Рудольф Вирхов. Его жизнь, научная и общественная деятельность

Клинические занятия Вирхова вскоре отошли на второй план, так как Вирхов весь отдался изучению патологической анатомии – своей будущей специальности, отрасли медицинских знаний, с которою вот уже более полувека неразрывно связано великое имя Рудольфа Вирхова.

В лице Фрорипа Вирхов встретил дельного и толкового руководителя, стоявшего на переднем плане науки. Фрорип принадлежал к тому симпатичному типу научных тружеников, которые охотно делятся своим опытом и знаниями со всяким, в ком видят интерес к их специальности. Заметив в своем новом ассистенте стремление основательно ознакомиться с патологической анатомией, Фрорип указывал Вирхову темы для исследований, побуждал его к научным работам и даже способствовал их опубликованию, гостеприимно открыв молодому ученому страницы своего журнала. Вирхов вполне понимал и высоко ценил то значение, которое имело для него руководство Фрорипа. Много лет спустя (1855 год) он посвятил Фрорипу, как благодарное воспоминание, сборник своих ранних медицинских статей.

Весною 1846 года Фрорип оставил прозектуру в Charit'e и указал на Вирхова как на самого достойного кандидата. С момента ухода Фрорипа Вирхов временно исправлял должность прозектора, а затем был и утвержден, не без некоторых, впрочем, затруднений. Замещение должности прозектора Charit'e уже не имело никакого отношения к военно-медицинскому ведомству и всецело зависело от министерства народного просвещения, так как прозектура представляла для берлинского медицинского факультета как бы вспомогательную практическую кафедру по патологической анатомии. Прозектор Charit'e, в звании приват-доцента или профессора, читал демонстрационные лекции студентам и врачам.

Затруднения, о которых мы упомянули, возникли ввиду сильного противодействия со стороны очень влиятельного лица в министерстве. Этим лицом был опять-таки Шенлейн, голос которого как члена-докладчика совета министерства имел решающее значение в вопросе о замещении прозектуры. Шенлейн отдавал предпочтение другим кандидатам, но, наконец, решился уступить. «Однажды, – рассказывает Вирхов, – он пригласил меня к себе и сказал, что теперь он дал министру совет назначить меня. К этому он добавил, что ждет от меня самого лучшего и что из его образа действий я могу заключить, что для него всегда важно само дело, а не лица». Такому повороту дела немало способствовала горячая рекомендация Фрорипа, которой, по собственным словам Вирхова, он «существенным образом обязан, что ему, новичку, была поручена прозектура больницы Charit'e, и тем было открыто поле деятельности как нельзя более для него благоприятное».

Уже на первых порах своей самостоятельной научной деятельности, еще в качестве временно исполнявшего обязанности прозектора Charit'e, «новичок» Вирхов блестяще оправдал рекомендацию Фрорипа и ожидания Шенлейна. Летом того же 1846 года он уже читал практический курс патологической анатомии кружку молодых врачей, проникнутых новыми медицинскими веяниями. Со справедливой гордостью говорил впоследствии Вирхов о своих первых слушателях, что почти ни один из них не остался на уровне посредственности.

С назначением Вирхова прозектором взаимные отношения его и Шенлейна приняли действительно самый дружественный характер. В качестве прозектора Вирхов производил клинические вскрытия. Шенлейн, который почти всегда присутствовал на вскрытиях, иногда в полном параде, собираясь во дворец как лейб-медик, принимал живейшее участие в исследованиях и всегда готов был признать какое-либо новое указание или наблюдение со стороны своего бывшего ученика. Впоследствии, живя в отставке в своем родном городе Бамберге, Шенлейн, принося бамбергской городской библиотеке в дар какое-либо сочинение Вирхова, всегда прибавлял с особым ударением: «Он был моим прозектором».

Летом 1847 года Вирхов вступил в ученую корпорацию медицинского факультета Берлинского университета, получив звание приват-доцента. Во главе факультета стоял тогда Иоганн Мюллер, занимавший председательское кресло в качестве декана, когда наш молодой ученый читал свою первую публичную лекцию, предметом которой он избрал малоизученный вопрос о воспалении мышц.

Вокруг нового прозектора Charit'e, располагавшего самостоятельно богатым и разнообразным патологоанатомическим материалом, вскоре сгруппировался небольшой кружок молодых ученых. Все они, подобно Вирхову, были горячими приверженцами естественнонаучного направления в медицине и видели в патологической анатомии и экспериментальной патологии основы правильных медицинских воззрений. С двумя из этого кружка Вирхов особенно сошелся, а именно с Рейнхардтом и Леубушером. И тот, и другой стали вскоре соредакторами Вирхова в основанных последним двух повременных изданиях.

Контакт Вирхова с Рейнхардтом возник первоначально на почве научных исследований. Большое соответствие в основных воззрениях на науку и жизнь сблизило их еще более, а затем это сближение перешло в тесную дружбу. Они сходились почти ежедневно, и зачастую их горячие беседы затягивались далеко за полночь. Работая с увлечением в новом направлении, оба они желали доставить новому естественнонаучному направлению полную и быструю победу. Могучим средством для этого могло служить основание собственного научного органа. Особенно ратовал за основание нового самостоятельного журнала пылкий Рейнхардт, в котором, как и в Вирхове, было живо стремление к борьбе с научной рутиной и ее представителями, еще наполнявшими ряды медицинских факультетов.

«Точные исследования» молодых берлинских патологоанатомов не находили себе приюта в существовавших тогда медицинских журналах, во главе которых стояли люди старого направления. Один журнал, например, находил работы Вирхова слишком химическими и соглашался печатать их, лишь сократив и урезав. Редакция другого журнала вернула нашему автору его работы и в отказе преподала ему еще разные доброжелательные советы.

Получение Вирховым прозектуры в Charit'e окончательно побудило обоих друзей приступить к осуществлению давно задуманного. Вирхов и Рейнхардт решили основать свой орган. Но для журнала, кроме умственного труда, нужен и капитал; кроме редактора, нужен еще и издатель. Благодаря «комбинации счастливых обстоятельств» последний вскоре нашелся. К кружку Вирхова в это время примкнул Зигфрид Реймер, берлинский врач для бедных, бывший, правда, несколько старше Вирхова и его друзей, но преданный всей душой новому движению. Он-то и убедил своего брата, книгопродавца Георга Реймера, взять на себя издание нового журнала. Предприятие представлялось несколько рискованным. Вирхов и Рейнхардт, будущие редакторы, были «молоды и почти неизвестны» в широких слоях медицинской публики. Для задуманного ими журнала, в котором предполагалось помещать лишь оригинальные, самостоятельные статьи, едва ли существовали сотрудники. С другой стороны, конкуренция была велика, так как недостатка в медицинских периодических изданиях не было. Новый орган выступал с новыми идеями, а потому должен был создать себе и новый круг читателей. Дело шло ведь о том, чтобы «начать борьбу за принципы и методы против школ и авторитетов». Редакторы наши, однако, не унывали и с твердою верою в собственные силы и в честное дело приступили к изданию. В 1847 году вышла 1-я книжка «Архива патологической анатомии и физиологии и клинической медицины» под редакцией Вирхова и Рейнхардта.

«Иной журнал, – писал впоследствии Вирхов, – возникает благодаря спекуляции книгопродавца, благодаря отсутствию занятий и доходов у редактора, благодаря честолюбию видеть себя во главе периодического издания, или небескорыстному стремлению достичь высокого и влиятельного положения. Работаешь, конечно, тогда и сам, но еще охотнее предоставляешь другим за себя работать. Редактор заполняет мелкими статейками пробелы, ведет смесь и пишет фельетонные заметки или просто перепечатывает диссертации и другие статьи и со всем комфортом забирает деньги и славу; тяжелая же работа с незначительным вознаграждением или даже без всякого вознаграждения предоставляется сотрудникам».

Ничего подобного не было при возникновении нового журнала. Редакция, конечно, преследовала цель приобрести при посредстве «Архива…» влияние, но оба редактора «находились в том счастливом времени жизни, когда обладаешь незначительными потребностями, горячей жаждой созидательной деятельности, а потому и большим самопожертвованием, и когда влияние в науке ценишь несравненно выше личного или официального влияния».

В первых книжках нового органа появились работы преимущественно берлинских патологов, но уже вскоре под научное знамя Вирхова стали многие выдающиеся молодые ученые, как германские, так и заграничные. «Вирховский Архив», как теперь всюду называют это издание, стал международным медицинским органом и в настоящее время уже обнимает 150 томов. Перу Вирхова в его «Архиве» принадлежит свыше 200 научных работ и руководящих статей. С 1852 года, со смертью Рейнхардта, редакция всецело перешла к Вирхову.

Имя Вирхова быстро приобрело заслуженную и почетную известность в научном мире. Большой публике, однако, оно стало известно впервые лишь по поводу его командировки в Верхнюю Силезию на эпидемию тифа.

В самом начале 1848 года в прусских газетах стали все чаще и чаще появляться корреспонденции о господствующей в Верхней Силезии эпидемии. Между тем прусское министерство народного просвещения, ведающее и духовными и медицинскими делами, не получало от местных медицинских управлений ни отчетов о природе этой болезни, ни даже донесений об ее существовании. Когда же пресса полнилась все более и более ужасными подробностями об этом голодном тифе, когда уже по всей Германии пронесся крик о помощи гибнущим от голода и эпидемии жителям Верхней Силезии, когда, наконец, даже министерство внутренних дел сочло необходимым выйти из своего обычного равнодушия к положению окраин, тогда только министр народного просвещения решил принять меры. Он возложил на высшего медицинского чиновника своего министерства доктора Бареца поручение «отправиться в Верхнюю Силезию, чтобы ближе ознакомиться с вспыхнувшей там эпидемией тифа и с принятыми против нее мерами, а также оказать содействие советом и делом распорядительным и исполнительным властям повсюду, где это ему покажется нужным». Министр внутренних дел колебался, однако, дать Барецу полномочия для действительного вмешательства в дело. Кроме административной стороны вопроса, министр народного просвещения желал, чтобы эпидемия была изучена и в строго научном отношении. Для этого требовалось командировать какое-либо компетентное лицо. Выбор пал на прозектора Charit'e, доцента Вирхова.