Рукопашная с купидоном

— А завтра?

— А завтра посмотрим.

— Кстати, — неожиданно сказал он. — Мы до сих пор так и не назначили день свадьбы. Ты вообще-то об этом думала?

— Конечно, я думаю об этом постоянно, — успокоила его Лайма. — Мы все обсудим с тобой в ближайшие выходные.

Она спрятала телефон и хмыкнула. Болотов ревнует. Заговорил о дне свадьбы! Точно ревнует. У мужчины возникает желание удержать женщину, только если есть опасность ее потерять. В другое время он индифферентен, как удав, переваривающий кролика.

Лайма подобрала под себя ноги и принялась читать распечатки, которые дал ей Корнеев перед уходом. Неоатеисты позиционировали себя как серьезная социально-политическая сила. Их лидер, тип по фамилии Цыбучко, удивительно смахивал на обряженного в костюм поросенка — абсолютно лысый, короткошеий, с крохотными круглыми глазками и яростно вздернутым носом, похожим на розетку.

Лайма бегло прочитала его биографию, перевернула лист и уперлась взглядом в снимки цыбучкиных товарищей по партии. Их физиономии, словно специально взятые из одного с ним хлева, оказались такими же расплывшимися и неприятными. «Ничего удивительного, — подумала Лайма. — Все потому, что до руководства всякой партией люди добираются с помощью нечеловеческих усилий».

Лайма внимательно изучила основополагающие документы, которые разъясняли, зачем создана партия неоатеистов, с кем и за что она собирается бороться и к чему прийти. Все это было так утомительно, что Лайма незаметно для себя задремала. И проснулась от стука в дверь.

— Это мы, — донесся до нее знакомый густой бас.

Она так обрадовалась, что не смогла придать своему лицу подобающе серьезное выражение. Медведь с Корнеевым, сказать по правде, были рады не меньше, что застали ее и индусов в добром здравии. Медведь даже рискнул заглянуть в спальню Бондопаддхая.

— Боишься, что его вынесли через окно? — поинтересовался Корнеев, складывая вещи на журнальный столик.

— Мало ли, — туманно ответил тот.

— Может, не надо к нему входить? — испугалась Лайма. — Вдруг он спит голый?

— Ничего, я это переживу.

— Ты переживешь, а он нет, — хмыкнул Корнеев. — Впадешь в немилость, будешь сидеть в коридоре.

Медведь все-таки рискнул и проверил. Пророк спал, как младенец, вытянувшись поверх покрывала, и шевелил во сне пальцами ног — быстро-быстро, будто его щекотали.

— Сейчас выдрыхнется, потом всю ночь гулять будем, — предположил Корнеев, раскрывая на коленях плоский чемоданчик. — Хочешь посмотреть, чего мы достигли?

— Да, — обрадовалась Лайма. — И чего?

— Вот. — Он дождался, пока осветился экран, потом открыл файл и мотнул на него подбородком. — Смотри, тут изображен кинотеатр. Вокруг — жилые дома.

— А что это за пунктирные линии?

— Это траектории пуль, которые можно выпустить вот отсюда. И отсюда. И еще отсюда. Короче говоря, все подступы к этому хренову кинотеатру простреливаются со всех сторон. Если мы завтра повезем туда нашего приятеля, внутрь сможет попасть только его труп.

Лайма растерянно переводила взгляд с Корнеева на Медведя и обратно. Не было заметно, что те сильно расстроены. Зато она сама расстроилась безмерно: вот они и попали в ситуацию, когда ей как руководителю группы нужно принимать решение. Но какое?!

— У вас есть соображения? — на всякий случай спросила она очень спокойным тоном.

Таким точно тоном Лайма разговаривала с руководителем шахматного кружка, когда узнала, что он всю ночь оставался в здании Центра культуры вдвоем с молоденькой методисткой.

— Ну… Есть одно, — неохотно ответил Корнеев. — Тебе Иван расскажет, хорошо? А у меня тут… В общем…

Он склонился над своим компьютером, как над любимой девушкой, глаза его в последний раз осмысленно блеснули и почти мгновенно сделались марсианскими.

Не дожидаясь дополнительных вопросов. Медведь сказал:

— Мы подумали, что завтра вместо пророка нужно будет отвезти в кинотеатр кого-нибудь другого. Подставное лицо. Для проверки. Если подставной пророк проскочит, мы завезем туда настоящего.

Лайма некоторое время переваривала информацию, потом осторожно заметила:

— Но ведь этого другого могут убить.

— Ну да, — согласился Медведь. — Само собой. В этом-то вся трудность. Никто же не согласится участвовать в таком опасном эксперименте.

— Значит, этот вариант не годится, — заметила Лайма.

— Почему? Можно взять какого-нибудь типа… Такого — бэ-э-э! — мерзкого.

Лайма вытаращила глаза и несколько секунд смотрела на Медведя молча, потом сглотнула и сказала:

— Это плохой план.

— Но другого у нас нет.

— Может, загримировать.., пророка? — подумала она вслух. — Одеть его женщиной?

— Думаю, его все равно шлепнут. Он слишком смуглый. Почему я и предлагаю — взять кого-то вместо него. Из белого сделать смуглого гораздо легче, чем наоборот. Кроме того, наш пророк безумно гордый, сразу видно. Вряд ли он согласится вырядиться бабой.

— Значит, вообще не надо везти его на встречу с верующими! — неожиданно ожил Корнеев. — Ну его к черту, пусть всю неделю в гостинице сидит.

— Я уже об этом думала, — призналась Лайма. — Не получится. Нам четко сказали — гость должен остаться доволен своим визитом. Он приехал поднимать дух своих приверженцев, а мы его к ним не пустим! На что мы тогда годимся?

— Ладно… Мы с Жекой еще помозгуем, — неопределенно сказал Медведь.

Лайма посмотрела на него с подозрением. На секунду у нее промелькнула мысль, что они с Корнеевым уже что-то придумали. Но мысль ушла и забылась, потому что ее уже теснили другие, более насущные.

— Я тоже помозгую, — пообещала она. — Попробую что-нибудь предпринять. Только для этого мне нужно будет ненадолго отлучиться.

Медведь забеспокоился. Его внимательные глаза сделались темными, как сургуч.

— Отлучиться? — переспросил он, наклонив голову. — Надолго?

— Вернусь до полуночи. Я могу на вас положиться?

— Да, но я считал, что одному из нас необходимо выспаться.

— Спите по очереди, — отрезала Лайма.

Счастье, что она работала руководителем и без труда умела напускать на себя строгий вид. Когда Лайма разгуливала по Центру культуры с такой вот, как сейчас, физиономией, к ней никто не решался подступиться. Медведь тоже стушевался и больше не стал лезть к ней с вопросами. Лайма была этому безумно рада.