Рулетка для двоих. Часть 1: Онлайн
Шрифт:
— Билетик не желаете? — обратилась ко мне пухлая, красная от жары женщина пенсионного возраста. — Отдам по себестоимости!
— А что за спектакль? — поинтересовался я лениво.
— Опера Шостаковича! — сказала она с таким восторженным придыханием, словно петь должен был сам автор. — Премьера, «Леди Макбет Мценского уезда».
Шостаковича я любил. У него много очень сильных, ярких произведений. Симфонии, концерты, трио — все в свое время добавил в плейлист и временами включал, под настроение. А вот оперу слышать не приходилось. Вполне даже интересный вариант!
— Берите, не пожалеете! — уговаривала пожилая предпринимательница. — Места хорошие, партер. А в составе будут Аркадий Девятов и Катарина Шольц.
Имена мне не говорили ровным счетом ничего, не следил я за оперным миром. Последний раз в оперу лет пять назад ходил, по-моему.
— И сколько стоит такое удовольствие?
— Вот, всего три тысячи. — Бабуля продемонстрировала цену, отпечатанную на билете. — Отдаю за сколько купила.
— Врете, — поморщился я. — Купили вы его рублей за триста, со скидкой для пенсионеров через «Общество поддержки инвалидов».
Я показал на мелкую, едва заметную маркировку в правом углу билета.
— Сколько дадите? — спросила помрачневшая любительница легкой наживы.
— Полторы.
Я же не совсем жмот, могу себе позволить. А у нее и так пенсия не самая большая.
Женщина согласилась.
Я обожал это волнительное чувство, когда входишь в театр впервые. Здание оказалось потрясающим. Большие, сверкающие хрустальные люстры отбрасывали радужные блики по высоким потолкам. Бордовые стены декорированы под аккуратную кирпичную кладку. Лестница из белого мрамора прикрыта красными коврами. Ощущение, что не в оперу пришел, а в Кремль.
Народ уже подтягивался в зал, оживленно переговариваясь. Обсуждали предстоящую постановку, режиссера, примадонну из Европы. Проходя мимо буфета, я внутренне содрогнулся от очереди, стоявшей за вином и бутербродами. Ладно, вино — это еще объяснимо. Но еда? Не понимаю некоторых людей: вы пришли оперу слушать или хлеб с колбасой лопать?
Зал своей роскошью даже переплюнул фойе: оформленный в виде древнерусской крепости, с огромной стеной из красного кирпича, увенчанной бойницами и зубцами. Даже вип-ложа была стилизована под собор. Я понятия не имел, какой гений отвечал за дизайн интерьера, но проделанная работа внушала уважение.
Первый сюрприз ждал меня еще до начала спектакля. На указанном в билете кресле вольготно расположилась какая-то женщина лет пятидесяти и чистила мандаринку в пакетик, разложенный на коленях. Я даже отошел на пару шагов и на всякий случай посмотрел в билет еще раз. Может, ошибся? Нет, все правильно: девятый ряд, место двадцать один. Так вот оно. Еще раз проверил кресло. Должно быть, женщина перепутала? Человек же не мог сесть не на свое место? Что за бред!
— Прошу прощения, что отвлекаю. — Я откашлялся в кулак. — Вы, наверное, ошиблись. Это мое место.
Женщина округлила глаза и как ни в чем не бывало ответила:
— Да ничего страшного! Вот, рядом пока свободно, можете сесть тут.
Потребовалось три долгих вдоха, чтобы унять пробежавшую по телу дрожь. Только железная выдержка и стальные нервы позволили мне не гаркнуть на нее сразу, а сначала дать шанс на реабилитацию.
— Спасибо за разрешение, но предпочту сидеть в своем кресле. — Я продемонстрировал номер, отпечатанный на билете. — Советую и вам вернуться на место указанное в билете. Сейчас ведь придут и другие люди.
— Ну вот, если придут, тогда и пересяду, — беспечно отмахнулась она, продолжая складывать в пакетик рыжую кожуру.
Тупая.
— Так я и пришел! — все-таки рявкнул. Раз спокойно не доходит, что я могу сделать? — Будьте последовательны, освободите мое место! И займите положенное!
Сработало. Тетка испуганно отпрянула и, быстро собрав вещи, ретировалась. «Псих ненормальный», — донеслось мне на прощание. Да почему? Я просто хотел занять кресло, указанное в купленном билете! Что в этом ненормального?
Ох,
как же тяжело с некоторыми людьми…Наконец, смолк третий звонок. Погас свет, стихли последние перешептывания, и заиграла увертюра. Я предвкушал, что Шостакович меня не разочарует, и действительно композитор порадовал фирменным стилем. Простой, лаконичный музыкальный язык. Ясные, хорошо читаемые пассажи. Подчеркнуто сильная партия струнных. Опера звучала прекрасна ровно до тех пор, пока не открылся занавес и не началось действие. Лучше бы все увертюрой и ограничилось.
Я смотрел представление, морщась от происходившего на сцене. Хорошо, я допускаю оформление в современном стиле. Наряды артистов, копирующие олигархов. Свекор — в шикарном костюме с жилеткой. Екатерина — в модном платье со спиной, открытой до самой попы. Слуги — офисный планктон. Декорации под загородный дом в стиле хай-тек. Так, по идее, произведение должно стать ближе молодой публике? Мол, не унылая советская тухлятина, а близкое, понятное обществу действие. Ладно, допустим.
И классические прожекторы тоже стали неактуальны. Нужно устроить лазерное шоу. Ведь неоновые лучи классно бьют по глазам, пробиваясь через облака, выпускаемые дымовой установкой, от которых горло запершило уже через две минуты.
Окей, допустим — это всего лишь оформление. Пусть безвкусная, но яркая обертка для привлечения публики. А вот когда артисты начали петь, я понял, что и с содержанием вышли большие проблемы. Бас с партией свекра безбожно картавил — полбеды, можно было принять это за благородное грассирование. И вообще, он хотя бы по-русски пел. Прима же, исполнявшая роль Измайловой, тоже, по идее, пела по-русски, как и написано в либретто. Но черт! Я думал, что Катарина Шольц — это какая-нибудь Катя Иванова в девичестве, логично же. Так нет, она реально оказалась немкой! Потому что пела русские слова с таким акцентом и произношением, что разобрать что-либо было абсолютно невозможно. Вся женская партия превратилась в тарабарщину, и только знание сюжета одноименной повести Лескова, прочитанной еще в школе, позволяло понимать, что вообще происходит на сцене. И еще помогала висевшая над сценой красная бегущая строка с текстом. Когда запела Катарина, я даже понял, зачем она нужна: без подстрочника разобраться в ее ариях не оставалось ни единого шанса. Если бы пела на родном немецком — и то получилось бы лучше. Какому ослу пришло в голову взять русскую оперу, с текстом на русском и вручить главную партию немке, даже не знавшей этого языка, — я понятия не имел! Но в будущем не подпустил бы его к постановкам и на пушечный выстрел. Кошмар…
Единственный, кто порадовал — исполнитель роли Сергея. До этого имя Аркадия Девятова мне не встречалось. Теперь же я его запомнил и добавил в список любимых артистов. Чистое, акцентированное пение. Прекрасная дикция. Великолепное владение голосом. Единственный из всех, кто находился на сцене и не вызывал раздражения. Девятов пел хорошо, очень хорошо!
Сзади слева зашуршали пакетиком. Нахмурившись, я оглянулся и увидел любительницу чужих кресел и тропических фруктов, которая сидела теперь через два ряда и вдруг решила почистить очередную мандаринку. Пришлось шикнуть на нее. Но женщина меня проигнорировала.
— Прекратите! — прошипел я отчетливым, громким шепотом.
— Не ваше дело! — раздался шепот в ответ. — Сидите дальше теперь на своем драгоценном месте и наслаждайтесь спектаклем!
— Вы всем мешаете!
— Кроме вас никто не возмущается.
— Да вы издеваетесь?! — произнес я, невольно повысив голос.
Окружающие тут же недовольно на меня зашипели.
Подошла женщина-администратор и, перегнувшись через моего соседа, произнесла тихим, но очень властным тоном:
— Мужчина, если продолжите шуметь, я вынуждена буду попросить вас покинуть зал. Не мешайте артистам.