Ртуть

В тридцати футах над нашими головами стеклянный купол потолка открывал кристально чистое ярко-голубое небо. Облака, окрашенные в розовый цвет, тянулись от одного края купола к другому, словно нарисованные кистью художника. Яркий утренний свет окрашивал стены библиотеки в синие, зеленые и белые тона, а не в теплые желтые, оранжевые и золотые, к которым я привыкла.

Это было прекрасно.

Так красиво.

— У тебя закружится голова, если ты будешь так таращиться на небо, — произнес веселый голос. Из-за одного из дальних стеллажей появился грузный мужчина в синей мантии, с жесткими седыми волосами и теплой смуглой кожей. Ореховые глаза, в которых плясали веселые искорки, встретились с моими, когда мужчина, прижимая к груди потрепанный фолиант и слегка прихрамывая, направился к нам по главному этажу библиотеки. Он был стар, хотя трудно было определить его точный возраст. Его волосы поредели на макушке и выглядели так, будто их не расчесывали как минимум месяц.

— Русариус. — Улыбка засияла в глазах Эверлейн. И я поняла, насколько неискренней она была в общении с другими членами двора. Она широко улыбнулась пожилому мужчине, а потом завизжала, когда он схватил ее одной рукой и закружил, оторвав от пола.

— Опусти меня на пол! Ты опять надорвешь спину! — закричала она.

— Глупости. — Русариус все же опустил ее. Он держал ее на расстоянии вытянутой руки, разглядывая с нескрываемой нежностью. — Слишком долго. Слишком долго. Не могу передать, как я был удивлен, когда проснулся ночью от того, что эти грубые ублюдки вытаскивают меня из постели. Я решил, что они пришли меня прикончить. Я успел пырнуть одного из них ножом в ягодицу, прежде чем мне сказали, что меня снова вызывают ко двору.

Эверлейн рассмеялась.

— В ягодицу? Вряд ли это смертельная рана. Хорошо, что ты вернулся к своим книгам. Судя по всему, тебе нужно освежить знания анатомии.

Русариус погрозил ей пальцем.

— Если бы я хотел смерти этого ублюдка, он бы уже лежал в земле. Я лишь преподал ему урок. В будущем он будет стучать, прежде чем выбивать дверь чьей-нибудь спальни. А теперь… — Он замолчал, его внимание снова переключилось на меня. — Это очень увлекательный поворот событий. Да, очень захватывающий. Человек, впервые за целую вечность прогуливающийся по священным залам Зимнего дворца. Никогда не думал, что доживу до этого дня. Я — Русариус, библиотекарь, недавно вновь назначенный хозяин этих владений. Кто ты и как тебя зовут? Мне почти ничего не объяснили, когда приказали вернуться к работе.

С тех пор как я вчера проснулась, на меня пялились, шептались, угрожали и обращались как с дрессированной обезьяной. Всеобщее внимание начало меня немного раздражать. Однако в любопытстве Русариуса не было никакого злого умысла. От него исходила детская любознательность, когда он обошел стол и встал по другую его сторону, окинув меня взглядом с чисто академическим интересом.

Решив, что не возражаю против его вопросов, я глубоко поклонилась и произнесла.

— Я Саэрис Фейн, подмастерье мастера-стеклодува Бессмертной королевы. Я родом из третьей спицы благословенного колеса священного Серебряного города.

Уголки рта Русариуса опустились, и он кивнул.

— Серебряный город? Значит, Зилварен. Все верно?

— Именно так, — тихо сказала Эверлейн.

Огонек в мерцающих глазах Русариуса погас.

— Но… ртуть пробудилась? Это не… — Казалось, на него снизошло озарение, и он резко повернул голову ко мне. — О! Значит… значит, она алхимик?

— Тсс! — Эверлейн вздрогнула. — Мы пока не знаем, кто она. Кингфишер почувствовал, что Солейс⁵ зовет его, и ответил. Он нашел его в руках Саэрис.

Его рот приоткрылся от удивления.

— Она держала Солейс?

— Да.

— Простите, что прерываю, но кто такой алхимик? И что такое Солейс? — Я не привыкла быть сторонним слушателем. Это было совсем невесело. Однако ни один из них не потрудился мне ответить.

— Тогда, я думаю, можно с уверенностью предположить, что она алхимик, не так ли? — сказал Русариус, подняв брови и глядя на Эверлейн.

— Ну… нет! Не думаю, что все так просто. Все алхимики были феями…

— В ней должна быть хоть капля крови феи, — пробормотал низкий голос. — Достаточно, чтобы Солейс не сжег ей руки. Но не настолько, чтобы иметь значение. — Обладатель этого голоса находился где-то в глубине стеллажей. Вчера я слышала его лишь мельком, но это был именно он. Кингфишер. Эверлейн закатила глаза и всплеснула руками.

— Ты должен был ждать, пока Рен закончит мыться. А ты пришел сюда один?

Сквозь стеклянный купол над головой небо было по-прежнему ярко-голубым, но в библиотеке стало как будто темнее, когда из-за стеллажей показалась высокая фигура Кингфишера. Вчера на нем были простая черная рубашка и черные брюки. Никаких доспехов. Никакого оружия. Сегодня он был одет так же, как и тогда, когда пришел за мной в Зеркальный зал. Кожаная амуниция, закрывающая только половину груди и одно плечо, ремень, застегивающийся под правой рукой и вокруг ребер. Черные кожаные щитки на бедрах. Наручи на предплечьях. На шее поблескивала отполированная до блеска серебряная пектораль⁶ отступника. Его волосы были мокрыми, с кончиков чернильно-черных прядей падали капли воды на страницы открытой книги, которую он просматривал.

Русариус вскочил на ноги и выхватил фолиант из рук Кингфишера.

— Отдай мне это! Что с тобой такое? Эта книга — первое издание.

Кингфишер посмотрел на Русариуса пустым взглядом. Он возвышался над библиотекарем, но это, похоже, не имело значения для старшего мужчины. Для Кингфишера это тоже не имело значения, потому что воин склонил голову и опустил свой пугающий взгляд в пол.

— Мои извинения, Русариус. В будущем я буду осторожнее.

— Где Рен? — требовательно спросила Эверлейн.

Выражение лица Кингфишера стало суровым.

— Полагаю, он все еще намывает свои яйца, — сухо сказал он.

— Если ты пытаешься шокировать меня упоминанием определенных частей мужской анатомии, то тебе не повезло, — огрызнулась блондинка. — Я видела яйца Рена. Я также видела твои. Я видела все, — сказала она, многозначительно глядя на промежность Кингфишера, — так что я точно знаю, куда направить колено, если ты продолжишь меня испытывать. Похоже, ты не понимаешь, какой опасности сейчас подвергаешься, Фишер.

Огромный мужчина окинул себя взглядом, а затем снова посмотрел на Эверлейн из-под темных, насупленных бровей.

— Судя по тому, сколько доспехов я надел сегодня утром, это не так, — сказал он глубоким и мягким, как шелк, голосом.

— Убийцы Беликона могут быть где угодно…

— По-моему, это ты должна быть начеку, дорогая Лейн. Именно ты только что угрожала ударить меня коленом по яйцам. — В уголках его рта мелькнул намек на улыбку, но она так и не появилась. Он был серьезен как могила, когда сказал: — Никто из людей Беликона не будет настолько глуп, чтобы попытаться напасть на меня в стенах этого двора. Не тогда, когда у меня за спиной пристегнут меч, и все в порядке с рассудком.

Боги, у него действительно был меч за спиной. Я не сразу заметила. Из-за плеча Кингфишера виднелась только гладкая черная рукоять. Ни с того ни с сего его глаза метнулись ко мне — впервые он вообще заметил мое присутствие, — в библиотеке стало еще темнее. Неужели он это сделал?

— Невежливо пялиться на мужское оружие, — жестко сказал он.

Как он назвал меня в Зеркальном зале? Жалкой? Гребаной шуткой? Я чувствовала себя и тем, и другим под холодной тяжестью его взгляда. Но он не мог заставить меня опустить глаза. Такие, как он, меня не сломят. Именно из-за него я оказалась в Ивелии, пойманная в ловушку против своей воли. Если бы он оставил меня там, где нашел…