Рукопись из Тибета

Потом наши тела слились в объятиях, и мы занимались любовью до утра. Пока в небе не стали гаснуть звезды.

Спустя неделю, перед рассветом, когда все еще спали, в дверь моей хижины постучали.

Выскользнув из гамака, я взял в руки стоявший у стены карабин, — войдите.

На пороге, в легком тумане стоял Кайман, а рядом с ним пожилой креол [161] . В серапе [162] и соломенной, покрытой росой, шляпе.

— Посланец от Мигеля, — кивнул на него вождь. — Приплыл на моторной лодке.

161

Креол — потомок колонистов — переселенцев из Европы (Испании, Португалии) в Южную Америку

162

Серапе — накидка у латиноамериканских индейцев.

— Си, сеньор, — блеснул тот зубами. — Нам нужно отправляться.

Тепло попрощавшись с Лисаной, широко открывшей глаза, я положил в ее ладошку один из своих алмазов, после чего обнял ее, прошептав, — это тебе, на память, вскинул на плечо заранее приготовленный рюкзак с пожитками, и мы вышли в туман, расцвеченный утренней росою.

Деревня спала, к нам подбежали две бодрствующие собаки, и, обнюхав креола, умчались, прыгая и играя.

На берегу я опустил рюкзак в небольшую лодку, поле чего мы с Кайманов тоже крепко обнялись.

— Жаль, нельзя попрощаться со всеми пираха, — вздохнул я, оглянувшись на ставшее мне родным селение.

— Я скажу им, что тебя срочно вызвали на небо, — улыбнулся Кайман.

— Ладно, бывай, шмыгнув носом, — хлопнул я по плечу друга и шагнув в посудину.

— Бывай, — повлажнел он глазами. — Мне кажется, мы еще встретимся.

Затем Хосе, — так звали креола, оттолкнулся от берега шестом, а когда лодка сплавилась на пару сотен метров вниз, запустил мотор.

— Чух-чух-чух, — нарушил он тишину утра.

— Ну, как добрались? — встретил меня на усадьбе, сеньор Мигель. В белом полотняном костюме и такой же, как у Хосе шляпе, он прогуливался в саду с величаво шагающим, здоровенным сенбернаром.

— Спасибо, хорошо, — поставил я у ног рюкзак. — Серьезная у вас собака.

— Это Патрик, — потрепал по холке разглядывавшего меня пса хозяин. — Малыш, познакомься с нашим гостем.

«Малыш», весом под центнер, пустил слюни и шлепнул мне в ладонь тяжелую лапу.

— Очень приятно, — рассмеялся я. — Будем друзьями.

— Ф-фух, — ответил Патрик, завертев в подтверждение хвостом. Знакомство состоялось.

— Ну а теперь, давайте позавтракаем, — сделал радушный жест в сторону дома сеньор Мигель. — А то я вас очень рано поднял. Но так надо. Чем меньше глаз — тем лучше. Знаю по своему опыту.

— Лишние глаза нам ни к чему, — согласился я. И мы направились к дому.

Там, в обеденном зале, уже был накрыт стол на двоих. Молчаливый слуга в белой куртке разлил по чашкам дымящийся кофе и подвинул каждому по тарелке горячих гренок с ветчиной, а к ним уже очищенные яйца.

За завтраком хозяин сообщил, что вопрос о моей отправке решен.

Через неделю из Пуэрто-ла-Крус в нужном направлении отправляется танкер с колумбийской нефтью, и его капитан — приятель сеньора Мигеля, согласен взять меня на борт в качестве боцманского помощника.

— Правда, у него порт прибытия Калькутта, — прихлебывая кофе, сказал старик. — Но до Бутана оттуда всего несколько часов пути на автомобиле.

— Не знаю как вас и благодарить, сеньор Диего, — не скрыл я своей радости. — Может..? (потянулся к карману, где у меня лежал бумажник).

— Оставьте, — подняв руки, запротестовал хозяин. — Мне это ничего не стоило. И я всегда рад помочь хорошему человеку в беде. Это по — христиански. А поселитесь пока у меня, в целях безопасности.

Так Уваата стал гостем доброго португальца.

Мне отвели комнату на втором этаже, светлую и с окнами на лагуну. По утрам хозяин отправлялся на автомобиле иле яхте по делам, а я после завтрака гулял в саду с Патриком, смотрел телевизор и читал книги из обширной домашней библиотеки.

При этом обратил внимание на портрет средних лет бородача, с пронзительным взглядом и черном, со звездою, берете. Кого-то он мне смутно напоминал. Но вот кого — я не помнил.

В один из вечеров, когда мы сидели после ужина с сеньором Мигелем на его пристани в шезлонгах, наблюдая как золотой шар солнце опускается за горизонт, я спросил у кабальеро, чей портрет висит в библиотеке.

— Это Эрнесто Че Гевара, — глядя в пространство, ответил он. — Мой близкий друг и команданте [163] Кубинской революции.

— Сподвижник Фиделя Кастро?

— Да, он был с ним на шхуне «Гранма», когда в 1956-м они высадились на Кубе и подняли восстание. А спустя одиннадцать лет команданте погиб в Боливии, где мы сражались за ее независимость. Вы что — нибудь знаете об этом человеке?

163

Команданте (исп. comandante) — воинское звание в испаноязычных странах (также означает в ряде случаев «комендант», «командир», например, командир воздушного судна). В испанской армии звание считается равнозначным званию майора, в венесуэльской армии — званию подполковника. Аналог французского звания коммандант. Изначально в испанской армии этим термином обозначался старший из капитанов-командиров рот, который получал временную власть над двумя или более ротами и их командирами.

В период революции на Кубе в 1957–1959 годах — высшее звание среди повстанцев, которые намеренно не присваивали друг другу более высокого воинского звания, чем майор. Самые известные — Фидель Кастро, Че Гевара, Хуан Альмейд а Боске, Камило Сьенфуэгос. Звание команданте носил президент Гвинеи-Бисау Жуан Бернарду Виейра. Звание «команданте» также считается высшим воинским званием Революционных вооруженных сил Колумбии (ФАРК). Это звание носил Главнокомандующий ФАРК Мануэль Маруланда. Также звание Команданте носил глава Венесуэлы Уго Чавес.

— Очень мало, но хотел бы знать.

— Ну, тогда слушайте.

Эрнесто Гевара Линч де ла Серна, так его полное имя, появился на свет 14 июня 1928 года в аргентинском городе Росарио. Родители его были людьми среднего достатка: отец, Эрнесто Гевара Линч, ирландского происхождения, работал инженером по гражданской специальности, а мать, Селия де ла Серна, имела испанские корни. Эрнесто был самым старшим из пяти детей, воспитанных в этой семье, которую отличала склонность к либеральным мнениям и убеждениям.

Двух лет от роду мальчик серьезно заболел: он перенес тяжелейшую форму бронхиальной астмы, вследствие которой приступы удушья сопровождали его всю оставшуюся жизнь.

Для восстановления здоровья сына его семья была вынуждена переселиться в провинцию Кордова в местность с более сухим климатом, Альта Грасиа, где самочувствие его существенно не улучшилось. В связи с этим Эрнесто никогда не обладал громким голосом, столь необходимым оратору, и слушавшие его речи люди постоянно ощущали хрипящие звуки, исходящие из легких при каждом произносимом им слове, чувствуя, как нелегко это ему дается.

Начальное образование Гевара получил дома, преимущественно от матери. С ранних лет у него проявлялись наклонности к чтению литературы. С большим увлечением Эрнесто читал работы Маркса, Энгельса и Фрейда, в изобилии имевшихся в библиотеке отца; возможно, что некоторые из них он изучил еще до своего поступления в Кордовский государственный колледж. Во время обучения в колледже его способности проявлялись только в литературе и спортивных дисциплинах.

В этот период юности глубочайшее впечатление на Эрнесто произвели испанские эмигранты, бежавшие в Аргентину от франкистских репрессий в ходе гражданской войны в Испании, а также непрерывная череда грязных политических кризисов в родной стране, апофеозом которой стало установление «левофашистской» диктатуры Хуана Перона, к которому семья Гевары относилась крайне враждебно.