Рубеж-Владивосток

— И как я с такой рожей, ну нет, — стону.

— Да нормальная у вас рожа, сударь, — нагло врёт Михаил.

— Давай для симметрии в правую скулу заряжу, — подбавляет масла в огонь дядька Азаров.

— Андрей, да брооось, — аж взвыл Михаил.

Смотрю на гостей пристально. Все наглаженные, пуговицы с бляшками натёртые блестят, сами расфуфыренные, причёсанные, гладковыбритые, веет от них вкусными парфюмами и свежестью. А главное глаза горят, таким и не откажешь.

Понимаю ведь и сам, что без дела с ума сойду.

— Полчаса мне дайте, — выдавил, сдавшись.

— Аки барышня, пять минут! — Заявляют, посмеиваясь.

— Это чтоб конкуренции не составил? — Подшучиваю уже я.

— Ого! А наш Андрей умеет–таки шутить! — Захлопал в ладоши Азаров и мне. — Пошли, я тебе парфюм французский дам.

— Бабский небось, — смеются уже местные гусары.

— Сейчас по шее надаю! А ну дрова рубить шпли отсюда! — Заворчал на своих прапорщик.

В сарай жилой поспешил за рубахой, в палаточной бытовке эскадрона даже утюг с доской есть, на печку ставишь и вуаля. Только марлю ещё б найти.

— Рублей возьмите, сударь, да побольше! — Кричит в след Михаил.

— Вы мне сколько должны, господа офицеры? — Парирую.

— Вот только настроение портить не надо, ваше высочество! — Огрызаются ещё наглецы.

* * *

Владивосток. Бухта Анна. Усадьба Третьякова.

21:05 по местному времени.

Спустя полтора часа мы прибыли на место. Но время пролетело в скачке с товарищами, как один миг.

Не думал, что приведут меня гусары прямиком в усадьбу Третьякова, что раскинулась в сотне метров от берега с видом на остров Русский. А товарищи, как партизаны, молчали до самого конца.

Помню, как гостил здесь с семьёй. У них был великолепный сад и огромный трёхэтажный дом с множеством комнат. Отличная смотровая площадка и свой пирс с прогулочными лодками, на которых всегда наяривали слуги, одетые в белые одежды под матросов.

Сейчас здесь не слышно торжеств, громкого смеха, праздных цветных огней, какими славилась эта усадьба раньше. Но это не значит, что вечер отменён.

Едва слышна лёгкая музыка скрипки. Через кованый забор видно немало прогуливающихся среди постриженного кустарника и клумб элегантно одетых людей с бокалами в руках. Местами от неба их закрывают плотный навес из крон невысоких деревьев. Через мрачный просвет виднеются беседки со столами, поблёскивает прудик, отражая пламя от облагороженного костра.

Слышны отголоски бесед, а из окон особняка всё же доносится смех.

У кованой ограды нас останавливает полиция, какой здесь в округе целый отряд ошивается. И хочет нас прогнать.

— Мы по приглашению Натальи Алексеевны Дороховой, — заявляет Михаил важновато с высоты седла и подмигивает мне. — Знаете такую, господа?

— Дочки главы полиции? А как же! — Восклицают толстенький капитан в возрасте и дальше ехидно: — А бумажонка имеется?

— Сейчас, сейчас, — усмехнулся гусар и как заорёт: — Наталья, душа моя! Нас не пускают!

— А ну прекратить, у нас комендантский час, — прорычал полицейский, хватая за уздцы его лошади.

— Хороший комендантский час, — прокомментировал я, кивая на усадьбу.

— А мы что сделаем? — Пробурчал полицейский и дальше взмолился. — Нам велено следить за порядком вокруг. Господа гусары, помилуйте. Уезжайте без скандалов.

— Так! Отставить! — Раздался меж прутьев через забор строгий женский голос.

Наталья вместе с Екатериной подскочили и высунулись.

Выяснилось, что наши знакомые барышни Третьякову так ничего и не сказали о гусарах. Пришлось лезть через забор в тёмном местечке. Скакунов вверили полиции охранять. Это чтоб они не зря службу несли, а с пользой. Головные уборы с саблями меж прутьев девицам передали и полезли. У одного из гусар шов лосин под пахом затрещал, когда ногу перебрасывать стал. Вот тут–то мы не выдержали и рассмеялись.

Барышни подхватили, привлекая внимание оторопевших гостей в саду. Оказалось, обе уже подвыпившие. Наталья сама на себя не похожа. Всю серьёзность со скромностью, как рукой сняло. Может, с прошлый раз я просто быстрее их дошёл до кондиции, поэтому не заметил разницы?

— А что празднуем–то? — Уточнил я у неё, когда руку поцеловал, проявив галантность.

— Как что, день рождения коменданта приморской столицы, господина Третьякова, — ответил за Наталью Михаил и взял её под руку.

— Юбилей, между прочим, — добавила Екатерина кокетливо и приняла ухаживания Вадима.

А ну да, война войной, а юбилей большого чиновника по расписанию.

Никто нас представлять хозяевам, видимо, не собирался. Растворились среди гостей, где гусар в званиях штабс–офицеров оказалось хоть отбавляй. Каждый третий гость майор или подполковник в парадном доломане, с каких только пылинки сдувать.

Похоже, вся знать, решившая остаться во Владивостоке, тоже здесь собралась. Господа в мундирах и костюмах, дамы в вечерних платьях до средней пышности. Благо хоть не увидел пока Небесной принцессы. Да и по атмосфере размеренности и равномерности гостей понятно, что императорской особы здесь нет.

Даже морские офицеры мелькают в белых мундирах, а меха–гвардейца ни одного.

Мои товарищи, как в своей тарелке: знают, где бокалы подцепить, где закусочки урвать, за какими столами посидеть, да беседы светские завести с одинокими графинями.

В особняк, где главные чины, мои товарищи не суёмся пока. Только в саду, да у берега пруда.

Я же, растеряв всех своих знакомых, решил отсидеться в гордом одиночестве в местечке менее людном и непопулярном. Пошёл бродить в задумчивости.

Не хочется ни с барышнями общаться, ни танцы танцевать. Гусары по дороге к усадьбе все уши мне про столицу прожужжали, будто я самый рьяный дамский угодник, их поддержу во всём этом. Мол, светский вечер сегодняшний — всего–то репетиция. А поначалу так хитро и аккуратно спросили, не был ли я случайно в Иркутске на светских приёмах. Ага, в детдомах или сарае на побережье Уссурийского залива, копейки считая с Фёдором. Иногда с дедом подтанцовывали всё же, когда лишняя копейка появлялась.

— Вот закончится в Приморье безобразие, — вещал Михаил мечтательно. — Поедем мы в Иркутск, на Байкал. Что нам Владивосток, портовый город, боевой да сирый. То ли дело Столица империи. Дворцов тьма, балы каждую неделю со среды по воскресенье. Барышень знатных с Европы и Азии тьма! На мундиры российские сами вешаются и в обмороки падают, чтоб ловил.

— А ещё там на байкальском льду такие представления на коньках артисты вытворяют, ууу, закачаетесь, сударь.

— Сто рублей за неделю размотать за милую душу, — посмеивался Вадим.

— Да ну! — Ахали товарищи. — Тогда танцы под гармонь и самогонку, да сельские барышни слаще будут… Точно, господа. Жаба она иной раз так душит поутру.

— Э нет, братцы. Иркутск — столица мира и лучших барышень! — Стоял на своём Михаил воодушевлённо. — Как говорил мой дед, лучше один раз попробовать царский торт, чем всю жизнь есть дрянную деревенскую кашу. Так что копите рубли, ваше высочество! Отпуск не за горами…