Руководящие идеи русской жизни

Царь и народ

Еще недавно Москва оживленно готовилась к торжественной встрече своего Государя в самой колыбели Его великого царства. Скорбное событие — кончина старейшего Члена

Царской Фамилии [65] — заставило переменить прежние предположения, и москвичам суждено лишь издали видеть проезд Государя Императора. Надежду на свидание пришлось отложить снова на более счастливое будущее.

65

Великий князь Михаил Николаевич Романов.

В нынешнем году, однако, если не нам, то другим, более удачливым областям Русского царства Господь привел встречать Государя Императора чаще обычного, и повсюду эти моменты непосредственного общения Царя с народом были полны такого же глубокого содержания, как это было бы в Москве, если бы непредвиденные обстоятельства не изменили предположенного распределения времени Государя Императора.

Вторая половина 1909 года отмечена была обилием этих минут непосредственного общения. Особенно памятна встреча Царя и народа на полях Полтавских. Повсюду одинаково заявляло о себе народное сердце. В глубине Украйны, во имя которой фабрикуется преемниками Мазепы «украиньска самостiйность», в Севастополе, омраченном воспоминаниями «потемкинцев» [66] и лейтенантов шмидтов, Русский Царь мог одинаково видеть, что Его верный Русский народ — малорусской и великорусской ветви — остается всей душой с Ним, Самодержавным Царем своим, а не с мазепами, гершуни, шмидтами и прочими разрушителями Русского отечества. «Самодержавие Мое останется таким же, как было встарь», — сказал однажды [67] народу Государь Император. Русский народ со своей стороны всегда и повсюду, когда только его голос не искажается врагами Царя, свидетельствует, что и он в своих отношениях к Царю остается таким же, как был встарь.

66

Имеется в виду восстание на броненосце «Князь Потемкин-Таврический» (1905).

67

Слова, 28 февраля 1906 года произнесенные Николаем II на встрече с Иваново-Вознесенской депутацией монархистов и ставшие впоследствии девизом ряда организаций правого толка.

Мы произносим эти слова, не забывая ничего из тяжкого пережитого и переживаемого нами времени. Мы знаем — и кто же этого не знает? — что бесчисленными язвами духовной проказы покрыт наш несчастный многострадальный народ. Но мы говорим, что он в глубине своего падения не перестал быть самим собой. За настоящую эпоху он более, чем в самые блестящие времена, доказал, что остается таким, как был встарь, что, изменяя Богу, Царю и заветам родины, он не в состоянии жить, и если может жить, то только с Богом, Царем и преданиями отцов своих. Он может погибнуть, но неспособен сделаться ничем иным, как тем, чем был встарь, и если Господом суждено нам воскреснуть, то мы воскреснем только в старом, извечном союзе с Богом, Царем и заветами родины.

Есть основы души народной, и они неизменны, несмотря на различие обстановки. Государственно-народное творчество возможно и плодотворно лишь тогда, когда зиждется на этой основе, а не на случайных, проходящих помрачениях или опьянениях. Да и различие внешней обстановки не изменяет необходимости твердо держаться на тех же основах. При всякой обстановке народ должен иметь возможность действовать во всю мощь доступной ему силы, и государство должно иметь возможность воззвать к народному воодушевлению, доверию, самоотвержению. Все это в народе вызывается только теми силами, которые созданы им исторически, или — точнее — теми, с которыми он вместе возрос, сложился и окреп.

Не всякий призывный голос народ слышит и понимает, а лишь тот, который ему извечно свой. Народ не произвольно дает свое доверие Царю. Не около всякого, произвольно выбираемого центра народ может сплачиваться, а только около естественного центра своего сплочения, к которому его тянет самая душа его.

Этим центром является для нас и теперь, как было прежде, Царь Русский. Каких бы правителей для нас ни создавали, будь то министры или всенародные собрания, они не получат для нас авторитета, если им не облекает их тот же Царь, какого Русский народ исстари признавал единственным источником авторитета. Все это факты, которые в настоящее время, после всего пережитого, для чуткого и наблюдательного человека стали еще более несомненны, чем были прежде.

Нет у нас спасения, нет великого всенародного действия, если во главе не стоит народный Царь Самодержец, слитый с народом в общей вере.

Теперь, когда пред нашим отечеством открывается такое широкое поле устроения, долженствующего воздвигнуть нацию из руин, когда предпринято создание народного представительства, глубокая земельная реформа, когда ждут устроения рабочие массы, требуется твердое местное устроение, по окраинам страны необходимо восстановление господства России над разбушевавшимися инородцами, на границах же наших должна стать грозой вооруженная сила, — в это ответственное время, способное быть началом великой жизни или жалкой погибели, нам нужен наш Царь Самодержавный, Верховный, Богом, а не людьми поставленный, только Богом, а не людьми ограничиваемый Повелитель сплоченного стомиллионного Русского народа. Всюду нужен Его взор, Его властное, решающее слово, всюду нужен Он как центр сплочения народного, как Вождь, за Которым пойдут, вокруг Которого положат жизнь миллионы. Пусть скажет слово Царь, и соберется земля Русская на внешнего врага, на Собор Церковный, для восстановления благочиния и охраны прав Православия, соберется земля Русская и в местном строе, и в представительных собраниях. Но все то, где нет Царя, в чем нет Его Самодержавия, Его властного слова, — не пойдет у нас, все выйдет без этого слабо, уродливо, пригодно только на радость наших врагов, а не на славу, свободу и благосостояние Русского народа.

Так было встарь, так остается и теперь. За последние годы у нас многое разрушали и пытались перестраивать и устраивать… И, конечно, обветшалое нужно отбросить, недостающее нужно построить. Но одно при этом должно помнить: не обветшало Царское Самодержавие, а остается, как встарь, главной пружиной всякого здорового и прочного дела на Руси. Все, что выходит у нас безуспешно, слабо и фальшиво, появляется лишь тогда, когда строители забывают эту альфу и омегу нашей государственности.

Но жив народ, жив и Царь. Царь видел это везде, где встречался с народом Своим. Не устоят разделяющие их преграды, окрепнет же только то, что утверждает в настоящее время Православное Русское царство с твердо поставленной Церковью Православной, с господством Русского народа, объединенного единой властью Самодержавного Царя.

Национальный пророк интеллигенции

Исполняется 30 лет с тех пор, как 28 января 1881 года Россия потеряла одного из гениальнейших и своеобразнейших своих писателей — Федора Михайловича Достоевского. И теперь еще найдутся люди, помнящие день его похорон, соединивший вокруг гроба почившего самое удивительное разнообразие «интеллигентных» почитателей. В аристократически-консервативных сферах столицы тогда ходила фраза, что тут происходит la revue generale du nihilisme [68] .

68

Большой парад нигилизма (фр.).

Эта фраза скользила по самой поверхностной стороне явления. Но действительно, на похоронах Достоевского можно было встретить немало лиц, обычно заносимых в общую рубрику «нигилистов». Отрицатели, революционеры воздавали последнюю дань уважения тому самому человеку, который неутомимо и страстно боролся со всеми проявлениями отрицания и революции. Шедшие за гробом провожали прах человека, в котором чувствовали нечто свое, им свойственное, их представляющее. А между тем где та их программа, которой бы он не отвергал, где то из самых дорогих для них убеждений, которое бы он не критиковал со всей силой своего художественного таланта, со всей страстностью своей мысли?

Почивший был для них не просто противник, но даже некоторым образом «изменник». Он когда-то принадлежал к кругам крайней социалистической интеллигенции, судился по политическому делу Петрашевского, был приговорен к смертной казни, провел ряд долгих мытарств на каторге и в результате отвернулся от освободительных программ космополитической интеллигенции и стал проповедником «реакционной» формулы «Православия, Самодержавия, Народности».

Что же в этом реакционере и изменнике могло быть общего с правоверной революционной интеллигенцией, чем он мог привлекать ее, сам нередко с презрением и всегда с критикой отвертываясь от ее идеалов, которые признавал только бездушными идолами? На это была важная причина, сила которой чувствовалась даже тогда, когда не схватывалась сознанием.

Отношение Достоевского к современной ему России, руководимой и увлекаемой «освободительной» интеллигенцией, очень напоминает отношение древних пророков Израиля к родному им народу. И они отрицали реальное еврейство, и они обличали свой народ, они предавали его во имя идеала всем бедствиям. Народ, в свою очередь, избивал их и ненавидел. И, однако, только к Израилю обращали пророки свою проповедь, и только в пророках Израиль невольно чувствовал свой идеал, так что, убивая их, не мог отрешиться от преклонения пред ними. Нечто в этом роде происходило между Достоевским и его современниками.