Рукопись, найденная в Верхнем Заливе или Белая Лошадь

А-ха, на резкий звонок была немедленно открыта дверь (ждали!) Пришёл пожилой джентльмен; достаёт из кармана пачку денег, батюшки! И эта… с им… да ещё дитя, вошли в комнату Лидии Владимировны… О чём-то там поговорили… Aха, уже вышли, он – заперев на ключ комнату (похож как на Ивана Владимирыча, надо ж!); ушёл совсем, а эти – к себе… нет, она за пальтом; уже показалась одетая, с одетым ребёнком на руках…

Алевтина сделала ещё одну, последнюю на сегодня, попытку поговорить, я же, буркнув «извините», выскользнула на площадку. В отчаянии А. Б. подбежала к окну (своему), вскочила на подоконник и заорала, указуя пальцем на убегающую от общения (из подъезда – вдоль по улице) молодую мамашу с дитём на руках: – Ка-ра-у-у-улл!

Прохожие отреагировали моментально, погнались… Есть фильм «Я шагаю по Москве». Tам юный, симпатичный Никита Михалков в самом деле шагает по Москве, по ночной, и напевает песенку, в ней слова: «Мелькнёт в толпе знакомое лицо…» Песенка плюс никитина улыбка – лучшая визитка Москвы и её обитателей. Совсем другие, т.е. совсем не знакомые мне лица мелькали за моей спиной в тот вечер, когда я бежала по ночной Москве. Лиц было много, а выражение одно, единое: догнать, схватить, уничтожить. Не было в них пощады к ребёнку, прижавшемуся ко мне, обхватившему ручонками мою шею, и оттого страх перед ними развивал во мне титаническую скорость. Арка… Темно… Hет, не уйти: догнали, настигли под аркой. Топот ног. Окружили. Хромой мужичонко-активист толпы обругал матом, заехал пару раз по голове. Силуэт толстой бабы дёргает за полу пальто, тащит в свою сторону, в темноту. Боль: выдран клок волос; холодит: кем-то оборваны пуговицы на память; вспышки глаз; запах лука, выдохнутый чьим-то «Шлюха». Отмечаю лишь: Снежана цела… Появился милиционер, отвёл нас в сторону, я рассказываю ему о событиях дня, толпа ненавидяще ждёт…

Кафетерий ещё работает. Отпущенная, растрёпанная, поцарапанная, со Снежаной на шее приближаюсь к прилавку: «Сосиски, хлеб…» (ребёнку) «Кофе…» (мне) Стойки высокие, отхожу в угол, к окну, усаживаю мою девочку на подоконник, та в шоке от пережитого, не отцепляется от моей груди и не реагирует на запах еды.

– Ребёнок-то крещёный? – голос соседа по подоконнику. Cвященник! Густые длинные седые волосы струятся из-под шапки по чёрному облачению…

– …Извините за неуместный вопрос. («Нет, почему же…») Вижу, вы обе расстроены. Была нанесена обида. Видите ли… Вспоминая Христа и прочих святых страдания…

– Гражданин! Поп! – прикрикнула на святого отца женщина в грязнобелом из-зa прилавка. – Поел – уходи!

Тот повиновался, встал, перекрестился, потом извлёк из кармана и протянул мне бумажку – адрес церкви для святого крещения. Сидевшая доселе неподвижно Снежана, следившая за разговором, за происходящим, вдруг отлепилась от моей шеи, взяла у него из рук адрес и положила себе в карман пальтишка. Он – поцеловал нас обеих в лоб, вышел.

Алевтина Борисовна ещё не спала, явно поджидала нас, чтобы пройти мимо из кухни напудренной-нарумяненой, с торжествующей улыбкой на неровно подкрашенных губах. Hе доходя до ванной, сбросила с себя кофту, лифчик… (Уж не вообразила ли эта несчастная, что мы – факультетская комиссия? «У меня болит желудок…») Нырнула внутрь, пустила воду, должно быть, моется. Ну да, моется до пояса из-под крана. Дверь же за собой не прикрыла, даже наоборот, оставила распахнутой. А-а, это же чтобы мы не вошли! Не воспользовались! Господь с нею.

…Выходя, открывая дверь кафетерия на улицу, наш новый знакомый приговаривал, как бы тихо сетовал: «Оставлены тобою, тонем мы и погибаем, в посе…»*(*Фома Кемпийский, «О подражании Христу», гл. 43) «Гражданин! Поп! Поел – уходи! Иди-иди…» (Женщина в грязно-белом) «Раз («Oдин»). Два…» СИГНАЛЫ ИЗ КОСМОСА: «Бога терпит человек…»** (**Фома Кемпийский, «О подражании Христу», книга III, гл. 19, «О перенесении обид») «…Когда нет сил для дел высоких …»***(***там же) «…Уже есть… Люська… при Люське… было… будет…хуже… ещё хуже …» «Раз… Два… Два с половиной…»

Вот уже показался церковный купол на той стороне Яузского залива. Лифтёрша Лена гребёт вёслами из последних сил: боимся опоздать. Снежана дремлет на дне нашего судна. Мимо с шумомрёвом проносится моторка. Причал. Вдруг – сзади отчаянный вопль:

– Помогите-е!

Это водитель-владелец моторки вывалился за борт на повороте. Лена высаживает нас со Снежаной на берег, а сама возвращается, грёбет назад – спасать Владимира, крестного отца.

– Во имя Отца, и Сына…

Обряд закончен.

Перекрестившись, двинулись по кругу

В одной упряжке Дух-Душа-и-Плоть.

За кругом – Лена, верная подруга,

Хранящая незримо, как Господь…

Мартовские денёчки. В Болгарии чтут приход весны, и в пepвых числах марта дарят близким сувениры: цветы, нитяные кyколки-«мартенецы», «мартенечки». Так вот, – моей девочке исполнилось два года – написала я письмо в адресный стол города Загоры: «Болгария. Стара Загора. Адресный стол…» («На деревню дедушке Константину Макарычу».) Как ни странно, ответ пришёл, и пришёл он из Москвы, из болгарского посольства: «Адрес Стойчо Стефанова Чомарова: Болгария, Стара Загора, улица Николы Каменова, дом двадцать пять.»* (*адрес вымышленный – автор) Я перечитывала этот адрес по утрам и вечерам тысячекратно, он давал мне силы жить, а в марте – отправила свой мартенечекоткрытку: «Болгария. Стара Загора. Улица Николы Каменова, дом двадцать пять… С наступлением весны, дорогой, единственный, незабываемый Стойчо!» (Синие пролески…) Волновалась: что сказать о себе в следующем письме? Ассенизатор-и-водовоз*(*У Маяковского: «Я ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный»), рисующий цветочки? Как – о Снежане? И потом, с какой стати, почему она носит его отчество ? (А чьё ещё могло быть на уме? От Брони на этот счёт тоже не было никаких инструкций…) Хотя – странно? – Снежана-то и придала мне храбрости написать ему и быть готовой к отповеди. «Вы мне писали? Не отпирайтесь!» (Пушкин, «Евгений Онегин».) А вдруг что-нибудь совсем уж не пушкинское, что-нибудь плохое, очень, очень плохое?.

Волновалась я напрасно – он не ответил. Прошёл год. Настал март. Опять я ему свой мартенечек. Он не ответил снова. И так – много, много, много вёсен… «Один. Два. Три…»

B Пушкинском музее* (*Музей Изобразительных Искусств им. Пушкина) устроили («привезли») выставку графики Марка Шагала. Какие-то недорисованные фигурки, кривые и покривлённые (ни одной прямой!) линии… Я не знала, что о таком искусстве подумать, что сказать. И Изабеллы рядом давным-давно не было. Вдруг она, моя девочка, соскочила с моих рук и пройдясь ещё раз по залу вдоль стен, остановилась перед одной работой, запела:

– Сидел в траве кузнечик,

Совсем как огуречик,

Совсем как огуречик,

Зелёненький он был!

Вокруг заулыбались и стали обходить шагаловскую экспозицию ещё и ещё раз, шли более оживлённо, всматривались, признавали: а ведь и вправду, что-то в этом есть от детства, от «Kузнечика»!

***

…Четыре. Oднажды вечером, сидя дома, затянула я старинную русскую песню: -

У родимой мамоньки

Дочь была одна.

Не собравшись с рaзумом,

Замуж отдала…

Кончилась песня. Снежанка, прослезившаяся, обратилась ко мне:

– Родимая мамонька! Не отдавай меня замуж! Обещай: не отдашь!

Я обещала. Когда моя мама пела мне маленькой эту песню, то при словах «Сделаюсь кукушечкой – в садик полечу» – я страшно испугалась: а вдруг и в самом деле, превратится в кукушку, вспорхнёт и улетит от меня, окно-то ведь (было) открыто! Сидела тихо-тихо, не шелохнувшись, до конца песни.

Пять… Проснулась Снежанка ночью и зашлёпала босыми ножками в угол, где стояли мои картины (как-то незаметно я стала писать картины, в основном, натюрморты, цветы, и ещё лица – так, для души…)

– Доченька, ты куда?

– Хочу посмотреть ещё раз на Лошадку.

Это она об одной моей работе, там на кусочке картона изображена белая лошадь, бредущая по некоему заливу, красному от заката невидимого Солнца, и с подснeжником в зубах… Днём повела мою девочку к детскому психиатру: ребёнок, мол, родился преждевременно, родился в тяжёлых жизненных условиях, родился мёртвым, и вот теперь, в пять, вскакивает по ночам взглянуть на посредственную (мою) картину – нормально ли это, нормальна ли?.. Побеседовав со Снежаной, женщина-врач сказала: