Ртуть
Шрифт:
— Вообще-то я могу. Первые три десятилетия я каждый день представляла себе это в мельчайших подробностях. После этого я старалась не думать об этом — о нем — вообще. Мое сердце не могло справиться с этим. А теперь он вернулся, и мне не нужно гадать, в каком аду ему приходится жить. Теперь я могу наблюдать за этим.
Ее голос был полон эмоций, но она не плакала. Она взяла со стола книгу и положила ее на стопку, а затем принялась перебирать пачку разрозненных листов.
Тяжело было видеть ее боль. А ей было больно. Нужно быть слепым,
Ренфис вздохнул.
— Я верю, что есть способ его исправить. Мы просто еще не нашли его. А пока я не собираюсь отказываться от него. А ты?
Повисла долгая пауза. Русариус неловко кашлянул, он схватил набор писчих перьев, сжал в кулаке и исчез, одним богам известно куда. У меня не было перьев, чтобы их куда-то унести, и это была не моя библиотека, чтобы в ней копаться, так что мне ничего не оставалось, кроме как замереть в конце стола и уставиться себе под ноги. Или на то место, где должны были быть мои ноги. Под юбками проклятого платья их не было видно.
— Значит, это все? Ты отказалась от него? — потребовал ответа Ренфис.
— Нет! Нет, не отказалась. Просто… я чувствую безнадежность.
— Если у меня достаточно надежды для него, значит, хватит и для тебя. — Ренфис тяжело вздохнул, постукивая кончиками пальцев по столу. — Увидимся позже. Удачи. И тебе удачи, Саэрис. — Он тепло улыбнулся мне, проходя мимо, и я уже почувствовала себя не так, будто подслушивала личную беседу.
Как только он ушел, Эверлейн засуетилась вокруг стола, перебирая куски пергамента, упорядочивая их, а затем перекладывая опять.
— Хорошо. — Она вздохнула. — С чего бы нам начать? Хм… Думаю, может с того, что ты расскажешь нам, что знаешь об алхимических практиках и о том, как их можно использовать…
— Я даже не знаю, что такое алхимия. — Я не хотела ее перебивать, но решила, что лучше выяснить это до того, как она продолжит.
— О! Точно! — Она широко улыбнулась, но мне показалось, что в ее улыбке мелькнула истерика. — Хорошо. Ничего страшного. Полагаю, это даже к лучшему. Никаких плохих ассоциаций. Мы начнем с самого начала, как только Русариус… — Она замолчала, оглянувшись через плечо. — Русариус? Куда он подевался, черт возьми?
— Эверлейн? Ты в порядке? Ты выглядишь немного…
— Нет, я в порядке. Все отлично. Правда. — Она прижала пальцы ко лбу и на мгновение закрыла глаза, выглядя при этом совершенно убитой. — Я… — Она опустила руку, отбросив все притворство. — Он был самым лучшим в моей жизни, — сказала она. — Единственным хорошим. И его больше нет. Я знала, что так будет, но это трудно… видеть, и… принять, и…
— Кстати, о крекерах, я знал, что у меня где-то есть немного. Я нашел целый поднос с ними на полке в отделе земельных архивов Седьмой эры. Должно быть, оставил их там на днях.
Русариус снова появился из-за стеллажей, неся в руках небольшое серебряное блюдо с чем-то, что действительно выглядело как очень сухие крекеры. Не обращая внимания на то, что Эверлейн утирает слезы тыльной стороной ладони, он с размаху поставил блюдо на стол.
— Угощайтесь,
мои дорогие. Но… пожалуйста. Убедитесь, что крошки сведены к минимуму.
Алхимия, как выяснилось, была одной из форм магии. Забытая, давно умершая, древняя магия, которая была таким же мифом для фей Ивелии, как и для жителей Зилварена. Когда-то существовало три ветви алхимиков — феи, которые стремились открыть путь к бессмертию, феи, которые стремились создавать и изобретать, преобразуя различные металлы и руды, и, наконец, феи, которые стремились лечить болезни и недуги.
Эверлейн и Русариус считали, что я чем-то похожа на второй тип алхимиков — тех, кто трансмутирует металлы. В начале нашего первого занятия в библиотеке я понятия не имела, что означает слово «трансмутировать», и к концу все еще не была уверена, что поняла его.
Тысячи лет назад алхимики использовали свои магические способности, чтобы изменять состояние веществ и превращать их в драгоценные металлы. Не сохранилось никаких записей о том, какие вещества использовались и что с ними делали, но алхимики добились успеха. Они нашли способ превращать элементы в огромное количество золота и серебра, которое, по слухам, использовалось для пополнения королевской казны. В какой-то момент была обнаружена ртуть и ее возможность создавать проходы в другие миры, и после этого наступил полный хаос.
— Однако здесь не написано, какие действия настоящих алхимиков мне нужно воспроизвести, — сказала я, закрывая книгу, которую изучала. — Как они управляли ртутью?
Эверлейн пожала плечами.
— Предполагается, что они активировали и деактивировали ее — или открывали и закрывали проходы — с помощью своей магии.
— Вопрос о том, контролировали ли они весь это процесс, вызывает жаркие споры, — сказал Русариус. — Согласно большинству документов того времени, второй орден алхимиков просуществовал очень недолго. Они часто сходили с ума и кончали жизнь самоубийством.
— О, что ж, это просто замечательно. — Что бы ни делали древние алхимики, чтобы заслужить такую судьбу, я хотела бы знать, чтобы поступить с точностью до наоборот. Но… черт возьми. Избегание опасности не поможет мне снова активировать ртуть, а я должна была придумать, как это сделать, если хотела увидеть Хейдена. Мысль о том, что его могли призвать в армию Мадры, была предпочтительнее, чем представлять его мертвым, но мне нужно было знать наверняка. Если Хейдена больше нет, его нужно было похоронить, а мне — отстоять положенное семидесятидвухчасовое бдение над его могилой. Если же он попал в ловушку, став новобранцем армии Мадры, то мне нужно было спасти его и вытащить оттуда.
В любом случае я должна была разобраться с этим, чего бы мне это ни стоило.
Я потерла виски, пытаясь унять головную боль от напряжения. Из-за того, что я занималась воровством и торговлей на черном рынке, чтобы выжить, в Серебряном городе оставалось мало времени для чтения. Мои глаза не привыкли к этому. Я уставилась на книгу, которую только что…
Хм.
Подождите.
Я подняла книгу и наклонила голову, прищурив глаза на Русариуса.
— Как так вышло, что я могу это прочитать?