Рукопись в кожаном переплете

— Я не возражаю. Но ведь у вас, вероятно, есть свои какие-то планы, общие дела. Надо вам предварительно все обсудить, а тогда уж подумаем и о составе экспедиции. Чтобы одно не мешало другому. Это и к тебе относится, Гаррик. Насколько я знаю, у вас были совместные намерения. Вот и посоветуйтесь, как вам поступить теперь.

— Этот Флибустьер толковый парень, — сказал Витька, когда мы покинули квартиру номер шестнадцать. — С таким можно иметь дело. Вполне. А ты отличился, как всегда, — он ткнул Вовку локтем в бок. — Не утерпел, выскочил: «Будем, будем! Запишите меня первым!» Боялся, как бы не опоздать, да? Эх, ты… Да-а, вот с кем бы податься на Кубу! Язык он знает, бывал там уже, стрелять тоже, наверное, умеет, ружье-то его. Ну да ладно! Присмотримся к нему, а там, может, и поговорим насчет этого.

— Так он и поехал с нами!

— Ему, конечно, сложнее, — согласился Витька. — Мы бы на пароходе спрятались между мешками и поплыли, а ему неудобно будет…

— Зато он эти самые визы может достать, — сказал Вовка. — Он же взрослый.

— Такому дадут…

Мы долго сидели в это утро на днище нашей старой лодки и смотрели на Волгу, на зеленую цепь невысоких гор, которые тянулись вдоль правого берега. Пахло смолеными капами и мокрым песком. В мутноватой воде всплескивала мелкая рыбешка. Маленький прокопченный буксир, тяжело пыхтя, тянул за собой плоты. На плотах стояли домики, сушилось на веревках белье и со звонким лаем бегала кудлатая собачонка. Навстречу плотам шел белый и важный теплоход. Ярким золотом горели начищенные буквы.

— «Ака-де-мик Пав-лов», — прочитал Вовка. — Здорово зачет.

Витька молчал. Он смотрел на далекие горы и едва заметно шевелил губами. Ветер перебирал его выгоревший на солнце чубчик.

— Какой же он был? — неожиданно спросил Витька непривычно тихим голосом.

— Кто?

— Да он же! Энрике Мартинес Гомес… Кто он был? Моряк, наверное…

— Конечно, — согласился Вовка. — Флибустьер или конкистадор.

Витька вздрогнул и, словно оторвавшись от своих дум, посмотрел прямо в круглые Вовкины глаза.

— Он был повстанцем…

Глава 6. Энрике рассказывает о себе. Первые колонисты Кубы. Остров песен и слез

Мы единогласно решили отложить на время все дела, связанные с поездкой на Кубу. Исключительно ради того, конечно, чтобы изучить испанский язык. Ну и попутно можно будет оказать помощь экспедиции Флибустьера в поисках следов Энрике Гомеса.

Так же единогласно было решено Ветку в состав экспедиции не включать. Нечего девчонкам делать в нашей мужской компании. Одна возня только.

Правда, о составе экспедиции Петр Васильевич речи еще не заводил, но зато, собрав нас как-то вечером, сказал, что он перевел первые страницы рукописи и хочет пересказать нам их содержание.

Ветка решила соответствующим образом все оформить. Она перетащила с балкона в комнату кадку с пальмой и поверила на нее плюшевую обезьянку. Потом задернула шторы на окне, а настольную лампу прикрыла газетным колпаком.

— Полумрак непроходимой сельвы [1] , — заявила она.

Мы не знали, что такое сельва, и поэтому промолчали. Впрочем, Гаррик, может быть, и знал. Не зря же мы его величали Профессором. Все приготовления Ветки были, конечно, ни к чему. Мы и так с волнением ожидали минуты, когда Петр Васильевич начнет рассказывать о том, что он прочел в рукописи Гомеса.

Не спеша усевшись за письменный стол, Флибустьер чуть-чуть приподнял газетный колпак, чтобы свет падал на страницы рукописи. Ветка забралась с ногами на диван, а мы расселись полукругом на стульях.

1

Южноамериканский тропический лес.

Петр Васильевич откашлялся и обвел всех нас внимательным взглядом.

— Я хочу предупредить вас, друзья, — сказал он. — Рукописи этой несколько сот лет. Написана она в виде дневника или автобиографии, что ли. И одновременно в ней много различных отступлений, не относящихся непосредственно к личности самого автора. Поэтому я составил что-то вроде конспекта и буду не просто переводить рукопись Энрике Гомеса, а пересказывать ее так, чтобы она была и понятнее вам и, — он приподнял тяжелый кожаный том, — покороче, что ли. — Петр Васильевич отодвинул в сторону рукопись, раскрыл лежащую перед ним общую тетрадку, еще раз откашлялся и начал читать:

«Меня зовут Энрике Мартинес Гомес. Я родился на Кубе в 1565 году. Мой дед Панфило Гомес шестнадцатилетним юношей отплыл вместе с адмиралом Христофором Колумбом 3 августа 1492 года из порта Палос. Он был зачислен на каравеллу «Нинья», которой командовал славный капитан Висент Яньес Пинсон.

Спустя три месяца и девять дней адмирал бросил якорь близ острова Гуанагани. А 28 октября в утренней дымке теплого и мелкого моря ему открылась зеленая страна. Первую свою гавань у этого острова Колумб назвал «Садами королевы». Это была моя родина — Куба, или, как назвал ее Колумб, — Фернандина. Видимо, эта страна всегда была прекрасной, потому что, ступив впервые на берег, Колумб воскликнул: «Это самая красивая земля, которую когда-либо видели глаза человека» [2] .

2

Действительные слова X. Колумба.

Через несколько месяцев, когда адмирал собрался в обратный путь, на острове Эспаньола [3] , что близ Кубы, он решил оставить отряд первых колонистов. В числе их находился мой дед. Но сильны были молитвы его матушки, благочестивой доньи Терезы. Им вняла святая дева, и в самый последний момент мой дед был возвращен на борт «Ниньи» и вскоре вновь увидел благословенное небо родной Кастилии. А первые колонисты Эспаньолы не увидели его. Все они были перебиты в схватках с индейцами, жившими на острове.

3

Ныне остров Гаити, из группы Больших Антильских островов.

Осенью 1493 года мой дед вновь отплыл от родных берегов, на этот раз из Севильи, на одном из семнадцати больших кораблей, составлявших новый флот адмирала Колумба, вице-короля Вест-Индии. Больше он никогда уже не ступал на скалистые берега своей родины. Он остался в главной колонии Нового Света, в городе Санто-Доминго, основанном врачом адмирала, славным Бартоломеем Колоном.

Дед честно и храбро служил во славу сына и наследника адмирала, вице-короля Диего Колона, а позже его друга и приспешника Диего Веласкеса. Вместе с ним он отправился на Кубу, где Веласкес создал несколько колоний и, укрепившись на острове, предал своего высокого покровителя и стал полновластным хозяином новых земель.

В августе 1519 года дед отправился вместе с людьми Фернандо Кортеса искать новые земли для испанской короны. Четыреста испанцев, двести индейцев, шестнадцать лошадей, четырнадцать орудий и много боевых собак было погружено на одиннадцать каравелл. Так начался великий поход Кортеса к берегам Мексиканского царства. Дед привез из этого похода только шрамы, желтую лихорадку и горечь, ту самую, которая накапливается в сердце человека, когда он видит слишком много несправедливо пролитой крови. Дед вышел живым из страшной битвы, получившей название «Грустной ночи», на которой легли две трети объединенного войска Кортеса и де Нарваэса. Дед голодал в осажденном Теночтитлане, побывал в плену у индейцев, и только заступничество святой девы спасло его от ужасной смерти на каменном жертвеннике, у ног золотого идола Дорадо.