Рукопашная с Мендельсоном

– Ну да, пожалуй, что закончили, – ответила Лайма.

– И чего?

– Практически ничего. У тебя как?

– Отлично, господин Мельченко теперь оснащен у нас по первой категории.

– Никто не видел, как ты там копаешься?

– Откуда я могу знать? Скорее всего – нет, работал я тихо. К тому же в этом наряде и очках – кто потом опознает? В общем, осторожненько подсоединился к его проводке – и вся любовь. Зато теперь мы его квартиру можем прослушивать легко!

– А почему Тагиров не может?! – возмутился Медведь.

– Он же сказал, – объяснил Корнеев. – Никто не должен знать об их интересе к ученым, а то ловца спугнут.

– Все, тогда уходим, – приказала Лайма. – Иван, собирайся, тебе сейчас еще немного придется побыть полковником. Пока на улицу не выйдем. Кстати, веревки, оставшиеся в наследство от незнакомцев, стоит убрать. Зачем потом еще и проблемы с милицией, которая захочет выяснить, кто тут лазает в окошки. Довольно легко будет добыть информацию о побывавших здесь судебных приставах.

– Сейчас сделаем. – Медведь подошел к окну. Потом внезапно высунулся на улицу, изогнулся и стал смотреть вверх.

– Иван, что случилось? – испугалась Лайма.

– Трос, который с крыши свисал – исчез. Пока мы здесь возились, кто-то из них был прямо над нашими головами. Может, он сейчас там!

– А как он спустится оттуда, ты подумал?

– Не знаю, может быть, перепрыгнет на крышу соседнего дома.

– Иван, прекрати, он же не Бэтмен, до соседнего дома расстояние метров пятнадцать.

– А тут чердачные двери закрыты? – спросил Корнеев. – Если нет, то уйдет спокойно через подъезд.

– Скорее всего закрыты, но проверить стоит.

Медведь сбегал наверх и убедился, что металлическая дверь на чердак надежно заблокирована.

– Давайте быстро на улицу, может быть, нам удастся его перехватить или отследить, куда он двинет.

– А почему ты говоришь о нем в единственном числе? Вдруг там, на крыше, несколько человек? – поинтересовалась Лайма.

– Те двое точно вниз съехали. Что они – по десять человек на такие дела посылают? Один он там, не сомневайся. И потом – мы же знаем, что террористов трое, так что все сходится.

– Ничего пока не сходится, все это догадки и предположения. – Лайма решительно направилась в сторону выхода. – Сматывайте скорее веревку, и пошли.

– А что это там за люди? – неожиданно спросил стоящий у окна Корнеев, тыча куда-то пальцем.

Лайма и Медведь почти одновременно оказались там же и посмотрели вниз. В тусклом свете фонарей они едва разглядели две темные фигуры, стоящие под окном на тротуаре.

– Это они, – возбужденно прошептал Медведь. – Наверное, ждут, пока мы выйдем, караулят, чтобы прикончить.

– Давай их поймаем! – вдруг решительно заявила Лайма, которую стали порядком тяготить постоянные неизвестность и неопределенность. – Нападем первыми, пока они не очухались!

– А веревка? – спросил Корнеев. – А дверь, печати?

– Веревку отвязывай и бросай вниз, потом подберем, – скомандовала она. – Сколько тебе нужно на восстановление былого великолепия двери снаружи?

– Минуты две.

– Действуй, мы подождем.

Через несколько минут они уже неслись по улице, проскочив мимо изумленной консьержки со скоростью уносящейся в мировое пространство кометы.

– Сейчас огибаем дом и берем их в кольцо, – громким шепотом командовала Лайма, воодушевленная возникшими перспективами выяснить хоть что-нибудь.

– Только бы не ушли, – пыхтел Корнеев, тащивший сумку с компьютером и инструментами, но старавшийся не отставать от своих коллег.

– Не уйдут, – уверенно бросил Медведь. – Не успеют. Я когда окно закрывал, они все еще там болтались. Говорю же – нас поджидают!

Обогнув дом и выскочив на проспект Космонавтов, они увидели две темные, быстро удаляющиеся от них фигуры.

– Удирают! – воскликнула Лайма. – За мной!

– Ура! – заорал вдруг Корнеев и вырвался вперед.

Преследуемые обернулись и, обнаружив погоню, ускорили шаг, а затем плавно перешли на бег. Однако далеко убежать им не удалось – через минуту группа «У» окружила незнакомцев.

Незнакомцы, оказавшиеся молодыми людьми, стали, отчаянно жестикулируя, что-то говорить по-испански. Обращались при этом они исключительно к Медведю, чей грозный облик, похоже, внушал им безотчетный ужас.

– Что-то мне их рожи знакомы, – с сомнением глядя на них, сказал Иван.

– И мне, – признался Корнеев.

В это время один из молодых людей расстегнул молнию своей тонкой черной курточки, и Лайма вздрогнула – под ней оказалась майка с монументальным ликом команданте Че Гевары.

– Постойте, да ведь это те ребята, которых мы тут уже видели, когда в первый день ходили по городу. В красных повязках! – воскликнула Лайма.

– Они, точно! – Медведь недобро глянул на испуганных иностранцев.

– Кажется, я их потом на фуршете видел и в гостинице в баре, – шепнул Корнеев Медведю. – Но их ведь трое было?

– Говорю же, третий на крыше сидит. Значит, это – террористы? Чего он куртку расстегнул, может, оружие достать хочет?

Но незнакомец достал и протянул им паспорт, сопровождая жест потоком незнакомых слов. Его друг тоже достал паспорт и протянул Медведю.

– Так дело не пойдет, – заметила Лайма. – Попробую с ними по-английски поговорить. Но для террористов ведут себя довольно робко. В квартире они были как-то живее.

– Притворяются, – убежденно сказал Медведь.

Переговоры с помощью спасительного английского несколько затянулись – плененные группой «У» молодые люди владели им плоховато. Правда, первичную информацию получить все-таки удалось. Оказалось, что это музыканты из Венесуэлы, приехавшие, разумеется, на фестиваль. Группа создана недавно, поэтому впервые участвует в подобном крупном международном мероприятии. Играют на оригинальных народных инструментах, название которых Лайма так и не смогла перевести.

– Спроси, а где третий мужик? – попросил Медведь, продолжавший по-прежнему недоверчиво взирать на музыкантов.

– Говорят, третий сегодня не пошел с ними, он познакомился с одной замечательной девушкой…

– Знаем, что сейчас запоет, – злорадно промолвил Иван. – Нашел здесь свою любовь, красивую русскую девушку, наверняка Наташу!

– Нет, девушка, представь, из Гондураса. Оттуда, оказывается, тоже приехал народный коллектив. Короче, они в «Содружестве», сидят в баре, – продолжала переводить Лайма.