Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле

Отец промолчал, и мне подумалось, что он знал или, по крайней мере, подозревал, что Арчи был алкоголиком.

* * *

В пятницу вечером я снесла вниз свою сумку с вещами и бросила ее возле двери. Арчи читал у себя в рабочем кабинете. Я наклонилась, поцеловав его, и сказала:

— Мне пора ехать.

Казалось, он смутился.

— Твой брат приехал?

— Нет, — ответила я, — он заберет меня из квартиры.

— А почему не отсюда?

— Милый, — промолвила я, — я ведь до сих пор ничего не сказала отцу.

— Черт возьми! — вздохнул он. — И Генри тоже не знает? — Он покачал головой и вернулся к книге. Перевернул страницу, хотя я знала, что он не читает.

Так я и стояла, ожидая, что он со мной заговорит. Когда я взглянула на часы, они показывали уже семь — как раз на это время я договорилась с братом.

— Я не собираюсь удерживать тебя, — произнес Арчи, и тон его был жалок.

— Я сейчас как раз подумала о Путтермане, — сказала я.

Он ответил:

— Хотел бы я стать Путтерманом. Хотя бы на время.

— Сначала ты должен перестать быть раздолбаем! — отрезала я.

6

В такси мною овладело беспокойство. Было почти полвосьмого, когда я добралась до дома, но братом там и не пахло. Ни записки в дверях, ни сообщения на автоответчике.

Я позвонила родителям и сказала маме, что мы задерживаемся, а она ответила, как обычно: «Когда бы ты ни приехала, это будет кстати».

Выглянув в окно, выходящее на Одиннадцатую улицу, я принялась наблюдать за молодой семьей, которая, собираясь на уикенд, нагружала свой огромный джип. Внезапно мною овладел страх: как сильно, возможно, болен отец и как мало времени я смогу с ним провести! Я подумала: когда бы мы туда ни приехали, это может оказаться поздно.

Я решила сделать Генри внушение, но он приехал не один — с ним была девушка по имени Ребекка.

Сначала мы не разговаривали. У него в машине был включен приемник, настроенный на волну службы дорожного движения, и Генри говорил в унисон с диктором: «Слушайте наше радио! Вы уделяете нам двадцать две минуты, мы открываем вам целый мир…»

Когда мы проехали Голландский туннель, Ребекка обернулась, чтобы поговорить со мной, и я увидела, что она прехорошенькая, хотя, вероятно, не придавала этому значения: высокая смуглянка с большими черными глазами и крохотным золотым пятнышком на носу.

Ребекка сказала, что она художница-пейзажистка и продает водоочистители, чтобы оплачивать аренду мастерской. Когда она заявила: «Вы тоже должны купить один», я подумала, что она поймала меня на золотое пятнышко. А потом она пояснила, что из-за хлора, свинца и ила вода в Нью-Йорке еще хуже, чем в Бостоне.

7

Через несколько часов мы оказались на Лонг-Бич-Айленд и проехали мимо мотеля «Океанский пейзаж», бара «На побережье», бухты «Песчаная гряда». Какой полет фантазии! А дальше — киоски с мороженым, украшенные яркими желтыми и розовыми вывесками. Потом пошли простые дома и длинный неосвещенный участок трассы, и наконец мы въехали в сосняк, скрывавший наш дом от дороги.

Отец сменил старые, практически не дававшие света фонари на прожектора, и дорога была буквально залита огнями. На секунду я забыла о болезни отца и просто обрадовалась, что оказалась дома; вступая в яркий свет прожекторов, я, как обычно, пошутила: «Ат-ти-ка! Ат-ти-ка!»

Войдя на кухню, мы слегка пошатывались от головокружения после долгой дороги. Генри открыл холодильник.

Отец вышел к нам в пижаме и халате из индийской льняной полосатой ткани. Он поцеловал Генри и меня и сказал Ребекке, что рад с ней познакомиться. Он выглядел несколько бледным, и я вспомнила, что он перестал играть в теннис с тех пор, как заболел опоясывающим лишаем.

Мама появилась в купальном халате, ее волосы были с одного бока приглажены, с другого взбиты в замысловатый пучок. Сонным голосом она спросила, не желаем ли мы холодного цыпленка. Она всегда нам его предлагала.

Мы с Генри откупорили пиво, а Ребекка сказала, что уже успела попить воды, и это естественным образом привело нас к теме водоочистителей. Несмотря на то что шел уже второй час ночи, она прикрепила один прибор к нашему крану, чтобы продемонстрировать, как замечательно он работает.

Отец кашлял, и я боялась, что он подхватил бронхиальную инфекцию. Беспокоило меня и то, что он видел, как я переживаю. Я дала ему стакан воды, а потом налила себе.

Ребекка наблюдала, как мы пьем.

— Она ведь стала вкуснее, правда? — последовал ее вопрос.

Отец, казалось, размышлял.

— Она прошла тройную фильтрацию, — сказала Ребекка.

Я призналась, что не успела ее распробовать.

Ребекка предположила, что я, вероятно, вряд ли почувствую разницу, потому что курево притупило мои вкусовые рецепторы.

— По-моему, суть воды в том, что ее вообще не пробуют, — отозвалась я.

Генри взглянул на меня.

— Суть воды?

Я взяла свежие полотенца для Ребекки и провела ее в свою комнату. Мы уже давным-давно разобрали комплекс из нескольких коек, но комната все равно была маленькой, а теперь, когда мне предстояло разделить ее с Ребеккой, казалась еще меньше.

Я вышла, чтобы принести из машины сигареты. Я не курила в доме уже несколько лет, с тех пор как отец бросил курить; отчасти понимала, что мне не следует курить, отчасти делала вид, что вообще не курю.

В домах напротив лагуны не было света. Теперь, когда Лавледис был застроен, он походил скорее на пригород, чем на прибрежный поселок. Никаких болотистых участков, кустарников. Тут и там массивные строения и выложенные булыжником дворы.

Вернувшись в дом, Генри включил телевизор, и гостиную заполнил фильм, который демонстрировали по семнадцатому каналу.

Я спросила:

— Генри, неужели сейчас тебе надо это смотреть?

— Да, — ответил он, играя на воображаемой гитаре. — Особенно сейчас.

В течение минуты я была поглощена экранным зрелищем: сексуальные девицы носились на мотоциклах по Мейн-стрит.

— Послушай, — сказала я, — мне надо с тобой поговорить.

Он снова принялся изображать гитариста и одарил меня глуповатой улыбкой.

— По-моему, тебе не следовало бы так сильно опаздывать, — промолвила я. — Тебе просто перестанут доверять.

— На улицах пробки, — буркнул он и снова уткнулся в телевизор.

Я понимала, что моя речь лишена той силы воздействия, какой обладал Арчи, но тем не менее продолжала: