Рубежник

Я бы и дальше всем своим видом демонстрировал, что у каждого из нас теперь своя жизнь. Однако подвела доставка. Как всегда приехавшая некстати. Правда, в этот раз грузчики ошиблись в удобное для меня время.

Позвонили и спросили, дома ли я. А то они тут недалеко, могут кресло закинуть по дороге. Отказываться было глупо.

Черный кот вился вокруг пришедших мужиков, обнюхивая мебель. То ли на наличие чужого хиста, то ли чего-то еще. Правда, стоило грузчикам уйти, как исчез из комнаты и бес. Явно где-то зашухерился. Я сел на диван и самым грозным голосом, на который был способен, позвал.

— Григорий… не знаю, как тебя по отчеству.

— Где только такого нахватался, — пробурчал, нехотя выходя из коридора. — По батюшке давно никого не зовут.

— Ладно, будешь Вельзевулович.

— Какой же я Вельзевулович?! — возмутился, впрочем, не особо сильно Григорий. — Евпатьевич я.

— Ну, Григорий, свет ты мой Евпатьевич, — нахмурился я. — Как жить теперь будем?

Бес что-то прошамкал губами, впрочем, вслух ничего не произнес. Смог унять свою строптивость. Да и сейчас стоял, как нашкодивший мальчик перед учителем. Толстый бородатый мальчик с рожками.

— Я действительно многого не знаю, — сказал я. — Только дальше у нас так дело не пойдет. Ты либо мне помогаешь. Причем, помогаешь всерьез, без утаек. Либо идешь на все четыре стороны. Держать тебя не буду.

Если честно, я был очень заинтересован в Григории. Наверное, гораздо больше, чем он во мне. Бес был моей единственной ниточкой, соединяющей с новым миром. Конечно, можно еще с кем-нибудь подружиться. К примеру, с теми же виттрами. Они вроде ребята адекватные, но тут домашняя энциклопедия под боком. Пусть и с весьма скверным характером. Живи он в общаге, ему бы сразу объяснили о добрососедстве и пристойном поведении.

Но, как оказалось, и Григорию меньше всего хотелось что-то менять. Мои слова он встретил с откровенным страхом. Угу, понял, что на халяву его поить никто не будет.

— Да что ты хозяин сразу с плеча-то рубишь? Конь о четырех ногах и тот спотыкается… Я же так…

Ну все, посыпались поговорки. Сейчас начнется: «Старый бес борозды не испортит». Я решил направить разговор в нужное русло.

— Хочешь сказать, что это было в первый и последний раз?

— Истинно так. Все бывает. Вместе живем, хлеб жуем, а иногда подсаливаем.

Вот этого я вообще не понял. Ну да ладно.

— Тогда скажи, что случается с бесами, которые рубежникам не служат?

Григорий шумно засопел, засуетился, словно подыскивая нужное место для рассказа. В итоге забрался на свое новое кресло и уперся руками в боковины.

— Бесы вообще одиночки, в отличие от чертей тех же. Тяжело нам вместе жить. Даже если бесенок рождается, отец от матери уходит. Иначе ребетенку жизни не даст.

— Высокие отношения, — не смог не прокомментировать я.

— Да и мать, как только бесенок подрастет, сразу ему жилье подыскивает. Обычно стараются к рубежникам отдать, у кого хист…

Тут Григорий вновь поежился. Словно признаваться в подобном ему было крайне неприятно.

— У кого хист к худу тяготеет. Неслучайно ведь всегда говорили, что бесы злым колдунам служат.

— Погоди, но как ты…

— У Спешницы оказался? Хозяйки прошлой, то бишь. Да я с детства был не такой, как все, неправильный. Нет, по греховству меня матушка даже хвалила. Завистлив, алчен, распутен, ленив. Только я домашний бесенок всегда был, не дворовой. Ни за себя постоять, ни злобу настоящую испытать. Разве что когда на воле оказываюсь, то что-то со мной происходит.

— Ты же вроде говорил, что не в себе на воле?

— Как раз в себе, хозяин, — угрюмо ответил Григорий. — Бес и должен таким быть. Чтобы подметки под ним горели. Одним взглядом страх внушать. Я же… не люблю всего этого. Когда гнев разум застилает.

Он махнул рукой и тяжело вздохнул. Мне даже не по себе стало. Ну что я за рубежник такой? Каждую последнюю нечисть жалко. Хотя, Григорий совсем не последняя.

— Ладно, мир, — протянул я ему руку.

Бес соскочил с новенькой мебели и торопливо пожал руку. Будто боялся, что я передумаю.

— Кресло, кстати, твое. Спать будешь на нем.

— Правильно, хозяин, заслужил обиду твою, признаю, — опустил голову бес. — В былые времена из избы на холод бы выгнали.

— Ты офигел, что ли? Оно вообще-то раскладывается и с ортопедическим матрасом внутри.

Вот теперь Григорий оживился. После демонстрации долго и придирчиво оглядывал мебель. Внимательно слушал, что значит «ортопедический». А в конце презентации попрыгал несколько раз, проверяя крепость кресла.

— Хозяин, а ты собираешься может куда в ближайшее время?

— Свою подружку хочешь позвать?

— А если даже так? — с самым бессовестным видом ответил вопросом на вопрос Григорий.

Да, разгон у моего соседа от виноватого недотепы до наглого сексуального маньяка всего пара секунд. Что уж тут скажешь — бес.

— Скоро. Вот только ты со мной пойдешь, для профилактики. Возражения и споры не принимаются.

Я хотел выдать сразу весь расклад, но меня отвлек телефонный звонок. Номер был неизвестный. Надо же, давно меня не беспокоили спамеры из всяких банков. Хотя я все же нажал на зеленую трубку.

— Матвей, здравствуйте, это Маргарита. Маргарита Тихомирова.

У меня внутри все оборвалось. Голос оказался знакомый и взволнованный. Интересно, откуда она мой номер узнала? Костян сказал. Хотя сейчас было важно другое. Я чувствовал, что собеседница вот-вот скажет что-то неприятное.

На плохие новости у меня было особое предчувствие. И оно в очередной раз не подвело.

— Здравствуйте, Маргарита.

— Не знаю, зачем вам звоню. Хотела извиниться за тот разговор. Мы вчера из Германии прилетели. Врачи провели полную диагностику, с Димочкой все в порядке. А сегодня он заговорил. В общем, у нас все хорошо. Просто хотела вам сказать. Извините еще раз и до свиданья.

Я повесил трубку в полном недоумении. Что это сейчас такое было? А вот Григорий, сидящий рядом, задумчиво кивал. Будто сидел в программе «Что? Где? Когда?» и знал досрочный ответ.

— Быстро он, быстро, — пробормотал бес, почесывая рожки.

— Говори толком, что случилось?

— Плохеет пацану. Тому, нормальному. Если подменыш говорить начал, значит, слабеет родительская связь с настоящим сыном. А это только в одном случае возможно, когда умирает он. Знаешь, почему мать позвонила тебе?