Рубиновая верность
Шрифт:
– Это ты ошибаешься, что можешь поступать со мной, как тебе заблагорассудится!! Я, между прочим, мужчина и не позволю…
Я вырвалась, отпрянула к стене и закричала в ответ:
– Чего ты там мне не позволишь?!! Ты в моем доме, и если будешь тут орать и… делать мне больно… я вообще… Я вызову милицию, понял!! И на кафедру твою письмо накатаю… что ты руки распускаешь!
– Ты не сделаешь этого!! – прошипел он.
– Сделаю!!! Если ты не уймешься, непременно сделаю!! – пообещала я.
И я действительно сделала бы. Он прочел это в моих глазах, а потому как-то опять сник, сел к столу и, обхватив голову руками, навис над недоеденными макаронами. Мне это
– А может быть, ты это затеяла потому, что я так и не подготовил тебя в университет? – И, не давая мне ответить, стал объяснять: – Так я бы подготовил… просто я понял, что тебе это не надо… что ты не хочешь учиться вообще… Разве не так?!
– Так, Саша, так! – Я обрадовалась, что можно опять говорить спокойно. – Не надо мне никакого университета, но и… Пойми, я не виновата, что… разлюбила…
– Разлюбила?!! – Сычев поднял на меня измученные глаза. – Да разве ты любила?!! Ты же только принимала мою любовь! Думаешь, что я полный дебил?! Думаешь, не понимал этого?!!
– Ну… раз уж понимал…
– Да!!! Я все знал, только думал, что, может, все-таки полюбишь… потом, когда-нибудь… Разве меня не за что любить?!! Ты скажи!!!
– Есть за что, Саша!!! Конечно же, есть!!! Ты добрый, щедрый… Ты… ты любовник прекрасный… И вообще… Но я же не виновата, что не получилось…
– Не получилось… – горько повторил он. – И что теперь?
– Теперь нам надо расстаться. Прости меня…
Он встал с табуретки, бросил на меня грустный взгляд в надежде на то, что я его остановлю, но я не остановила. Он прошел в комнату, покидал в сумку первые попавшиеся вещи и ушел. Я торжественно выбросила в унитаз его макароны и недогрызенную сосиску. Все! С Сычевым покончено! Свобода! Какое же это прекрасное слово – свобода! Я обошла свою квартиру, складывая в большой полиэтиленовый пакет оставшиеся от него вещи: журналы «Исторический вестник», стопки белья, которые он не стал доставать из шкафа, бритвенные принадлежности и разную мужскую мелочевку. Пакет выставила на балкон. Мало ли, захочет забрать свои многочисленные носки и плавки. Мне чужого не надо. Претензий за то, что выбросила, – тоже.
Полностью насладиться свободой я не могла, потому что время от времени Саша звонил, уговаривая меня разрешить ему вернуться. Иногда приходил, пытаясь разжалобить уверениями в сумасшедшей любви, и даже приставал с поцелуями, надеясь, что вновь сработает половой инстинкт, который, в общем-то, и соединил меня с ним.
Таким образом валандалась я с Сычевым около полугода. На мое счастье, в нашем районе выстроили новую телефонную станцию и поменяли номера. Сашины звонки прекратились. Но он еще пытался ловить меня в подъезде, а потом все-таки исчез из моей жизни. Я искренне надеялась, что навсегда.
Еще полгода мне понадобилось на то, чтобы прийти в себя после этого «приключения» с преподавателем истории. Без Сычева, с подругой Татьяной, я съездила в Ялту и прекрасно провела там время. Перечитала кучу детективов и другой литературы, пересмотрела все свои любимые телепередачи до полного к ним отвращения и раз десять сходила в театр и в кино. А затем я уже не знала, что мне делать со своей свободой. О Ленечке я старалась не думать, но однажды поймала себя на том, что опять строю мужчинам глазки на улице и даже в том стройтресте, где продолжала работать. Когда ко мне снова начали подъезжать с определенными предложениями трестовские мужчины, прорабы и начальники
строительных участков, я поняла, что, кроме Ленечки, не хочу никого знать. Все-таки он был прав тогда, когда говорил, что мы предназначены друг для друга. Как я ни старалась, так и не смогла влюбиться ни в Миргородского, ни в Сычева. Скорее всего, не смогу и ни в кого другого.Когда тоска по Ленечке достигла своего апогея, как-то в пятницу после работы я решила заехать в ту квартиру, где он жил с родителями и сестрой. Если сейчас он с ними не живет, то я смогу хотя бы узнать, где он и что с ним.
Дверь мне открыл сам Ленечка. Я не успела ничего сказать, как он заключил меня в объятия.
– Ритка!!! Наконец-то!!! – радостно прошептал он мне в ухо. – Как же я соскучился! Уже сам хотел к тебе заявиться!
Из-за его плеча я увидела Елизавету Семеновну. Из дверной щелки она смотрела на меня с восторгом, потом, как мне показалось, даже подмигнула и исчезла в комнате. Ленечка взял меня на руки и понес к себе. Он кружил меня по комнате, приговаривая:
– Милая! Любимая! Одну тебя люблю! Всегда любил! Никого другого так и не смог полюбить, хотя старался!
Понятно, что, как только он поставил меня на ноги, мы слились в таком страстном поцелуе, какой моему бедному Саше Сычеву и не снился.
– Ленечка, Ленечка, чуть с ума не сошла без тебя, – твердила я ему, пока он стаскивал с меня одежду. – Только ты мне нужен! Один! Навсегда!!!
Мы провели в постели два дня. Когда я прошмыгивала в ванную, Елизавета Семеновна с Сергеем Ивановичем бросались в свою комнату и утаскивали за собой Ленечкину сестру Любашку, чтобы только не помешать мне, или изо всех сил старались сделаться незаметными, почти невидимыми. Просыпаясь за полдень после бурной ночи, мы обнаруживали у дверей поднос с едой.
– Мама старается, – смеялся Ленечка. – Они с отцом уж и не чаяли, что я смогу с кем-нибудь после… ну ты понимаешь…
Я понимала. И все-таки спросила:
– Ну а ты как? Успокоился… немного?
– Что значит, успокоился – не успокоился? – вздохнул Ленечка. – Разве моим спокойствием вернешь Наташу? Никогда себе не прощу! Мне нельзя было жениться на ней! Нельзя! – Он посмотрел в мои глаза. – Ты ведь тоже понимаешь, что нельзя было! Мы ведь…
– …предназначены друг для друга, – продолжила за него я.
– Теперь и ты это поняла?
– Теперь поняла…
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Я выйду за тебя замуж!
– Давай жить здесь! Родители будут только рады!
– А Любашка?
– Потерпит Любашка, никуда не денется! Она все равно целыми днями в библиотеке пропадает!
Я показала на большой портрет Наташи, который висел на стене, и сказала:
– Я не смогу жить рядом с ней…
– Но ты ведь смогла рядом с этим портретом… спать со мной…
– Я не в силах была удержаться, потому что истосковалась по тебе, но каждый день… смотреть ей в глаза не смогу.
Через неделю после этого разговора Ленечка переехал ко мне. Какое же это было восхитительное время! Мы не могли надышаться друг на друга. Я была абсолютно счастлива. Мне больше не надо было притворяться. Я любила Ленечку. Ленечка любил меня. Мы во всем совпадали. Хлеб и вовсе не резали. Ломали от одной буханки и кормили этими кусочками друг друга. Или откусывали от нее с разных сторон, постепенно приближаясь, а потом, забыв о стывшем супе, сплетались в объятиях. И под халатом я ничего не носила по собственной инициативе, без всяких на то просьб с Ленечкиной стороны. Я все время хотела его ласк. Он изнывал без моих. Мы любили друг друга. Так любили!..