Рука Одиночества
Шрифт:
– О, господи, – прошептал Никас, беспомощно истекая бензином.
– Ложись! – крикнул сорвиголова.
– Ох, едрен-макарон…
– Да падай же! – взвизгнула Френ.
Она толкнула его в спину. Аркас повалился вперед, отбив локти.
Началась пальба, плотная как горизонтальный ливень. Метались обломки и щепки. То и дело взревывали белугами ни в чем не повинные сущности, падающие на нечистый кафель. Метался свет электрических ламп. Кто-то пронзительно верещал, с переменным успехом заглушая оружейный грохот. Дробно щелкали водопады гильз. Стремительно таяла мебель. Аркас уползал под столик, который закрывали красные
Никас зарылся лицом в набивку, а потом сгруппировался вокруг ножки столика.
Похоже, я вляпался в какой-то штамп, – подумал Никас отчаянно.
Перед столиком, увлекая за собой визжащий образ официантки, рухнул сорвиголова. Он был одет в безвкусную композицию из черного плаща, под которым была черная же жилетка. За ней следовала майка, туго перетянутая ремнями и перевязями. Никас успел насчитать девять ремней до того как герой повернул к нему лицо. На нем не было ровным счетом ничего кроме ироничной ухмылки и солнцезащитных очков.
– Как дела? – спросил он, между делом доставая из кармана черных штанов пачку сигарет. – Огонька не найдется?
– Ради бога! – воскликнул Никас. – Займись делом!
– Не могу не сделать перерыв на два своих маленьких хобби! – лихой стрелок впился губами в серые губы официантки. Она перестала визжать и томно застонала.
Никас смотрел на это, испытывая странное чувство, взбирающееся по хребту. Ему словно ставили прививку. Прививку от болезни, которая вскоре начнет испытывать его постоянно.
– Так не найдется огонька? – с обаятельной хрипотцой переспросил сорвиголова, оторвавшись от своего первого хобби.
– Нет!
– Ну что ж, придется импровизировать!
Из смятой пачки была добыта единственная целая сигарета. Загрубевшие от курков пальцы подняли ее вверх. Назад она вернулась уже изрядно подпаленной, и слегка надломленной.
– Ну, – хмыкнул герой, сделав одну титаническую затяжку и сжевав окурок. – Пора браться за работу.
К этому времени что-то успело воспламениться, от желтого синтетического огня тянуло ядовитым дымом. Начиная кашлять, Никас с удивлением заметил, что слышит ритмичную музыку.
– Я ничего не вижу! – визгливо крикнул кто-то. – Где они?!
Музыка нарастала. Глухо били басы и повизгивала электроника. Выла сирена.
Сорвиголова вскочил, взмахнув полами плаща как крыльями летучей мыши. Дым свернулся вокруг него шелковым коконом.
– Он наслал проклятие вечной перезарядки! – взвизгнул один из нападающих. – Магазины пусты!
– Деритесь псы!
– Куда он делся?!
– Ничего не вижу!
Кто-то сдавлено вякнул.
– Стреляйте! Магазины полны!
Никас снова стиснул зубы от накатившего грохота. Он почти сразу прекратился, потому-то кто-то заорал:
– Готов! Я уложил его!
Послышались быстрые шаги. Кто-то отбросил в сторону столик Никаса. Огромная бесформенная лапа схватила журналиста за горло и подняла над полом.
Никас завопил от ужаса. Чудовище поглядело на него снизу вверх. Оно было камнем, бронзой и сталью. Грубо выкованным оружием и оружием тонким, словно нить жизни. Оно постоянно менялось, его шкура, серая от окалины, покрытая выбоинами примитивного кузнечного молота, становилось гладкой фантастической броней. Оно щетинилось стволами и лезвиями. Грузное тело раскалялось желтыми пятнами ярости.
– Это Жертва! – злобно проскрежетало оно. – Этим
они надеются защитить себя? Смешно.Оно отбросило журналиста, потеряв к нему всякий интерес.
Никас бросился прочь, перелезая через разорванные кресла. Все вокруг было засыпано обломками и тлеющими клочьями. Стойка напоминала решето, витрины разбиты на мельчайшие осколки. Дым горящей мебели понемногу втягивался в дыры в потолке. Цементная пыль покрывала тела погибших образов. Журналиста никто не преследовал, никто, кроме чудовища, даже не обратил на него внимания.
Оставшиеся бандиты, штук пять или шесть, столпились в дыму над черной ветошью.
– Это его плащ! – рыкнул один из них. – Ты изрешетил его плащ, кретин!
Никас отчаянно соображал. В его голове один за другим, без остановок, проносились скоростные локомотивы. Самой приятной мыслью была та, в которой он ловко удирает отсюда на самое безопасное расстояние, что удастся покрыть. Если б этот паяц дал мне оружие, – думал Аркас свирепея. – Хоть что-нибудь! Хотя бы нож.
Головорезы, тем временем, затравленно озирались по сторонам. Один из них дико заорал и вдруг исчез, словно вспышка фотоаппарата.
– Сосредоточьтесь!
Второго со страшной силой швырнуло в сторону. Кувыркаясь, стрелок вылетел в двери и сшиб заправщика. Вместе они заскользили в бензине, слабо вскрикивая.
– Стреляйте во все стороны! – взревело чудовище. – Искалечьте его! Нарушьте его смысл!
Хотя бы ножку от стула! – мысленно воскликнул Никас.
Монстр пошатнулся, скорее от неожиданности. Никас, не давая себе времени засомневаться, ударил еще раз. Панцирь глухо отзывался под ударами. Кашляя от вонючего дыма, Никас нашел в себе силы ударить врага в третий раз. В район идеи о мужской уникальности. Вряд ли это могло сильно впечатлить существо, состоящее из ярчайших представлений о жестокости, но оно стало пятиться от Никаса как от прокаженного. Аркас страшно зарычал и погрозил ему своим леденящим кровь оружием. Оглушительно лязгая и взламывая плитку, монстр бежал. Пробил стену и исчез, засмеявшись стальным скрежетом.
– Вот так-то! – прохрипел Никас возбужденно. – Проваливай!
Тут его колени слегка подогнулись, и он оглянулся на оставшихся стрелков. Те, оцепенев, глядели на Девела. Бог Неопределенности медленно прикрыл изрешеченную дверь кухни, и пошел к ним, скрипя носочками каблуков по бетонной крошке. Сущности замерли, словно кролики.
– Уходите, – тихо шепнул Девел.
Что-то затрещало. Часть крыши вместе с пробитой стеной, обвалилась внутрь. Вместе с хлынувшей из здания пылью, на улицу выбежали головорезы. Они исчезали, пугливо оглядываясь. Вслед за ними, рыдая в три голоса, последовала выжившая официантка.
– Ну, слава богу, – выдохнул Никас, закрывая нос от пыли. – Где ты был?!
– Делал звонок, – нейтрально ответил Девел. – Я же предупреждал.
– А стрельба не мешала тебе болтать?
– Не очень. Мне не ответили. Все еще хуже, чем я предполагал, Никас.
– Меня могли убить! – взорвался тот. Он поглядел на свою лакированную дубинку и отбросил ее в сторону. – Примерно раз триста! Здесь палили как в последний день войны! Или в первый… А, не важно.
Девел молчал, о чем-то крепко задумавшись. Никас отчаянно отплевывался от пыли, и тер глаза. Потом вышел на улицу и там прочихался как следует. Помог подняться беспомощно извивающемуся заправщику.