Русь (Часть 2)

Валентин посмотрел на Ивана Силантьича.

– Ну, идем, идем, к черту!
– крикнул хозяин, хлопнув Валентина по плечу.

– Зачем гимнастику-то поставил?
– спросил Валентин, когда все они проходили в своих пыльниках по двору к дому, предводительствуемые хозяином без шапки.

– Как же! Это, брат, необходимо, - отвечал Владимир и сейчас же крикнул на весь двор по направлению к дому: - Марфушка, каторжная душа, самовар.

Потом тревожно повернулся к Валентину, как будто с вопросом, который требовал совер-шенно зрелого обсуждения:

– Где пить будем?

– Что ж, давай хоть на террасе, - ответил Валентин, входя по ступенькам и оглядываясь, - у тебя тут хорошо.

– Нет, а то знаешь что? Я скажу, чтобы вынесли сюда на траву под липки ковер, чтобы, - понимаешь, - совсем на природе.

– Что ж, давай на природе. Портвейн-то у тебя есть?

– Есть, есть, - закричал Владимир, сделавший было движение бежать за портвейном, - твоего купил, как сердце, брат, чуяло, что нынче приедешь.

Петруша мрачно молчал, потом стал снимать свой брезентовый пыльник и долго ходил с ним около стен, ища гвоздя, чтобы повесить.

– Как-то неудобно пить, - сказал Митенька, обращаясь к Валентину и кивнув на маляров.

Владимир, уже отправившийся было за портвейном и всем прочим, испуганно оглянулся с полдороги.

– А что? Чем неудобно?

– Да вот он говорит, что маляры, мол, работают, а мы у них на глазах пить будем, - отве-тил Валентин.

– Э, чепуховину какую понес! Получат свое!

Через полчаса на траву за домом, где уже протянулись вечерние тени, был принесен само-вар, постлан ковер, и на нем ставились одна за другой темные и светлые бутылки, которые хозяин принес из дома, держа их за горлышки в руках и прихватив под мышки. Потом отдельно вытащил из кармана темную пузатенькую бутылочку, показал ее Валентину и сказал:

– Для тебя, брат, специально...

– Ром?..
– спросил Валентин, пригнув голову и посмотрев на ярлык.
– Это хорошо. Вот мы с тобой как-нибудь в Африку поедем. Там настоящий ром и негритянок много.

– Негритянок? О, черт возьми, идет!
– сказал Владимир, хлопнув себя по затылку.
– А на Урал разве раздумал?

– Нет, не раздумал, - сказал Валентин.

Весь ковер скоро совершенно был заставлен винами, балыками, розовой лососиной, черной икрой, и была только что вскрыта коробка с священным бело-розовым мясом омара. Но Влади-мир все бегал в дом, захватив с собой Петрушу для переноски тяжестей специально, как он сказал, подмигнув на ходу, и совал ему в руки коробки, жестянки.

– Да будет вам, довольно и так, - сказал Митенька.

– Нет, брат, нельзя. Раз на природе, то надо как следует.

– Пусть носит, это хорошо, - отозвался Валентин.

Но когда все, подмяв под себя траву, уселись и прозрачная настойка забулькала в гладком светлом графинчике, наполняя стоявшие рюмки, Владимир, как будто вспомнив что-то сущест-венное, сбегал в дом и принес сухую таранку. Держа ее за хвост, он тут же стал колотить ею о каблук сапога, чтобы лучше отстала кожа.

– Икрой закусил бы, зачем таранку-то принес?
– заметил ему Валентин.

– Водку без таранки не могу. Это, брат, особая штука. Родное что-то. Как на природе, так обязательно таранка требуется.

– Он очень природу любит, - сказал Валентин, обращаясь к Митеньке.
– А вот Петруша, должно быть, не любит. Петруша, ты любишь природу?

– Мне все равно, - отвечал Петруша, зацепив на вилку огромный кусок омара, который не снимался, пока он, взявши в руку другую вилку, не спихнул его наконец к себе на тарелку. И стал рассматривать его, прежде чем начать есть.

– Я, брат, этих козявок заграничных не особенно люблю, - сказал Владимир, глядя, как Петруша нерешительно, точно что-то подозрительное, расковыривает омара.
– Так только, для порядка держу.

– Нет, хорошо. Омаром нужно белое вино закусывать, - сказал Валентин. Лорд Байрон, например, любил тонкую закуску.

– Какой Байрон?

Валентин посмотрел на Владимира.

– Байрон, хороший приятель моего отца. Мясом торговал.

– Немец, что ли?

– Немец, - сказал Валентин.

– Ну их к черту!

Петруша не доел своего омара, осторожно отодвинул на край тарелки и, потянувшись за Владимировой таранкой, разорвал ее руками вдоль от хвоста и закусил ею.

В это время подкатил еще Авенир. Его встретили шумно и, усадив на ковер, дали рюмку и заставили пить.

– Ты нам о русской душе и о народе что-нибудь расскажешь, - заметил ему Валентин, на что Авенир, опрокинув рюмку и весь сморщившись, только махнул в знак согласия рукой.

Пока пили первые рюмки, разговор шел о том, где лучше пить, какое когда вино нужно упо-треблять и чем закусывать. Потом перешли на жизнь и, расплескивая рюмки, с покрасневшими лицами, вспоминали старину, пили за широту русской души, за великое будущее чего-то. При-чем тут уже заговорил Авенир и, вскочив, требовал выпить за русскую душу, как за неугасимый очаг священного бунта.

– Да против кого бунтовать-то?
– спросил Владимир.

– Против всего! Против всякого застоя и успокоения, не говоря уже о насилии абсолю-тизма.

– Ну, вали, - согласился Владимир, нетвердой рукой приближая свою рюмку к рюмке Авенира, чтобы чокнуться с ним.

– Стой!
– вдруг крикнул Владимир, оглянувшись на маляров, как на что-то забытое им.

– Иван Силантьич, выпить хочешь?

Бородатый маляр как будто нехотя и равнодушно поднялся.

– Отчего же, выпить никогда не вредно.

– Ну, делай упражнения, - сказал ему Владимир, показав рукой на гимнастические приборы, и, повернувшись туда лицом, приготовился смотреть.

Маляр остановился перед трапецией, медленно поддернул штаны и, кряхтя, полез на трапецию.

– Видал?..
– сказал Владимир Валентину и закричал на маляра: - Ноги-то, ноги-то продень через руки, голова! Забыл уже. Так, ну, ну!., тяжел стал. Теперь на кольцах лягушку сделай. Сильней, сильней раскорячивайся, живот подбирай! Вот... А ведь пятьдесят лет... Молодец, Иван Силантьич! Иди, брат, получай. Вот что такое русский человек. Авенир верно говорит. Он мне удовольствие доставил, уважил, теперь я его уважу. Держи стакан крепче, сказал Владимир, наливая маляру плохо слушающимися руками водку в подставленный стакан-чик.
– И закуски на. Хочешь вот эту козявку? Самая, брат, дорогая закуска. Вот приятель его отца только этим и закусывал.

Маляр, сморщившись от выпитого стакана, который он выпил, не отрываясь, запрокинув вверх курчавую бороду, нерешительно посмотрел на коробку с омарами и попросил чего-нибудь попроще.

– Икру кушай, бери что хочешь, - говорил Владимир, сидя на траве с графином водки в руках.
– Я, брат, когда меня уважают, ничего для хорошего человека не жалею. Пей, ешь за мое здоровье... А природа-то, Валентин... сказал Владимир, когда маляр ушел, утирая руками рот на ходу и рассматривая данную ему в руку закуску.