Рунная магия
Шрифт:
Нат посмотрел на Хорошую Книгу в руках. Лишенный сил, которые экзаменатор принес ему, пастор увидел, что она всего лишь бесполезный балласт, и бросил книгу без раздумий. Сейчас для него важнее был нож в кармане, простой складной нож, какие носят все сельские жители, но наточенный до смертельной остроты.
Нат знал, куда бить. Он использовал его много раз, когда был мальчиком и охотился с отцом на оленей в лесу Медвежат. Никто не заподозрит его. Никто не подумает, что он на это способен. Но когда настанет время, он будет знать, что делать…
Так что Нат встал и присоединился к группе. Пастор брел за ней и наблюдал, ожидая удобной возможности.
— О боги! — сказал Хеймдалль. — Их так много…
Они подошли к краю линии фронта, которая простиралась шире, чем они когда-либо себе воображали. В поддельной перспективе владения Хель казались бесконечными и вымощенными мертвыми от горизонта до горизонта.
Кем бы они ни были в жизни, думал Один, в смерти члены Ордена слились в одно последнее Общение. Смертоносный рой, вооруженный единственным Словом, которое, когда будет произнесено, умножит свою силу в десять тысяч раз.
Один уже чувствовал, как Слово творится: волосы на загривке встали дыбом, земля дрожала, облака перемещались и кружились. Если бы в этих облаках были птицы, они бы упали на землю. В действительности даже мертвые чувствовали Слово и неслись следом подобно пыли в вихре статического электричества.
Один знал, что они ждут какой-то команды, какого-то нового приказа, который приведет их в движение. Все они молчали с закрытыми глазами, все были сосредоточены нерушимым вниманием мертвых. Колонна тянулась на многие мили, и все же остроглазый Страж, похоже, что-то видел за ней — что-то невозможное, сказал он себе, и все же если бы он не знал, то почти бы поклялся…
А затем по долине разнесся грохот — молчаливый резонанс, который пронзил слушателей до самого сердца и даже глубже.
Браги услышал его как звук порванной струны.
Идун услышала его как безмолвный всхлип умирающего.
Фрейя услышала его как звон разбитого зеркала.
Хеймдалль услышал его как крылья черной птицы.
Фрей услышал его как вой ветра смерти.
Скади услышала его как шорох скользящего льда.
А Один услышал его как отголосок Старых дней, тихое шипение древней злобы, и внезапно понял, не все, но кое-что. И когда десять тысяч мертвых вновь открыли глаза и заговорили как один, все услышали Слово, которое было произнесено, дразнящий, соблазнительный шелест Слова, который повис над пустыней подобно далекому дымовому сигналу под грязными тучами.
«Один», — прошептало оно.
— Я слышу тебя, — отозвался Генерал.
«Тогда приди, — сказало оно. — Приди ко Мне».
И на глазах у ванов десять тысяч единым плавным движением раздвинули ряды и колонны, оставив на песке узкий проход.
Один улыбнулся и шагнул вперед с посохом в руке.
Хеймдалль дернулся было, чтобы повести его.
Колонна мертвых задрожала. Двадцать тысяч глаз снова открылись, и десять тысяч голов повернулись к нему. От общего количества их внимания у Стража заныли зубы.
«Один, — уточнил Шепчущий, и все экзаменаторы до единого одновременно зашевелили губами. — Генерал должен стоять одиноко».
Последовало долгое молчание. Затем Один заговорил.
— По крайней мере, позволь мне взять гоблина, — попросил он. — Мне нужны его глаза, чтобы пройти.
«Хорошо», — согласился Шепчущий, и рты мертвых исторгли его голос — точно ветер пронесся по полю пшеницы.
Один улыбнулся.
— Ты же не думаешь, что я отпущу тебя одного… — начал Хеймдалль.
— Я должен, —
ответил Один. — Пророчество…— К черту пророчество!
Усилием воли Один выпрямился в полный рост своего боевого обличья. Свет и ярость исходили от него, воздух вокруг горел от рун.
— Приказываю тебе остаться, — произнес он. — Тебе и остальным ванам.
— Но почему?
— Потому что другого пути нет. И потому что, если я проиграю битву, ваны — единственные, кто встанет между Хаосом и Срединными мирами.
— Но ты не можешь сражаться. Ты даже не можешь видеть…
— Мне не нужно видеть. А теперь отпусти меня.
— По крайней мере, пусть Идун даст тебе яблоко…
— Послушай, Хеймдалль. — Один повернулся к нему, и его единственный глаз, хоть и слепой, сверкнул. — Если мои подозрения верны, то даже в дни моей юности, при оружии, в полном обличье и с невредимыми чарами я не мог бы сравниться с силами, собранными здесь. Ты правда думаешь, что фрукты помогут?
— Тогда зачем ты идешь? — спросила Фрейя.
Этель могла бы ответить ей благодаря своему новому ясному зрению, но Один связал ее обещанием молчать. Образ корабля мертвых пылал у нее в голове — павший Генерал со своим псом у ног, — и она жалела, что не может ничего сказать, чтобы заставить его повернуть…
Но Один уже ушел, Сахарок осторожно повел его по пыльной земле. Ряды Ордена смыкались за его спиной, стирая его, как слова на песке.
Нат Парсон наблюдал, как Один исчезает в рядах мертвых, с показным безразличием. Но сердце его отчаянно билось.
Тот голос!
Он услышал его, как и все, — шепот через поле брани — и прижал обе руки к лицу, когда кровь закапала из носа. Это было Слово, пастор чуял его, как бешеный пес чует воду. Он на мгновение решил, что может рехнуться от ужаса и желания.
Теперь Нат мог почти прикоснуться к Слову; оно дрожало вокруг него подобно пробуждению весны, оно звало его золотым голосом…
«Законы — вот сила!»
В десять тысяч раз более мощному, чем все, что Нат испытывал до сих пор, притяжению Слова невозможно было противиться. Кто знает, когда оно наконец вырвется на свободу, какими дарами оно может осыпать верного слугу?
«Мирами, Натаниэль. Чем же еще?»
Он глядел на покорных мертвых, вытянувшихся цепочкой вдоль бесцветного горизонта. Десять тысяч мертвых — и все же странно живых. Натянутые чувства пастора отмечали их бдительность и незрячее спокойствие за кошмарной настороженностью. Он ощущал их единство, видел рябь, что бежала по ним, как ветер по траве. Единый взмах ресниц эхом повторялся в двадцати тысячах пар глаз, стоящих в ужасном Общении.
«На их месте мог быть я», — сказал себе пастор.
Где-то в этих рядах стоит его экзаменатор, тот, кого он знал как Элиаса Рида. Где-то, он не сомневался, Рид помнит о нем. А значит, он, конечно, является частью Общения, имеет право на часть его власти…
Нат шагнул к ним.
Двадцать тысяч пар глаз обратились на него.
Он прошептал:
— Это я. Нат Парсон.
Ничего не случилось. Никто не пошевелился.
Нат сделал еще шаг.
Ваны за его спиной увязли в спорах. Их повышенные голоса доносились до него словно издалека. Гул мертвых оглушал — артиллерия потаенных скрипов и шорохов, словно насекомые ползут по зыбучим пескам.