Русь эзотерическая (Учителя и М-ученики)

– Ну... конечно, добра, - растерялся Анатолий.

– Но, если ты хочешь нам добра, то это означает, что ты считаешь, что у нас нет от природы своего добра, и что мы -- злые. И нам необходимо чужое добро. Так?
– продолжил Андрей.

– Вовсе нет. И в вас есть добро.

– А что ещё, кроме добра, существует в мире? Или - нету в мире ничего, кроме добра?
– спросил Андрей.

– В мире, кроме добра, есть зло!

– Значит, в мире есть добро и зло. Нам же чего-то не хватает. Добро в нас есть. Значит, нам не хватает...

– Зла!

– И ты пришел поделиться с нами, пожелать нам...

– Зла! То есть... Нет, конечно. Добра! А, да ну вас. Я совсем запутался, - смутился Анатолий, и пошел к своей палатке, вновь ложиться спать.

– Друзья, пора нам расходиться. Владимир, у вас есть палатка? У Геры, я так понимаю, её нет... Впрочем, в любом случае, уже совсем темно, трудно будет вам палатку поставить. Да и не к чему. Идите спать в мою, - предложил Андрей.
– У меня трёхместная, а ночует в ней только Арей. А я в спальнике, рядом с палаткой, сплю. Ну, что? Всем - спокойной ночи. Утро вечера мудренее...

Глава 18. Молодое вино.

В лагерь Николая вернулся, наконец, дядя Юра: его так долго не было, будто он совершал обход абсолютно всех знакомых дольменов. Присел тихонько на лавочку напротив Николая. Неспешно достал пряники из сумки, налил себе чая.

– Я, дядя Юра, всё о ерунде какой-то разглагольствую, а так ещё и не спросил, как у тебя дела, жизнь? Давно же не виделись, - обратился к нему Николай.

– Да, целый год прошел, - отвечал тот.
– Всё у меня - слава Богу, все живы и здоровы. Жена, дети... Всё идет потихоньку, своим чередом. Да вот, дать, самого меня что-то в последнее время постоянно в разные слои кидает: лешие, русалки, духи леса... Домовые... Знаешь, ведь это всё действительно существует. И как-то всё это ко мне притягивается, что ли. В общем, я это вижу... Жутко, но интересно. Только вот, последнее время, дать, меня все эти сущности настолько преследуют, что и другим, если они рядом оказываются, мерещиться начинают. Меня уже люди немного побаиваться начали.

– Хорошо, что немного, - засмеялся Николай.
– Ну, а как ты вообще с миром внешним уживаешься? Ничего?
– спросил он.

– Да ничего, дать. По-прежнему: то крышу кому-нибудь починю, то замок врежу... А работаю всё там же. Всего вместе на хлеб хватает. На пряники, дать, не всегда, - и Юра снова с удовольствием надкусил пряник.
– А Люба моя хлеб в последнее время сама печёт. И здорово получается! Люблю свежий хлеб, с пылу с жару. Ну, а ты как, Никола?

– Живу, не жалуюсь, - задумчиво промямлил Николай.
– Когда-то, давно уже, в Москве, я как-то... Можно сказать, сфотографировался. Есть там такие приборы - за плату можно ауру свою запечатлеть. Показывают они мне снимок... Говорят, что ещё ни у кого такой ауры не видели. Я смотрю, а вместо ауры у меня - радуга! Ну, и ответь теперь, как может жить такой радужный человек? Конечно же, хорошо!

– Да, Никола, я тебе прямо скажу: есть у тебя сила, - сказал Юра.
– Правда-правда, я не шучу.

– Да она у всех есть. Только управлять ею мы не умеем. Я поначалу не понимал: что такое? Захожу, у брата в душевой моюсь - и у него водопровод из строя выходит. Прихожу к друзьям в гости - и у них свет отрубается... И так, как в анекдоте, подряд "восэмь раз". В общем, туши свет и сливай воду... Пока ещё не понял, как её по сторонам не расшвыривать, энергию-то... И другим неприятностей не доставлять.

– Никола, а ты мне скажи прямо: как ты думаешь, что нас всех ждёт... В смысле - Россию?
– спросил вдруг дядя Юра.

– Не знаю. Никто этого не знает... Да, нас победили. Взяли в свои руки все средства массовой информации, создали свою "культуру", свой язык... Промыли всем мозги и отлично процветают... Но, всё равно дрожат и боятся, что в любой момент их господство может рухнуть, как карточный домик. Потому что глубоко в душе они чувствуют, что не имеют никакого права, что заняли везде чужие места. И потому - злятся. И устраивают пир во время чумы. И это уже не остановить. У них во всём круговая порука, в их структуру не внедриться. Но они - лишь иллюзия людей. Тени. Развернись, ударь, плюнь посильней, и этот виртуальный мир рассыплется в прах. Только всё дело в том, что ударять нельзя. Надо ждать. Ждать, когда эта каша сама протухнет. Слишком далеко всё зашло. Только тронь - и тебя разъест эта гниль.

– Ну, теперь понятно: ты здесь лежишь и ждешь, Никола?
– спросил Юра.

– Жду... Я не дурак играть в чужую игру по чужим правилам, - ответил Николай.
– А ещё, не люблю общаться с трупами. Воняют сильно. А я не некромант...

Он замолчал, и повисла гнетущая тишина. Молчал, глядя в костер, и дядя Юра.

– Я говорил уже, что считаюсь чо-орным, - снова начал беседу Николай.

– А когда и где ты считался белым и пушистым?
– перебил его дядя Юра.

– Ты прав: нигде. Об этом речь и завел. Лишний я, неприкаянный. Вдобавок, меня-то здесь и раньше, благодаря Евграфию, люди чурались. Но теперь ещё и Витёк ко мне прибился, для пущего антуражу. Видел его? Он недавно из зоны вышел: отсидел, в смысле. За что сидел - про такое не спрашивают, да и, скорее всего, за какую-нибудь мальчишескую глупость, не похож он на злодея. Возвращаться ему некуда. Как попал именно в эти места - не знаю. Сложный он в общении. Как ни странно, замкнутый, даже стеснительный. И расписанный, как Третьяковская галерея ходячая... Сплошь в татуировках. Жил он здесь со мной всю прошедшую зиму, даже в лютые морозы. Мы тогда в строительный вагончик, что у лесопилки, к мужикам напросились. Пустили нас. Заодно, как сторожей использовали: сами по домам уходили. Почти всю зиму мы так и отзимовали. В самом конце только с семьей я одной познакомился, они в строительном вагончике живут. К ним ушел. Не скажу, что в эту зиму было приятно и просто. Своего рода - тяжелый эксперимент...

– Неконтактный ты человек, Никола, - заметил дядя Юра.

– Почему - неконтактный?
– вздохнул Николай.
– Очень даже контактный. У меня три месяца назад сын родился.

– Поздравляю.

– А как тебе место, где я стою?
– спросил Николай.
– Что здесь могло быть раньше? Почему-то всех отсюда вышибает, совсем мало людей могут тут находиться. И в основном - мужчины. Быть может, в этом месте когда-то жили колдуны? Маги?

– Очень даже может быть, - помолчав, ответил Юра.

В это время из леса вынырнула одинокая фигура: это был вернувшийся с "шабашки" лёгкий на помине Витёк. У Витька в руках была, неизвестно каким чудом завалявшаяся у кого-то в сарае, старая советская авоська, наполненная теперь картошкой. И полиэтиленовый пакет, в котором вырисовывалась бутылка и торчал хвостик довольно крупной сушёной рыбы. Витёк выглядел чрезвычайно довольным.

– Ну, как дела?
– спросил у него Николай.

– Вот, держи - это я заработал.
– И Витёк протянул ему авоську с картошкой.
– А то, я тебя несколько дней уже на харчи раскручиваю... А ещё, тут у меня вино домашнее есть. Вкусное. Мне на пробу налили стаканчик. Давайте, разопьём! Наливать?

– Мы с Николой, по традиции, в первый день моего приезда ночуем на дольмене, прямо сейчас и выдвинемся, только чай допьем. Пора уже,- сказал дядя Юра.

– А ты - приобщайся, не обижай старину Вакха, - добавил Николай.
– Василя и Виктора кликни -- они где-то поблизости. И рыбу обязательно съедайте, а то ночью, сам знаешь, дикие коты, а вернее, одичавшие домашние, сбегутся на запах.

Витёк и "кликнул". Василь и Виктор, будучи, действительно, неподалёку, тут же поспешили к костру с охапками сухих веток.