, потише, мил человек, мне шумно! – Петрович подул в трубку и повторил: – Мне шумно. Вы знаете, я уже не молодой, и посему…

Внезапно он ударил радиотелефоном по ближайшему поручню. Так сильно, что у меня не осталось сомнений: по крайней мере для телефона все переговоры остались позади. А для нас… У нас в запасе еще была минута – полторы на то, чтобы что-нибудь предпринять. Например, вспомнить, как переключать автомат с одиночной стрельбы на автоматическую.

– Але! – Петрович как ни в чем не бывало продул телефон. – Эй, майор, тебя там, накх, не контузило?.. Не ори! В следующий раз ударю твоего Славца, аккурат в темечко. Веришь? Я, конечно, уже не молодой, однако ж силы, слава богу, пока не растерял. Так что смотри: если этот парнишка тебе хоть немного дорог… А ты не перебивай, я для тебя, считай, старший по званию. Если все те годки сложить, что я под землей проработал, больше получится, чем у всего твоего отделения вместе взятого. Понял? Что молчишь? Слушаешь? То-то!.. Слушай дальше. Мне пятьдесят восемь лет, и больше всего на свете я не люблю давать обещания и брать на себя добровольные, накх, обязательства. Так не люблю, что делал это за мои неполных шестьдесят от силы раз десять. Но если уж я чего пообещал… – Пластмасса в руке Петровича испуганно хрустнула, костяшки пальцев побелели, а левая щека пару раз нервно вздрогнула. – Я надеюсь, ты понял, что я хочу сказать? Молодец, майор, высоко пойдешь… Так вот, как раз сейчас я, может, последний раз в жизни беру на себя обязательство: если ты, накх, сию же минуту не отзовешь своих архаровцев или не сделаешь чего другого так, как тебе скажет наш старший, то я вот этими, накх, руками возьму твоего рядового за…

Хвала всевышнему, реакция не подвела меня на этот раз. Едва почуяв неладное, я метнулся к Игорьку, презрев боль в левом колене и асимметричном ему плече, и заткнул пальцами уши мальчика, так что продолжения речи Петровича он уже не услышал. К середине фразы я пожалел, что у меня не четыре руки и сочувственно взглянул на Лиду. Однако она не выглядела смущенной. В какой-то момент мне даже почудилось, что на ее лице промелькнуло выражение непритворной заинтересованности. Может, она с филологического? Завидую!.. К концу фразы я отчаянно жалел, что не родился шестируким.

– …об колодец! – закончил Петрович. Затем вытер подбородок и шумно выдохнул: – Или я не заслуженный молотобоец!

Лида оказалась рядом, накрыла мои руки своими нежными прохладными ладошками и заметила снисходительно:

– Кстати, на будущее. Существительное … во множественном числе имеет форму …, а не …! – И посмотрела на меня так, будто хотела добавить: «Правда, Паш?»

– Да знаю я, – устало отмахнулся Петрович. – Только переучиться не могу. Держи, Палыч! Попросил дать старшего.

Переходящая черная трубка вернулась в мою ладонь.

– Я слушаю, – сказал майор, в голосе которого заметно поубавилось майорских интонаций. Сейчас он тянул максимум на старшего лейтенанта. – Я внимательно слушаю, говорите! Ближе к делу, чего вы хотите?

– Во-первых, отзовите своих…

– Уже. Сейчас они в предпоследнем вагоне и останутся там, пока мы с вами до чего-нибудь не договоримся. Учтите, каждый из вас будет постоянно под прицелом. У моих ребят преимущество: их по крайней мере не видно.

В соседнем вагоне, как обычно, было совершенно темно.

– Ваш Савельев тоже на мушке, – сказал я, взглядом призывая Ларина утроить бдительность. Ларин скорчил зверскую рожу и подергал какой-то рычажок сбоку автомата. Судя по тому, как напряглась шея рядового, рычажок был подходящий.

– Знаю, – сказал майор. – Так чего еще вы хотите?

А в самом деле, чего мы, собственно, хотим?

– Остановить поезд? – шепотом спросил я у своих, прикрывая трубку ладонью.

Все дружно закивали, даже Савельев, которому не меньше нашего хотелось сойти.

– Вы слушаете? – сказал я. – Сначала остановите состав. Затем пусть машинист перейдет в наш вагон, задействует запасную кабину и отвезет нас обратно.

– Нет! – решительно сказал майор. – Три раза нет. По той простой причине, что никакого машиниста здесь нет.

– Как это?

– Поезд движется сам, по инерции. Последнюю стрелку вы проехали километров пятнадцать назад, на автомате, после этого поезд не нуждается в управлении. Так что ни остановить состав, ни прислать вам машиниста я не могу. Тем более не в моих силах вернуть вас обратно. Поезда отсюда никогда не возвращаются.

Я помолчал, старательно пережевывая информацию и пытаясь, как говорят на флоте, отделить фарш от макарон.

– Эй, вы еще там? – заволновался майор. – Да посмотрите сами, какой здесь уклон!

Я посмотрел. На мой взгляд уклон составлял градусов десять, максимум пятнадцать. Просто стоять или передвигаться по вагону было затруднительно, только придерживаясь за поручни.

– Без машиниста? – повторил я. – По инерции? – Мне показалось, я нащупал слабое место в его объяснениях. – А кто же тогда объявляет идиотские названия станций?

Майор помолчал, прежде чем признаться:

– Не понял. Вы о чем? Какие названия? Каких станций?

– Вам интересно? – Я усмехнулся. – Всех, конечно, не вспомню, но некоторые могу воспроизвести. Вы вообще на какой станции зашли?

– Мы? – растерянно переспросил майор. – Как раз перед стрелкой, десантировались с абордаж-дрезины. Оттуда по рукаву на крышу вагона, оттуда в вагон… Только никаких…

Тут как нельзя кстати подал голос наш невидимый назойливый спутник.

– Повторяю: переход хода. Переход хода. Как слышали? Прием…– сказал он и как нельзя кстати заткнулся.

– Ну! Или вы скажете, что и этого не слышали? – спросил я.

– Чегоэтого? – майор, похоже, медленно впадал в отчаяние. – У нас все тихо! Только поезд… Только рельсы…

– Только радость впереди… – пробормотал я и задумался.

Упорство, с каким майор отрицал очевидное, настораживало. И еще одно обстоятельство смущало меня: в тот момент, когда некто в очередной раз сообщал о переходе хода, я не отнимал от правого уха трубки радиотелефона, однако голос его слышал только левым. То есть, в трубке его не было.

– Пожалуйста, поверьте! – умолял майор. – Я сейчас в головном вагоне, если хотите, могу вскрыть дверь в кабину и посмотреть, но, даю вам слово офицера, там нет никого! И никакие подозрительные голоса оттуда не раздаются!

– Ладно, – сказал я. – Проехали… Вы что-то говорили о дрезине… с рукавами…

– Отпадает. Абордаж-дрезина для вас – не вариант.

– Почему?

– Она на ручной тяге. Вниз летит, как на крыльях, а вот обратно… Восемь крепких парней за час поднимают ее в гору километров на пять, потом стопорят и тщательно выжимают шорты.