Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле
Шрифт:
— Может, и успеем.
Арчи, во всяком случае, закупил продукты и украсил стол лилиями. Он то и дело поглядывал на часы, словно проверял, не остановились ли они.
Когда мы услышали стук молотка, Арчи поднялся, но позволил подойти к двери мне.
Это был мой брат. Генри поцеловали меня в щеку и сказал:
— Папаня передал, что мы встретимся в церкви.
Я увидела нашу машину, подошла и, просунувшись в открытое окошко, поцеловала папу.
— Привет, папа.
— Привет, дорогая, — ответил он.
— Извини, мы уже опаздываем, — сказала мама, наклоняясь вперед,
Я хотела поехать вместе с ними, но отец сказал:
— Встретимся на месте.
— О'кей, — отозвалась я.
Я смотрела, как машина завернула за угол, и, повернувшись, чтобы возвратиться в дом, увидела Арчи, который стоял в дверях и наблюдал за этой сценой.
В церковь пришло много народу. И почти столько же на кладбище. В основном это были пожилые люди, и Арчи, казалось, всех их знал.
Возможность пообщаться появилась только после похорон. Мы все столпились вокруг «линкольна». Начал накрапывать дождь, и я порывалась сказать, что родителям еще предстоит долгий путь в Филадельфию, но знакомые Арчи постоянно перебивали меня, заговаривая с отцом.
Наконец он произнес:
— Нам пора возвращаться.
— Мы надеялись, что вы останетесь на обед, — обратился к нему Арчи.
Генри изрек, глядя на «линкольн»:
— Классная машина.
— В следующий раз, — сказала мама, и Арчи поцеловал ее в щеку.
Парень в черном макинтоше распоряжался на стоянке машин. Арчи сел за руль, чтобы отъехать, но я все еще медлила, стоя возле машины.
Парень махнул Арчи — и тот наклонился в мою сторону и постучал в стекло. Голос его звучал приглушенно:
— Поехали, дорогая!
— Эй! — крикнул мне парень в макинтоше. — Скажи папаше, чтобы выезжал.
Родители притворились, будто этого не слышали. Генри посмотрел на меня. Он улыбался.
Когда мы ехали домой, Арчи казался мне таким же старым, каким он был в глазах моего брата, поэтому я всю дорогу смотрела в окно.
Арчи чувствовал, что дело плохо, но, видимо, старался убедить себя, что сделал все возможное и от него ничего больше не зависит.
Когда мы свернули на вест-сайдское шоссе, переулки сузились. На заднем борту грузовика, ехавшего перед нами, светилась стрелка, у которой отсутствовал наконечник.
— Похоже на дефис, — заметила я.
Арчи улыбнулся.
— Знак опасности, — сказал он. — Впереди сложные словосочетания.
Той ночью Арчи рассказал мне о своей подруге, которая покончила с собой. Я знала, что он говорит правду, и это было худшее из того, что когда-либо случалось с ним… История не была похожа ни на одну из тех, которые он мне рассказывал раньше. Он не приукрашивал деталей и ничего не пытался скрыть. А закончив, добавил:
— Пожалуйста, никому это не рассказывай.
— Хорошо, — ответила я, — никому не расскажу.
Я слышала, как Арчи говорил по телефону в своем кабинете. Голос его был тихим, а тон доверительным. Закончив разговор, он пришел ко мне на кухню.
— Мать Элизабет в городе, — объявил он. — Она хочет с тобой
встретиться.— Замечательно, — отозвалась я.
Он продолжал, словно и не слышал меня:
— Знаешь, что она сказала, когда я сообщил, что собираюсь жениться на тебе? «Хорошо, старина. Любовь — это реальная преграда на пути недоверия».
— Я слышала, как ты разговаривал с ней.
— Джейн, — молвил он и рассказал, что не позволял себе даже взглянуть на другую женщину с тех пор, как встретил меня. Потом его голос изменился: — Ты не могла бы сказать о себе то же самое.
— О чем это ты?
— О той ночи, когда ты обнаружила Джейми в своей квартире. О твоем последнем сношении с ним.
Я так и застыла на месте.
— Именно это я и имел в виду, — сказал он.
Арчи не пожелал больше разговаривать со мной. Он спал в комнате для гостей и, когда я проснулась, уже ушел.
На работе я ничего не соображала.
Я позвонила Софи.
— Порви с ним, — решительно посоветовала она и тут же напомнила мне, что я ревновала его к женщинам, которых он не видел уже тридцать лет.
— Тут совсем другое дело, — сказала я. — Есть женщина, с которой он регулярно вступал в интимную связь.
— Для него это не имеет значения, — отрезала она.
Я принесла домой креветок, хлеб и букетик цветов. В прихожей было темно.
— Милый! — позвала я.
И подумала: он, наверное, наверху с матерью Элизабет.
Все еще держа в руках продуктовый пакет, я пошла наверх. Дверь спальни была закрыта. Я открыла ее. Там было темно и пусто.
Я увидела свет, пробивавшийся из-под двери кабинета. И тут же почувствовала запах сигаретного дыма.
Он сидел за письменным столом в футболке, трусах и тапочках. И не обернулся на звук моих шагов.
— Милый… — начала я и увидела на столе бокал для мартини.
У меня перехватило дыхание.
Я уставилась на бокал, и все остальное поплыло и затуманилось у меня перед глазами. Остались только бокал и я. Бокал был большой и изящный.
А внутренний голос сказал: «Дома из таких бокалов не пьют».
Возможно, он просто достал его, чтобы полюбоваться.
Или предавался таким образом воспоминаниям.
Я не знала, что и подумать.
Он повернулся на вертящемся стуле, и я увидела его глаза. Он искоса глянул на меня, и это был его голос, но я его не узнала, когда он спросил:
— Что ты тут разглядываешь?
Неделю спустя я упаковала свои вещи.
Потом поднялась в его кабинет.
Он, не оборачиваясь, проговорил:
— Ты что-то сделала не так. А наказываешь за это меня.
— Слушай, — сказала я, и голос у меня был тонкий и неестественный. — Причина моего ухода — пьянство.
— Бог мой! — вздохнул он. — Разве это причина?..
Я поняла, что ждала лишь его разрешения уйти.
Арчи звонил мне иногда поздними вечерами. В его голосе я угадывала алкоголь. Через некоторое время я перестала отвечать на звонки и поручила это автоответчику.
Однажды ночью я все же сняла трубку.