Рубиновая верность

– Зачем?!! – испугалась я.

– Там телефон! Нужна «Скорая»! Или какая-нибудь машина, чтобы отвезти ее в город…

Да-а-а, в те времена ни у кого из нас не было сотового телефона… Может, если бы был, то…

Мне очень не хотелось никуда бежать, тем более что в полутьме дачного поселка я могла и не найти дорогу среди сплошных сугробов.

– Я не знаю, куда бежать!! – отозвалась я голосом, в котором уже явственно слышались слезы, но Ленечке было не до моих проблем.

– Найдешь!!! Не маленькая!! Я должен быть с ней, понимаешь, должен!!!

Я не хотела этого понимать. Он должен быть не с ней, а со мной. Но она так кричала, что медлить дольше не смог бы никто. Я торопливо натянула свою лису, сапоги и без шапки выбежала в темный и морозный февральский вечер.

Конечно, я нашла дорогу на платформу «Беляково», потому что эта была единственная тропа, петляющая среди огромных сугробов. Больше идти было просто некуда. Но со станции «Скорой помощи», до которой я очень быстро дозвонилась, мне ответили, что в Беляково машина ни за что не поедет.

– То есть как это не поедет?! – удивилась я. – Женщина рожает, а вы не поедете?!! Да вас под суд отдадут!!!

– Никто, милая, никого под суд не отдаст, потому что в это ваше Беляково нормальной дороги нет, и машине там не проехать. Туда можно добраться только электричкой.

– Ну так давайте электричкой!! – обрадовалась я.

– Вы с ума сошли, женщина! – ответили на другом конце провода. – Быстрее будет, если вы сами привезете свою роженицу.

– Как вы не понимаете, что ее не привезти! Она же уже рожает!!! Кричит, как зверь!!

– А нечего на сносях тащиться на дачу, да еще поздним вечером, да в мороз! Совсем обалдели!

– Сами вы обалдели! – гаркнула я. – Имейте в виду: если что-нибудь случится… нехорошее… вы будете виноваты! У меня и свидетели есть! – Я кивнула в сторону начальницы станции, испуганно вжавшейся в кожаный потертый диванчик. – Они подтвердят, что я звонила, а вы отказались!!!

– Женщина! Я же вам говорю, что «Скорой помощи» к вам не проехать! Так что освободите линию, а то вас под суд отдадут! Мало ли кто умирает, а к нам не дозвониться!!

Трясущимися руками я кое-как угнездила на рычаг телефонную трубку.

– Что? Не приедут? – спросила начальница станции.

Я отрицательно покачала головой, соображая, что могу еще сделать, но ничего путного в голову не приходило. Если «Скорой» не проехать, то вообще никому не проехать.

– У нас прошлым летом тут пенсионерка от сердечного приступа умерла. Тоже никак не перевезти было в город, – «утешила» меня начальница. – Мы уже устали всюду писать, чтобы к садоводству нормальную дорогу подвели…

– И что же делать?!! – взвыла я не хуже Наташи.

– Знаете что! – встрепенулась она. – Вам надо к Сазоновым! Только бы Николай Николаич был на даче! Он такой умелец! Собрал машину из какого-то хлама. Вид ужасный: что-то вроде инвалидки… Зато проехать почти везде может…

Николай Николаевич Сазонов был на даче. Его страшенная «инвалидка» стояла на освещенной площадке прямо у забора их дачи. Ужасней агрегата я еще не видела, но только на него и оставалась надежда.

Уяснив себе, в чем дело, Сазонов собрался мгновенно. «Инвалидка» огласила дачный поселок жутким воем, окуталась темным облаком выхлопа, подкинула нас с водителем вверх, подождала, пока мы заново устроимся на сиденьях, и рванула к домику Зацепиных.

Из Беляково мы тащились в сазоновской «инвалидке» больше двух часов. Наташа умерла возле самого роддома. То есть мы, конечно, тогда думали, что она просто впала в забытье. Возможно, только я так думала, а Ленечка как будущий медик все прекрасно понял уже в машине. Но наверняка и у него оставалась надежда, что ее как-нибудь оживят. Каким-нибудь дефибриллятором. А ребенок… что ж… Лучше пожертвовать им, чем Наташей. И потом, в данной ситуации лучше бы этого ребенка и вовсе не было. Из-за него все…

Я намеревалась находиться при Ленечке столько, сколько потребуется, но он таким страшным голосом рявкнул мне: «Езжай домой!» – что я поняла: мне надо покинуть приемный покой этого роддома сию же минуту. Также я понимала, что в ближайшее время не увижу Зацепина, потому что он будет занят женой и младенцем. Я ненавидела этого младенца. Я ненавидела его жену. Казалось, я ненавидела и самого Ленечку, который женился на этой идиотке Ильиной, которая всегда знала, что Зацепин любит меня, но все-таки пошла за него замуж. Я ненавидела своего мужа, который предъявлял на меня супружеские права. Я жила в состоянии беспросветной изматывающей ненависти.

Когда мне позвонила Ира Семенова и сообщила о смерти Наташи, первая моя мысль была такой: «Чего от Ильиной еще ждать, кроме неприятностей!» Осознав, что услышала, я грохнулась в обморок. Самый натуральный. Первый и единственный в моей жизни.

На похороны Наташи собрались почти все одноклассники. Эта была первая смерть среди наших, да и вообще… первая смерть… первые похороны… первые поминки…

Ленечку было не узнать. За несколько дней, что я его не видела, он как-то усох и почернел. Возле гроба жены его болтало из стороны в сторону. Скорее всего, все время до похорон Зацепин не спал или спал очень мало. Его горячечный взгляд несколько раз останавливался на мне, но он то ли не узнавал, то ли не хотел узнавать меня. С поминок Ленечка вообще ушел. Его пытались задержать, но он довольно четко сказал:

– Я в полном сознании. Адекватен. Руки накладывать на себя не собираюсь, но и сидеть за столом тоже… не могу… Простите…

Разумеется, на поминках обсуждалась причина безвременной Наташиной кончины, но о том, что Ленечка изменял жене, не было сказано ни слова. Никто об этом не знал. Зимой на дачные участки мало кто ездит, а потому мы с Зацепиным не были застуканы даже в электричке на Беляково.

Конечно, мне хотелось побежать вслед за Ленечкой, но я держалась как могла. Надо дать ему время прийти в норму. Он, безусловно, винит во всем себя, но разве кто-нибудь заставлял Наташу переться в Беляково! Подумала бы о ребенке! Интересно, как она догадалась, что надо искать Ленечку на даче? И вообще, искать? Что между ними произошло в тот последний день? Ссоры быть не могло, потому что Зацепин выглядел спокойным, таким, как всегда. Вероятно, он и сам никак не может понять, что заставило Наташу ехать в такую даль навстречу собственной смерти.

На девятый день сумрачного Ленечку все-таки удержали за поминальным столом. Он по-прежнему на меня не смотрел. И вообще ни на кого не смотрел. Не ел и почти не пил. Так, один стопарик водки опрокинул, но, похоже, она не произвела на него никакого действия.

Ира Семенова, которая сидела возле меня, шепнула мне в ухо:

– Никогда не подумала бы, что Зацепин будет так убиваться по Наташе. Знаешь, мне всегда казалось, что он женился на ней назло тебе.

Я вздрогнула. Назло не назло, но любил-то он только меня. Мне ли этого не знать? Говорить об этом с кем бы то ни было, я не хотела, но Семенова не отставала: